Гроссмейстер понимал, что слушатели уже догадались, к чему он ведет, но не собирался отказываться от решающего аргумента.

— Покидал ли Император Терру вообще?

Вот оно. Кое-кто из воинов тихо пробормотал ответ, немногие шевельнули губами, бессловесно повторяя его. Лютеру не требовалось говорить за них.

— Нет.

Рыцарю хотелось взглянуть в лицо Белату, но он наблюдал за остальными Темными Ангелами. Посмотрев на Захариила и его офицеров, гроссмейстер убедился, что они наготове. Воины поглядывали то на Лютера, то на других космодесантников.

Почувствовав, что слишком напряжен, гроссмейстер повел плечами и головой, после чего направился обратно к главному столу. По дороге он обернулся к Асмодею. Библиарий сидел, сложив пальцы «домиком» у нижней губы, и внимательно наблюдал за Лютером.

Хорошо.

Захариил слышал только половину из речи гроссмейстера. Ему приходилось изо всех сил напрягать волю, чтобы аккуратно удерживать свое сознание в разумах слушателей Лютера. Асмодей, видимо, пока что не замечал следов ауры мистика в мыслях прочих легионеров.

Псайкера изматывал не расход сил — родная планета подпитывала его энергией через разумы учеников, он просто направлял эти потоки. Усталость была вызвана необходимостью сдерживать свирепую мощь Калибана, контролировать ее, неторопливо вливать ее по капле в сознание тех, кто внимал гроссмейстеру, и действовать осторожно, чтобы скрыть происходящее от библиария.

Хотя Захариилу не удалось завлечь Асмодея в тайную комнату мистиков, где Уроборос освободил бы его разум из ментальной клетки Императора, гость не возражал против изучения сокрытых прежде знаний. После вынужденного бездействия из-за Никейского эдикта он жаждал использовать свой дар, и недавнее применение псионических сил только распалило это желание. Возможно, этого не осознавал даже сам Асмодей.

Тем не менее он не обрадовался бы, узнав о заговоре, в котором участвовал Захариил. Лютер не питал иллюзий, что его аргументы перевесят годы обучения и десятилетия службы легионеров, поэтому обратился за помощью к мистику. Правда, космодесантников нельзя было переубедить и одним лишь пси-воздействием, если не считать прямого вторжения, на которое тут же отреагировал бы библиарий. План состоял в том, чтобы переманить Темных Ангелов на сторону гроссмейстера, сочетая игру слов и игру разума.

— Я не последую за Хорусом! — заявил один из гостей.

— Я тоже! — мгновенно ответил Лютер, качая головой. — Никто не собирается менять одного тирана на другого. Свободным Калибаном будут править его сыновья и дочери.

— Император — не тиран. — Захариил не понял, кто это сказал, но фраза сыграла на руку гроссмейстеру так, словно он сам вписал ее в сценарий выступления.

— Нет? — переспросил Лютер, огибая край стола. — Разве?

Он снова занял символическую позицию руководителя — место между Белатом и Гриффейном — и оперся кулаками о темное дерево.

— Просперо.

Одно тихое слово прозвучало громче десятка выкриков. В нем содержалось множество смыслов. Гроссмейстер на несколько секунд замолчал, предоставив легионерам самим разбираться с всплывшими у них в сознании образами, отчасти внедренными Захариилом. О чем бы ни думали Темные Ангелы, каждый из них неизбежно хотя бы на мгновение представил себе Калибан на месте Просперо.

— Мир Магнуса и Тысячи Сынов. Император послал туда своих псов, гончих Фенриса, и теперь там одни лишь руины да погребальные костры. — Упоминание Космических Волков всколыхнуло космодесантников сильнее, чем слова о сожженной планете. Мистик не знал, что произошло между двумя легионами, но, судя по реакции, нечто скверное. Каждый воин воспринял услышанное с негодованием. Лютер был доволен, но избегал победных ноток в голосе. — Космические Волки, новое излюбленное оружие Императора. Варвары, готовые разрушить мир разума и здравомыслия просто потому, что не понимают его значения.

— Кто же тогда повелитель, избравший такое воинство? Такова истинная суть Императора. Такова природа хозяина Льва. Такова натура самого Льва. Шаблон понятен. Я старался достойно воспитать примарха, но потерял его, как только Император явился на Калибан. Генетический отец занял мое место, и тогда проявилась настоящая природа его созданного в лаборатории сына, как и всех остальных сыновей. Противоречия, раздор, мятеж. Где теперь Имперская Истина, если вокруг одно инакомыслие?

Кажется, усомнился даже Белат, но Лютер не заканчивал речь. Он хотел растравить еще одну рану перед тем, как будет нанесен coup de main.

— Война пока не добралась до Калибана, но она придет сюда. Это неизбежно. Сколько катастроф за последние годы обрушилось на планеты, обитатели которых считали, что великие силы не обратят на них внимания в схватке за власть? Не думайте, что Император потерял интерес к Калибану. Хотя варп-штормы терзают всю Галактику, отрезая друг от друга целые системы, Он засылает к нам шпионов.

Легионеры встретили такое заявление скептически, что было ожидаемо. Серьезное обвинение, без каких-либо вещественных доказательств. К счастью, Лютер в них не нуждался.

— У меня есть свидетели, гордые сыны Калибана, которые подтвердят факт вторжения. Меньше чем в километре отсюда находится камера, где я держу сына другого мира, отправленного сюда как агента Терры. С какой целью? Он не отвечает. Вспомните, однако, что мы ответственны не только за то, что говорим, но и за то, о чем умалчиваем. И, если он не может рассказать о своей миссии, я обязан предположить, что она направлена против Калибана.

— Какой же вывод мы сделаем из этих двух предпосылок: сожжения Просперо и прибытия к нам имперского шпиона с тайным заданием? Закроем на них глаза, назовем простым совпадением? Будем готовиться к обороне или, словно овцы, ждать появления волков?

— И должны ли мы, забыв о здравом смысле и уроках истории, поверить, что Хорус проснулся однажды утром и вдруг решил восстать против Императора? Или нам все же следует рассудить, что он узнал сокрытую правду и начал действовать единственным способом, доступным полубогу, которого воспитали как полководца? Я не утверждаю, что мне известны ответы. Недоумение суть истинное понимание. Неведение о том, куда идешь, — истинное знание. Я разделяю ваше смятение, поскольку времена сейчас грозные и безумные, но прошу вас обдумать еще один вопрос.

Лютер положил ладонь на руку Гриффейну. Он возвышался над сидящим легионером, и прикосновение выглядело жестом поддержки.

— Где же Лев сейчас, когда горят планеты и погибают целые армии? Летит ли он домой, на честный Калибан, чтобы защитить его?

Повисла тяжелая пауза, во время которой все ждали ответа избранного лейтенанта. Сумел ли лорд Сайфер убедить его в правоте гроссмейстера?

— Нет, — ответил Копьеносец, нахмурившись. — Эль’Джонсон отправился на Макрагг.

— Макрагг? — Лютер настолько умело изобразил удивление, что ему почти поверил даже Захариил, в присутствии которого гроссмейстер услышал о действиях примарха. — Почему же Лев взял курс на Макрагг, если разумно предположить, что главная цель Воителя — Тронный мир?

— Жиллиман строит там новую империю, забыв о верности Терре, — раскрыл тайну Гриффейн.

Магистр мистиков и без пси-способностей ощутил бы, насколько ошеломило Темных Ангелов подобное откровение. Они знали, что их господин куда-то отбыл, но, возможно, не спрашивали себя о причинах его отсутствия.

— Примарх бросил нашу планету на произвол жестокой судьбы не ради обороны Терры, но с тем, чтобы поддержать нового претендента на трон Повелителя Человечества. Ни он, ни Император, ни Хорус не станут защищать наши интересы. Калибанцы должны взять власть в свои руки.

Приближался переломный момент. Даже Белат выглядел подавленным — неизвестно, убедил ли его Лютер, но воин прекратил возражать. Судя по тем мелочам, что Захариил узнал во время псионической атаки на магистра капитула, тот должен был склониться к мнению большинства. Белат всегда тянулся к тем, кто держал бразды правления, будь то Лев или Корсвейн. Он без особых сомнений перейдет на сторону гроссмейстера.