Рано утром 7 мая взвод девушек-снайперов перемешался с наступающими солдатами. «В воздухе свистели мины и осколки»[221], — вспоминала Нина Коваленко, бывшая студентка Краснодарского педучилища, в войну — командир отделения девушек-снайперов. Катя Передера, размышляя позже о произошедшей беде, удивлялась, как все девчонки, двинувшись вперед, тут же потеряли друг друга из виду: она оказалась вместе с Женей, рядом были ребята-автоматчики. Заметив девушек, солдаты стали орать им, чтобы шли обратно. Вокруг был редкий кустарник, в нем не спрячешься от огня немцев, отстреливавшихся сверху[222].

«Куда вы лезете! — крикнул кто-то. — Прячьтесь!» Они и сами видели, что надо залечь и переждать огонь. Советские солдаты вокруг них уже не двигались вперед, «все там катились вниз», вспоминала Передера.

Девушки увидели неглубокую воронку от артиллерийского снаряда, в которую можно было спрятаться. Катя оставила винтовку наверху у края воронки, и сначала разнесло винтовку.

Женю ранило, когда она вползала в воронку. Она «поникла сразу», но успела попросить Катю: «Перевяжи меня!» Пуля попала в сердце, но Женя еще пару минут была жива. Тут же ранили и Катю, пока она еще не успела полностью залезть в воронку — «ноги торчали наружу». По ним, конечно, стрелял немецкий снайпер, использовавший разрывные пули. Такими пулями пользовались и они. Катя почувствовала страшный удар, «как будто сильно-сильно по ногам палкой ударили». Нога с наполовину сорванным сапогом превратилась внизу в страшное месиво. Катя достала перевязочный пакет и хотела перевязывать Женю, но так и не перевязала. Только, превозмогая страшную слабость, развернула пакет, как увидела, что Жене уже не поможешь. Где-то рядом должна была быть медсестра Женя Грунская из их взвода, но Катя понимала, что некогда ждать помощи. Надо, пока не потеряла слишком много крови, ползти вниз — иначе умрет или добьет немецкий снайпер.

Она поползла, дважды по дороге потеряв сознание, и сама доползла вниз. Только там ее положили на носилки и унесли в убежище. «Где Женя?» — спросил кто-то, и Катя сказала, что Жени больше нет.

Потом, скитаясь по госпиталям, и после войны Катя все думала о Жене. Что стало с ее телом? Похоронил ли кто-то Женю, запомнят ли люди то место, где она похоронена? Будет ли куда прийти матери? Позже она узнала, что Женя похоронена в братской могиле на Сапун-горе. Там же лежит и еще одна Катина боевая подруга, медсестра Женя Грунская, которая погибла в том же бою.

Разрывная пуля раздробила Кате пятку, и она целый год провела в госпиталях. В августе 1944 года, сменив два госпиталя, она ехала в третий. Дела шли не блестяще: нога заживала плохо, предстояли еще операции. Кормили в госпиталях ужасно, болеутоляющих не было, но вокруг были люди, которые страдали гораздо больше, чем Катя. Она уже решила, что после войны пойдет учиться на врача. Ее мучила тоска по дому и по маме. И вдруг в августе перемещение в очередной госпиталь — многодневное путешествие в санитарном поезде, то тихо ехавшем, то сутки стоявшем на какой-нибудь станции, — неожиданно приблизило ее к дому.

«Это же Кавказская!» — вскрикнула она, проснувшись утром на станции и выглянув в окно. Здание станции выглядело не лучшим образом, но Катя сразу узнала ее. Здесь был ее дом. «Ой, Кавказская! Мама моя здесь!»[223] — закричала она, и кто-то из ходячих раненых позвал к окну местных женщин — их много встречало поезда с ранеными в надежде найти сыновей и мужей. «Скажите адрес, мы сходим», — вызвался кто-то из них. И, когда Катя сказала (мама жила в двух или трех километрах от вокзала), две женщины со всех ног побежали туда. Матери, как назло, не оказалось дома, и эти совершенно незнакомые женщины кинулись ее искать в другом месте, про которое сказала соседка. Катя просила, чтобы мама принесла квашеной капусты, цветов и сала: этого ей больше всего не хватало на фронте и теперь, в госпиталях. Она смотрела в окно и ждала, ждала. Неужели сейчас поезд тронется и мама не успеет? Мама успела, прибежала «вся в мыле». Принесла капусту, вареной картошки, которая оставалась дома, хороший кусок сала и цветы — панычи, офицерики, всех оттенков от красного до желтого, и первые астры, и голубенькие Дюймовочки. Катя очень любила эти неприхотливые цветы и, когда сама стала матерью и у нее появилась дача, тоже сажала такие — панычки и астры, «простенькие палисадниковые цветочки».

Мама провела с ней пару часов, потом поезд поехал дальше. Но, как оказалось, конечная точка Катиного больничного маршрута была уже не так далеко. Мама часто к ней приезжала в тот госпиталь, привозила Кате котлеты, блины и редиску, скрашивая больничное питание. Приезжала и сестра — не Нина, Нина демобилизовалась только после войны, а Валя, которую недавно выпустили из тюрьмы. Она сбежала из воинской части, где работала как вольнонаемная, и за это была арестована: по законам военного времени вольнонаемным нельзя было покидать рабочее место.

Катин взвод пошел дальше, гнать немцев. В боях за Севастополь он потерял еще двоих бойцов: погибли Лиза Василенко и Лиля Вилкс. Остальные освобождали Румынию, Венгрию и Чехословакию. В городе Зволен 1 февраля 1945 года погибла Галя Колдеева, которой только исполнилось 19 лет[224].

«Прибывшими снайперами-женщинами уничтожено 8 немцев»[225], — записано в донесении по 1138-му стрелковому полку 7 апреля. Роза Шанина и ее товарищи лишь недавно попали на фронт. Армия, в которую прислали снайперов, стояла в обороне в Белоруссии. Хотя решение о наступлении на этом участке фронта уже было принято, началось оно лишь в июне, и к этому времени о работе девушек-снайперов, особенно Розы Шаниной, знал весь фронт. Старший сержант запаса Жудин позже описал, как в полку появились девушки, как он водил их на передний край — показать, где больше скопилось немцев[226]. Лучше других он запомнил Розу — самую активную из девчонок. Прошло меньше месяца, и 1 мая о Розе писали фронтовые газеты: «Красноармейская правда» и «Уничтожим врага». О ней писали и в боевых листках частей. Заголовки были такие: «Следуйте примеру Розы Шаниной!», «Ни один патрон без фашиста!». В конце мая сержанта Жудина вместе с Розой награждали орденом Славы: счет Розы к этому времени превысил двадцать.

Шанина рассказывала в прессе о своем первом немце: «Наконец к вечеру в траншее показался немец. Я определила расстояние до цели. Оно было не больше четырехсот метров. Дистанция подходящая. И когда фриц, пригибаясь, пошел к лесу, я выстрелила. Но по тому, как падал немец, я поняла, что не убила его. Около часа фашист лежал в грязи, не решаясь двигаться. Потом пополз. Я выпустила вторую пулю. На этот раз выстрел оказался верным»[227].

Фотокорреспондент фронтовой газеты «Уничтожим врага» Александр Становов познакомился с этим снайперским взводом сразу, как они попали на фронт, и слышал об их первых успехах во время обороны между Витебском и Ор-шей. Он и сам вместе с солдатами сначала подсмеивался над «говорливыми, веселыми девчатами»: какие из них солдаты? Но вскоре уже снимал их для армейской газеты: Розу, Калю Петрову, Симу Анашкину, Лиду Вдовину, Дусю Красноборову и Сашу Екимову. Эту группу 19 мая упоминала даже сводка Информбюро. О Розе написали отдельно, как об «уничтожившей 15 фашистов»[228]. Когда Становов появился в расположении взвода, Роза, «высокая, стройная, с улыбчивыми глазами девушка», наотрез отказалась фотографироваться. Согласилась наконец сняться в окружении подруг[229].