Мел была не в силах шевельнуться, потрясенная всем случившимся. Глаза застилали слезы, а на грудь словно навалилась какая-то тяжесть, мешавшая дышать. Единственное, о чем она думала – что он ранен из-за нее. Только услышав позади себя шаги, Она поняла, что они все еще в опасности. Она потянулась за кольтом Гейбриела, но со связанными руками достать его было трудно. Прежде чем она подняла револьвер вверх, Эдвард выбил его из ее слабых рук.

– Должно быть, это Гейбриел, – Эдвард склонился над истекающим кровью человеком. – Сейчас он не кажется мне таким страшным.

– Забирай свои деньги и убирайся отсюда! – выкрикнула Мел. – Позволь мне позаботиться о нем. Обещаю, никто не будет тебя преследовать.

– Я должен тебе поверить? – усмехнулся Эдвард.

– Да! – Мел поднялась и замахнулась на Эдварда, но ему не составило труда увернуться. – Если я оставлю его здесь, он умрет!

– Не хочешь оставлять умирающего? – Эдвард опять взглянул на Гейбриела. Окровавленный человек на земле был неподвижен и не подавал признаков жизни.

– Не могу. – Мел с трудом дышала. Конечно же, он не оставит Гейбриела в грязи умереть от потери крови. – Ради Бога, Эдвард! – взмолилась она.

Эдвард пожал плечами.

– Если ты настаиваешь, моя дорогая. – Он поднял револьвер, и не отрывая глаз от Мел, выстрелил в раненого. – Вот так. – Он посмотрел на свежую рану на левом плече Гейбриела. – Это ему поможет.

– Нет! – Мел бросилась на Эдварда, но он отступил в сторону, смеясь. – Ты сукин сын! – закричала она, падая в грязь.

Эдвард рывком поставил ее на ноги:

– Будь благоразумна, моя дорогая, или мне придется наведаться к твоему отцу. Хочешь, чтобы я и его застрелил? И сжег его затейливый дом? Всадил пулю в головку очаровательной мексиканки?

– За что? – прошептала она, вырвавшись из его рук и падая на колени около Гейбриела. Его рубашка пропиталась кровью, он не шевелился. Мел пыталась увидеть хоть малейшие признаки того, что он дышит, но грудь его была неподвижна.

– Я люблю тебя, – прошептала она, пока Эдвард открывал мешок с деньгами. – Если бы я сказала это тебе раньше. – Хлынувшие слезы солеными каплями падали на щеки Гейбриела, когда она нежно целовала его. Губы его были теплыми, но не шевелились, не отвечали на прикосновения ее губ.

Везде была его кровь: у нее на плаще, на руках, на всем, к чему она прикасалась. Вытирая слезы, она размазала его кровь по своему лицу.

Эдвард снова рывком заставил ее встать.

– Очень трогательно, но давай выбираться отсюда. – Он приторочил привезенный Гейбриелом мешок к седлу лошади Аризоны.

Мел встретилась с ним взглядом. Быстро смеркалось.

– Я не уеду отсюда. Бери свои деньги и немедленно уходи.

Эдвард схватил ее за плащ.

– Ты будешь слушаться меня, – прошипел он. – Ты поедешь со мной. Если мне придется еще раз тебя просить, я разряжу револьвер в лицо твоего мертвого мужа. Затем я навещу твоего отца.

– Он не мертв, – испуганно прошептала Мел, но Эдвард толкнул ее к лошади, рассматривая деяние своих рук.

Он удивленно, но без всякого раскаяния склонил голову набок.

– Боюсь, дорогая Мелани, он мертв. Занятно, – добавил он, опять толкая ее к лошадям. – Стрелять в людей и в мишени совсем не одно и то же. – Он едва взглянул на Аризону, который был еще жив. – Ужасно противно, а?

Он посадил Мел на ее серую кобылу. Все случившееся совершенно не трогало его. Досадливо морщась, он осторожно потрогал ранку на своем виске.

– Нам надо найти место, где можно помыться перед тем, как отправиться в дальний путь. Думаю, ниже по реке, – он с отвращением оглядел Мел. – Тебе необходимо избавиться от этого плаща. Он весь в крови.

С трудом преодолевая оцепенение, Мел ненавидяще посмотрела на Эдварда. Она наклонилась так, что их лица разделяло всего несколько дюймов.

– Ты будешь гореть в аду за это, Эдвард Фаллон. Клянусь, ты будешь в аду, – глухо, с ненавистью произнесла она.

Он деланно улыбнулся:

– Может быть, моя дорогая. Но кто окажется там первый?

Они двигались к Ред-Ривер по тропе индейцев-шони, и Мел с огорчением видела, что Эдвард очень умело заметает их следы. У ручья, где они остановились помыться в первую ночь побега, он разрезал ее веревки, чтобы снять испачканный кровью желтый плащ, а затем вновь связал ей руки веревкой от холщового мешка, переложив деньги в седельную сумку. И вновь, перед тем как они отошли от воды, он тщательно уничтожил все следы.

Они ехали всю ночь при свете полной луны. Мел проклинала луну, которая помогала Эдварду увозить ее все дальше и дальше от дома и лишала надежды на освобождение. Почему ему так везло? Он этого совсем не заслуживал.

Весь следующий день Эдвард старательно объезжал небольшие поселки на их пути и только раз рискнул наведаться в маленький городишко. Там он купил две широкополые шляпы – оба они уже начинали обгорать – и запас еды до Амарилло. В ту ночь он привязал Мел к дереву, не оставив огня для тепла и света. Было ужасно неудобно: листва молодого дерева хлестала по лицу, спина заболела задолго до того, как он вернулся и отвязал ее.

В течение всего путешествия Мел не делала никаких попыток освободиться. На это у нее не было ни сил, ни желания. Только одна мысль, одно стремление удерживало ее от того, чтобы броситься с лошади в воду Ред-Ривер: она должна убить Эдварда. Она еще не решила, как и когда, но она не сдастся на милость какого-то грязного развратника. Когда-нибудь Эдвард развяжет ее руки, и она сможет дотянуться до его револьвера. Она никогда не стреляла в человека, чтобы убить его, но ничто не помешает ей застрелить Эдварда. Этим оружием он убил Гейбриела.

После нескольких дней езды вдоль реки покатые холмы и пастбища сменились безводной, каменистой местностью, типичной для западной части страны. Вокруг сухая, растрескавшаяся земля, единственными признаками жизни на которой были низкорослые жесткие растения. Эдвард вслух проклинал эту пустынную местность, бормоча себе под нос или время от времени обращаясь к Мел, но не получил ни одного ответа с тех пор, как начался их переход.

Наконец Эдвард решил устроить привал. Сидя у костра, он наблюдал, как Мел ест, медленно и безразлично, уставясь в землю. Она нравилась ему больше, когда показывала характер, смотрела ему прямо в глаза и посылала к черту. Даже в Филадельфии, где он увлек ее благодаря своему обаянию, она казалась веселой и оживленной. Тогда, по крайней мере, она выглядела как женщина, в прекрасных платьях, с ухоженными волосами. А сейчас! В мужской одежде, с растрепанными волосами, угрюмым лицом.

Он понимал, что в Санта-Фе не сможет получить за нее – грязную и безжизненную – хорошие деньги.

Она целиком была в его власти, обычно привязанная к луке седла или, как сейчас, со связанными ногами, чтобы Мел могла брать пищу. Оружие всегда при нем, ему не составило бы труда овладеть ею, заставить забыть мертвого мужа. Но он не хотел ее. Он любил, чтобы его женщины выглядели настоящими женщинами: платья, декольте, косметика.

– Через несколько дней мы будем в Амарилло, – он попытался завязать с ней разговор, что безуспешно делал уже не раз за время их путешествия. – Мы сможем остановиться там на пару дней, поспать в настоящей постели в хорошей гостинице. Я смогу купить тебе платье. Красивое.

Мел на мгновение застыла с ложкой фасоли у рта. Она поняла, что он задумал, почему он хочет, чтобы она выглядела симпатичной и женственной. Ей все равно, что он говорит или делает. Он никогда не доедет до Санта-Фе. Вероятно, и она тоже, но это не имеет значения. Она все время видела перед собой умирающего Гейбриела. Его кровь на ее руках. На рукаве ее плаща, свернутого и привязанного к луке седла, пятно его крови. Седла красивой серой кобылы, прекрасной лошади, в ночи мчавшей ее к Гейбриелу.

– Ты меня пугаешь, дорогая, – Эдвард встал и швырнул остатки обеда в костер. – Можно подумать, что я застрелил тебя, а не твоего муженька.