Но я дышу. Размеренно и ровно.

И всё равно вспоминаю, что в открытом космосе человек не может выжить. ДКБ. От перепада давления кровь мгновенно вспенивается пузырьками газов, и тогда…

^ДКБ — декомпрессионная болезнь.^

— Не бойся. Верь мне. — Опять странный звук голоса, и я наконец понимаю: мужчина говорит, не размыкая губ.

Голос в моей голове звучит твёрдо и властно, и я гораздо больше верю ему, чем собственной памяти. Один раз он уже спас мне жизнь, так может, и теперь — повезёт? Вот только…

Отсутствие давления. Отсутствие кислорода. Отсутствие тепла. Радиация. Отсутствие света.

— Не бойся, Нина. — Глубокий, обволакивающий голос легко заменяет всю остальную реальность. — Смотри.

Не знаю как, но — я вижу в окружающей темноте. Нану поворачивает меня спиной к себе, и далёкие звёзды вращаются вокруг. Мы плывём, кувыркаясь в пространстве, лишённом верха и низа. Только чёрная бездна — и бесчисленные белые огоньки.

Но взгляд упрямо цепляется за простые и понятные вещи. За кружку в руке. Чай в ней должен испариться и превратиться в кристаллики льда. Но под моим взглядом из кружки медленно поднимаются упругие, живые шарики жидкости. В них тоже искрятся звёзды.

— Смотри, Нина. Она прекрасна. Она живая.

Прикосновение губ к шее у воротника формы — тёплое, знакомое. Я вспоминаю, что могу осязать, и чувствую близкое тепло тела мужчины так остро, словно рядом не живое существо, а в спину мне светит яркое летнее солнце.

— Смотри!

Звучит как приказ, и я подчиняюсь, и взглядом проваливаюсь в чёрную бездну, а она — наполняет меня до краёв. Холодная, равнодушная, пустая… Или нет?

Из черноты проступает багрянец — сначала тускло и бледно, намёк на цвет, потом oн светлеет. Клочья пространства начинают походить на рыжие сполохи пламени, разгорается ярче их горячая жёлтая сердцевина. Зелёное дрожащее марево полярным сиянием очерчивает огненные облака. Вспыхивают огромные, ослепительно яркие голубые звёзды. Я не могу вспомнить, как выглядит на картинках Сириус, но почти уверена — он где-то здесь. Края их обводятся насыщенно-синими ореолами, переходящими в густой фиолет, на краях меркнущий до черноты.

Полный спектр основных цветов. Завораживающее, текущее, пребывающее в постоянном движении пространство. Совершенное воплощение красоты, которое человеческий разум веками пытался уместить на холсты и в трёхмерные картины. Только бесконечность, как ни старайся, невозможно выразить цветными пятнами.

И та часть бездны, что уместилась внутри меня, тоже расцвечивается огнями. И странно: как я могла её бояться?..

Тяжесть навалилась внезапно, она пришла первой. На следующем вдохе в лёгкие хлынул привычно безвкусный воздух корабля, я закашлялась от неожиданности и сморгнула видение открытого космоса. И только потом появились звуки: стук упавших кружки и планшета, а потом — тихое монотонное гудение, пощёлкивание, потрескивание. Всё то, что сопровождает жизнь любого корабля и на что перестаёшь обращать внимание на второй день корабельной жизни, а потом, на планете, долго привыкаешь к их отсутствию и первое время постоянно просыпаешься в панике от наступившей тишины.

Ноги подогнулись, но Нану не дал упасть. В первый момент опять удержал за плечи, потом перехватил удобнее, поперёк туловища.

— Что это было?! — прохрипела я сквозь кашель.

— Ты молодец, — с явным удовольствием в голосе похвалил ксенос, отступил к стулу и сел, пытаясь угнездить меня у себя на коленях.

— В жопе огурец! — вызверилась в ответ. Силы возвращались, и я использовала их для того, чтобы вывернуться из хватки пассажира и встать. Наверное, он бы мог при желании удержать, но — не стал, позволил шарахнуться в сторону и обернулся. — Какого?!

Удержаться в рамках приличий не удалось, да и не хотелось. Длинную матерную тираду Нану встретил своим обычным тёплым, понимающим взглядом. Чем взбесил еще больше.

Потом вздохнул, молча поднялся, но не подошёл ко мне, а поднял кружку и планшет, положил всё на поднос. Опять сел, опять поднял на меня гипнотический взгляд и ровно сказал:

— Успокойся.

Мгновение — и я вдруг почувствовала себя истеричной идиоткой. Глубоко вздохнула, с выдохом рухнула на соседний стул. Появилось запоздалое ощущение грандиозной подставы, непонятной западни, в которой уже захлопнулась дверца, а я всё ещё не понимаю, куда именно попала. И то верно: уши развесила, и вешай на них что хочешь. Это существо — не человек, и человеком никогда не было, и с чего я вдруг начала верить во всю эту чушь?!

Пока в моей голове метались эти нервные мысли, мы двое сидели друг против друга и мерились взглядами — мой напряжённый против его безмятежного. Потом вдруг Нану полуприкрыл глаза, глубоко вздохнул.

— Нина, ну что случилось?

— Это ты у меня спрашиваешь?! — так изумилась я, что даже не возмутилась. — Мы провалились в открытый космос и выжили там, ты в моей голове разговаривал, а теперь спрашиваешь — что случилось?!

— Вот мы и подошли к самой большой проблеме, — вздохнул ксенос. Плавно, неспешно поднялся, хотя я всё равно напряглась, обошёл стол и мой стул. Конечно, я обернулась следом. — Ты слишком напряжена и тебе самой это сейчас мешает. Позволь, я помогу тебе успокоиться. Пожалуйста. Я ведь ни разу не причинил тебе вреда, не причиню и сейчас. Просто лёгкий массаж.

— А это ещё пока неизвестно, причинил или нет, — упрямо проворчала я, но сделала над собой волевое усилие и заставила повернуться. Воевать глупо, а кое в чём он прав: я действительно слишком напряжена, чтобы рассуждать здраво и хладнокровно.

— Мы не проваливались в открытый космос в том понимании, какое ты вкладываешь в эти слова, — мягко заговорил Нану, а его пальцы закопались мне в волосы, массируя голову. — Мы провалились… Не знаю, как это объяснить. Та часть пространства, или, скорее, его слой, в котором весь наш вид существует основную часть времени. Наверное, на твой язык слово, которое его обозначает, можно примерно перевести как «изнанка». Скрытая часть, на которой лучше видно, как всё устроено.

— И оно всегда выглядит так?

— По-разному. Это бесполезно объяснять.

— А если туда провалится кто-то из экипажа? — спросила мрачно. — Там никакие спецкомплекты не помогут! Кто им на ухо всякие умные вещи наговаривать будет?

— Не провалятся, — вздохнул над головой Нану. Наклонился, расстегнул на мне фланку и спустил с плеч, чтобы огладить и слегка размять уже их. Я не сопротивлялась, его прикосновения действительно успокаивали. — Они чужды тому пространству и просто не смогут туда попасть.

— А я?

— А ты с ним уже соприкасалась через моё сознание. Слишком рано… — он тяжело вздохнул. — Это случайность. Я не ожидал, что так выйдет, и мне жаль, что ты так испугалась. Твоё тело вполне пригодно к этому, подсознание готово, а вот разум…

— Туповата, и в этом главная проблема? — пробормотала я понимающе, уже вполне расслабившись под ладонями мужчины. — Ну да, не без этого.

— Нет, — недовольно возразил Нану. — Слишком рациональна. А всё это плохо вписывается в твой понятный, привычный, уравновешенный мир. И если здесь, — ладонь его мимолётно скользнула по грудине вниз, к сердцу, и вернулась обратно на плечо, — ты уже приняла и осознала новую для себя часть действительности, то здесь, — он кончиком пальца слегка стукнул меня по лбу, — яростно сопротивляешься и не веришь даже собственным ощущениям.

— Ну, я всё-таки офицер космофлота, а не томная барышня, грезящая о потустороннем и мистическом, — проворчала я. — Это я еще прогрессивная, это ты ещё со сторонниками концепции «сначала стреляй, потом разберёшься» не знаком. Надо было тебе…

— Не надо, — перебил он. — Я ждал именно тебя и не рассчитывал, что всё будет легко и просто. К тому же тебе нужно просто привыкнуть. И понять, что нет ничего потустороннего или мистического, просто новая точка зрения — и новая грань реальности, недоступная прежде восприятию. Тебе лучше?