– Чего тут, э?

– Убери его, – раздраженно сказал Смолин Шварцу.

Шварц распахнул дверцу со своей стороны и довольно громко цыкнул:

– Иди, не отсвечивай! Тут люди героин вешают на точных весах, а ты под руку вякаешь… Сгинь!

Услышав про такое дело, худенький чернявый гастарбайтер преисполнился ужаса и, проворно пятясь, исчез за забором, явно не намеренный поднимать тревогу.

– Ну ладно, – сказал Смолин. – Ордена свои я, конечно, заберу, уж не посетуй…

– Да я понимаю…

– Ну вот и отлично. Все остальное меня не интересует, поскольку – не мое. Пусть себе лежит и продается по возможности.

– А если она спросит… Мы же с ней и дальше будем общаться, наверняка… Она ж не говорила, что больше знать меня не знает, речь шла только о том…

Он замолчал, понурившись. Похоже, до сих пор питал надежды, что все волшебным образом станет по-прежнему в один прекрасный миг. Смолин не собирался дискутировать с ним на эту тему – все равно ничего не докажешь, все мы в этом возрасте были идиотами, романтиками, идеалистами…

– Вот и расскажи ей чистую правду, – сказал он. – Что на тебя налетел с подручными злой дядька Смолин, отобрал ордена и выспрашивал обо всем… Правду, Миша, говорить выгодно – когда ничего не выдумываешь, не запутаешься и не собьешься…

Глава 5

Будни и маленькие праздники

Больше всего этот субъект отчего-то напоминал Смолину сельского учителя из глубинки: маленький, щупленький, с реденькими усиками и печатью некоторой интеллигентности на угреватом челе. Костюмчик паршивенький, галстук класса «Мерзаче» – классическая жертва рыночных реформ и прочих либеральных выкрутасов (причем, как положено, изрядно дравшая в свое время глотку в поддержку означенных реформ).

Полное впечатление, что незваный гость чуточку нервничал, – не озирался с затравленным видом и не вздрагивал от малейшего шороха, но явно не мог похвастать полным душевным спокойствием. Потертый портфельчик он сначала поставил у стола, потом взял на колени, потом опять поставил…

Смолин, наблюдавший за ним с некоторым любопытством, сделал равнодушное лицо и с величайшим терпением сказал:

– Я так понял, у вас ко мне дело?

– Да, посоветовали вот… Простите, не знаю вашего имени-отчества…

– Василий Яковлевич. А ваше?

– Евтеев Николай Петрович… Из Предивинска… Я тут хочу кое-что продать, а вы, я слышал, покупаете…

Смолин сидел с равнодушным лицом, но мысли, как обычно в такой ситуации, мельтешили с феерической быстротой и проворством. Предивинск располагался на севере области – райцентр в таежной глуши. Но это сегодня, а когда-то, полторы сотни лет назад, именно он, а не Шантарск был столицей губернии. И обитало там тогда раз в двадцать больше народу, чем в Шантарске, – губернские учреждения, ярмарки, купеческая гульба, гарнизон, подворье архиепископа, каменные дома, церкви, даже настоящий театр, по пьянке основанный чудившим золотопромышленником Буториным, да так и сохранившийся до нашего времени, – и много чего еще. Потом, уже при Александре II, властно вмешалась экономика: новый транссибирский тракт переместился южнее и стал проходить через Шантарск, куда довольно быстро и переместилась с севера вся вышеописанная цивилизация, а большой и шумный некогда Предивинск захирел навсегда.

Это – сухая история, а что до антикварного бизнеса… В Предивинске до сих пор всплывают порой интересные редкости, так что, заслышав его название, любой знающий антиквар невольно делает стойку, вот как Смолин сейчас…

Однако не стоит забывать о другой стороне медали – в нынешних непростых условиях, когда над шантарской антикваркой витает тень майора Летягина…

– Показывайте, – сказал Смолин скучным голосом. – Если что-то интересное, почему бы и нет…

Посетитель торопливо вскинул на колени портфель, щелкнул старомодной застежкой, покопался внутри и с глухим стуком положил на стол нечто определенно тяжелое, округлой формы, размером с блюдце, завернутое в белый пластиковый пакет. Принялся нервно разворачивать. Смолин приглядывался, как обычно в таких случаях, сохраняя на лице полную отстраненность, чуть ли не равнодушие: мол, мало ли хламу таскают…

Звякнуло, лязгнуло… Смолин внутренне напружинился, как почуявший мышь хваткий котяра.

Перед ним лежали два предмета из почерневшей от времени бронзы – в темной, почти черной патине, кое-где тронутые зелеными пятнышками окиси. Почти круглый диск с затейливым украшением в верхней части (вроде двух звериных голов) и бляха в виде волка – на обратной стороне сохранилось одно из двух креплений. Зверь – несомненный волк, Смолин подобных перевидал немало, вот только все они были маленькие, а этот раза в два побольше всех прежде виденных, в полтора указательных пальца. Чистейшей воды археология. Скифы, точнее говоря. У Смолина в этих делах был изрядный опыт. Скифьё, точно. В обеих столицах у него была пара-тройка серьезных покупателей на такие именно вещи – коллекционеры с внушающим уважение стажем и опытом…

Как он ни приглядывался, и простым глазом, и в лупу, не мог усмотреть признаков фальшака. В последнее время развелось немереное количество халтурщиков, впаривающих лохам подобные «редкости», покрытые зеленой окисью толщиной чуть ли не в палец: но знаток легко отличит настоящую окись, высокопарно выражаясь, налёт столетий, от фуфла, изготовленного с помощью не самых редких химикатов…

По всему выходило, что вещи настоящие. Интересные вещи. Таких стараются не упускать…

Однако – другая сторона медали…

Смолин с безразличным лицом проворачивал сейчас огромную мыслительную работу. Серые клеточки работали с предельной нагрузкой, звеня от напряжения и попахивая горелой изоляцией.

Теоретически рассуждая, этот ерзавший на стуле нервный субъект с обликом провинциального учителишки вполне мог оказаться очередной подставой лучшего друга шантарских антикваров майора Летягина, вознамерившегося по своему милому обычаю подложить очередную свинью. Ну, а на практике…

Продавая подобные археологические редкости, опять-таки рискуешь налететь на очередную статью. Но вот покупая означенные раритеты, рискуешь значительно меньше. Они не подходят под категорию «заведомо краденого» – ну откуда Смолин мог знать, что его клиент только что обчистил какой-нибудь музей или занимался незаконными раскопками? От дедушки осталось, сто лет валялось в комоде, детишки трех поколений забавлялись, порастерявши половину… Смолин вообще может не знать, что это «археология» и «антиквариат» – ему просто-напросто предложили красивые вещи, он их, поразмысливши, и приобрел. Исключительно для личного пользования, повесить над журнальным столиком, чтобы глаз радовали… Мода нынче такая, всеобщее поветрие… Одно дело – когда тебе предлагают за нечистый товар меченые купюры, и совсем другое – когда покупаешь ты сам…

В общем, он решил рискнуть.

– Честно говоря, я не большой специалист, – сказал он, начиная увлекательнейший поединок «продавец-покупатель», сам по себе порой будоражащий нервы почище звонкой монеты.

– Я показывал кой-кому… У нас… Говорят, это все настоящее. Археологические редкости. Скифская бронза.

– Ну откуда в Предивинске знатоки… – поморщился Смолин.

– Не скажите! У нас хороший музей… вы не слышали?

– Ну слышал, конечно…

– Музей основан еще в восемьсот сорок третьем, – гордо сказал Евтеев. – Люди там понимающие, некоторые даже в Москве известны.

Это была чистая правда – но Смолин, как и подобало толковому купцу-хитровану, сохранял на лице безразличие, чуть ли не брезгливость.

– И сколько же вы за все это хотите? – спросил он главное (но таким тоном, словно речь шла о безделице).

– По десять тысяч за штучку.

– Не долларов, надеюсь?

– Ну что вы! Рублей, конечно…

– Однако… – покрутил головой Смолин. – Я бы дал за каждую ровнехонько по пять.

– А я бы, простите, никак не взял, – с неожиданной твердостью сказал Евтеев. – По десять они стоят. Безусловно стоят.