─ С добрым утром, леди Эванжелина, ─ в комнату, неся поднос с завтраком, входит Лина. ─ Как вы себя чувствуете? Хорошо спали?

─ Спасибо, Лина. Да, хорошо. Чувствую себя отдохнувшей и полной сил, ─ ни капельки не вру своей камеристке.

У меня сегодня на самом деле ощущения такие, что я готова мир перевернуть. Неужели сон так подействовал. А может, мой ночной посетитель сделал что-то, чтобы я быстрее поправилась. Или птица. Кстати, о ней родимой…

─ Лина, ты не могла бы открыть полностью окно? В комнату залетела птичка. Не мешало бы ее выпустить.

─ Какая птичка? ─ округляет глаза служанка.

─ Ну, вот же. На изголовье сидит, ─ невежливо тычу пальцем в нахальное пернатое.

─ Но леди, там никого нет, ─ удивленно шепчет Лина.

Может, для Лины там и нет никого, а вот для меня стрижик вполне себе видимый и даже осязаемый, помню, как чувствовалось под подушечками пальцев его шелковистое оперение. Но кричать об этом было бы глупо и небезопасно, особенно после того, как меня забрали из лечебницы для душевнобольных.

— Ой, а что это так восхитительно пахнет, — с деланным энтузиазмом восклицаю я, дабы переключить внимание камеристки на что-нибудь другое.

— О, это! — тут же ведется она на прием. — Новый рецепт. Мод где-то узнала как печь оладьи со сладким сыром. Очень вкусно.

— Охотно верю, — улыбаясь, вдыхаю аппетитный аромат.

Сырники мне часто готовила бабушка на завтрак, ибо только так меня можно было заставить поесть с утра перед школой. Потом бабуля заболела, и ее не стало.

Сейчас же, вместе с этим запахом, сердце в моей груди тупой иголочкой кольнула ностальгия, и я словно воочию увидела бабушку Лиду у плиты в байковом цветастом платье и белом полосатом фартуке, перешитом из старой юбки.

Незаметно смахнув набежавшую слезу, осторожно поднимаюсь с постели и, накинув поданный Линой халат, сажусь за столик. Краем глаза цепляюсь за изголовье кровати, но моей гостьи там уже нет, впрочем, не сомневаюсь, что она скоро снова появится.

— Леди, — мнет служанка в руках край передника. — После осмотра врача, вас попросил зайти к нему в кабинет лэрд Эмерей. Сказал, что для очень важного разговора.

Коротко киваю, понимая о чем мы будем говорить, и радуюсь, что доктор дает добро на окончание моего вынужденного заключения.

Сырники оказываются не только аппетитно пахнущими, но еще и потрясающе вкусными. Почти, как у бабули. Я и глазом не успеваю моргнуть, как уплетаю почти всю порцию. Почему-то вспоминается фильм “Унесенные ветром”, когда мамушка отчитывала Скарлетт, говоря, что истинная леди ест на людях, как птичка, и потчевала ее блинчиками перед приемом в “Двенадцати дубах”. Скарлетт из меня, как и леди, такая себе получается.

После завтрака Лина подбирает для меня платье и помогает одеться. Отчего-то именно сегодня я долго пялюсь на предложенные варианты, не зная, на каком остановиться. Разноцветные легкие муслиновые наряды, аккуратно разложенные на кровати, напоминают яркие экзотические цветы, но ни один из них меня не привлекает. В результате “плюю” на все это, в том числе и на глупое желание казаться привлекательной и женственной во время знаменательной беседы, и выбираю первый попавшийся вариант.

Белое в мелкий горошек платье удачно подчеркивает тонкую талию, слегка открывает ключицы и расходится пышной юбкой до самого пола. Я определенно нравлюсь себе в зеркале. Есть какая-то прелесть во всех этих винтажных нарядах, нежность, элегантность, утонченность, девушку в таком одеянии хочется холить, лелеять и оберегать.

Осторожный стук в дверь раздается уже, когда служанка расправляет поясок на талии, разглаживая едва заметную складочку.

— Это, наверное, доктор, — задумчиво смотрю на дверь. — Впусти его, Лина. А после осмотра я о кое-чем хотела бы у тебя спросить.

— О чем же, леди? — поднимает брови камеристка. — Вы что-то вспомнили?

— Потом, Лина, — машу рукой.

За дверью и правда стоит уважаемый Риган. При виде меня он сияет улыбкой и, уверенно переступив порог комнаты, полушутливо спрашивает:

— Как тут моя любимая пациентка?

— Доктор Эшли, на данный момент я ваша единственная пациентка, — хмыкаю в ответ, поворачиваясь к мужчине.

— Но это ведь совсем не исключает возможность быть любимой, — скалится в ответ Риган.

Смотрю на него с плохо скрываемым замешательством. Это что, флирт?

Лина убирает со стола посуду и выходит, а врач приступает к своим обязанностям. Теперь мне еще больше неловко, когда он дотрагивается до моего лба ладонью, измеряет пульс, проводит руками над телом, уложив меня на постель, иногда останавливаясь и более тщательно сканируя область сердца и солнечного сплетения.

— Ну что я могу сказать, — закончив осмотр, вещает лекарь. — Эва, ты поразительно быстро восстановилась. Все системы органов функционируют замечательно, жизненные показатели в норме. Если тебя больше ничего не беспокоит, то карантин я снимаю, а вот укрепляющие капли еще недельку попей, не помешает.

— Спасибо, доктор Эшли, — поднимаюсь с кровати и искренне благодарю врача.

— Мне-то за что Эва? Это все твоя жажда к жизни и молодой организм, — отвечает мужчина. — Кстати, можешь звать меня Риган.

— Я не знаю, удобно ли, — опускаю ресницы, избегая смотреть ему в глаза.

— Абсолютно, Эва. И я рассчитываю тебя увидеть сегодня за ужином.

Неуверенно улыбаюсь и киваю, чувствуя себя не в своей тарелке от такого внимания.

Доктор, собрав свои инструменты, поднимается и уходит, а я принимаюсь ждать Лину. Хотелось бы с ней поговорить о моих способностях перед разговором с графом, чтобы быть, как говорится, во всеоружии.

Проходит десять минут. Двадцать. А горничной все нет и нет. Я уже начинаю немного нервничать. Не обозлился бы Эмерей на мою задержку, все же указания были ─ прийти сразу же после осмотра. Нетерпеливо ерзаю в кресле, прождав еще десять минут, а потом, сдавшись, решаю топать к Теодору. Разговор с Линой снова откладывается.

И только оказавшись за дверью своей комнаты, понимаю, что совсем не знаю куда идти. Я бывала в детской, библиотеке, классной комнате и даже на кухне, но вот апартаменты графа мне еще не доводилось посещать, как и его личный кабинет. Хотя припоминается мне, что в первый день, когда Зоуи вела меня в наши комнаты, она вскользь заметила, что восточное крыло это вотчина Теодора. Дескать, там и его кабинет, и зал с оружием, которое лэрд самозабвенно коллекционирует, и мастерская. Хотя какая может быть мастерская у аристократа, ума не приложу.

Дохожу до верхней площадки лестницы и сворачиваю налево, попадая в аналогичный западному крылу коридор. Тут тоже стены пестрят портретами и гобеленами. Вполне возможно, что за некоторыми из них прячутся новые тайные ходы, которые с большим энтузиазмом давно уже обследовал любопытный Сет. Может, не мешало бы попросить у мальчика провести мне экскурсию по секретным лабиринтам замка.

Ноги мягко пружинят в толстом ворсе ковровой дорожки, не издавая ни звука, я по очереди аккуратно заглядываю в каждую дверь, попадающуюся мне на пути.

За первой меня встречает огромная светлая комната. В ней отчетливо пахнет свежей древесной стружкой. Огромный стол у стены усеян золотистыми колечками опилок, а на самом его краешке выстроились в ряд несколько небольших деревянных игрушек. Там и лошадка, и котенок, и кораблик с надутыми парусами. С минуту стою, рассматривая все это, а затем тихо закрываю двери. Кажется, я нашла мастерскую.

За второй дверью, судя по всему, и есть тот самый зал с оружием. На стенах висят разнообразные мечи, сабли, секиры, арбалеты, луки и даже что-то отдаленно напоминающее булаву. Эту дверь я закрываю поспешнее, не теряя времени на разглядывание экспонатов.

До третьей двери я не дохожу. Дорогу мне преграждает непонятно откуда взявшийся стриж. Птица возмущенно чирикает и мечется от одной стены коридора к другой. Все мои попытки пройти мимо оказываются тщетными. Пернатое создание больно щиплется и дергает за волосы. Отмахиваюсь от бешеной пташки, но та все равно не успокаивается, пока, наконец, не хватает меня за локон и не начинает тянуть в сторону лестницы.