— Хорошо-то как, Маша! Я не Маша! А всё равно — хорошо!!
Повернулся и увидел оцепеневшего немца.
— А! — сказал Вася тем же тоном. — Проснулся, наконец.
Похлопал себя по телу, повертел головой во все стороны, поднял вверх палец:
— Сейчас всё будет правильно!
Окунул палец в ведро с горячей жидкостью, хмыкнул, произнёс звук «А!», махнул рукой, окунул в ведро большую тряпку, вынул её и постелил на тело покойной. Затем снял с крюка кружку Эсмарха, зачерпнул ею из ведра, повесил на место, а наконечник резинового шланга небрежно сунул между ног покойной, прямо в бугорок Венеры.
— Сейчас, — сказал Вася. — Сейчас согреется.
Полез под свой халат и вытащил из-под него большую связку презервативов, ласково именуемую в народе «патронташ». Оторвал один, протянул немцу.
— Зачем? — глупо спросил Фридрих.
Вася вытаращил глаза.
— А ты что, не будешь, что ли? Ты что? Ты же здоровый мужик! Любовь — это радость!
— Любовь? — сглотнул Фридрих тихим словом, поглядев на труп.
— Любовь, секс, трах, — как хошь назови. А не хошь говорить — спой!
Голый санитар всплеснул руками, перебрал босыми ногами по каменному полу, то есть, станцевал, в своём понимании танца, и заголосил дурным голосом:
— «Моя милая в гробу, я подкрался и… люблю«…Опа!
Остановился, нагнулся поближе, интимно потыкал пальцем в грудь немца.
— И ващще! Как попы говорят? Бог есть любовь! Значит, любовь есть Бог. Так в божественных книгах прописано. Понял, да?
Фридрих сглотнул невесть откуда взявшийся в горле комок, ответил слабо:
— Вы предлагаете мне секс с трупом?
— Слушай, не дури! Кому какое дело до того, каким образом человек достигает оргазма? Тебе будет — хорошо, а ей уже всё равно. И ващще! Ты мясо с трупа ел?
— Ел, — убитым голосом сознался Фридрих.
— Ну вот! — торжественно заявил Вася. — Потрахаешься в своё удовольствие, а потом и шашлычка сварганим! Шашлычок «Любительский», из свежеотлюбленной любимой. Мясцо парное, час назад как трамваем задавило. Я потом так зашью, что никто и не подумает. Всё равно шрамы от вскрытия остаются. А спирт, кстати, ещё есть.
И покровительственно сунул немцу презерватив, прямо в руки.
— Держи! Без этого нельзя. Потому как трупный яд, всё-таки.
Фридрих почувствовал приступ тошноты. Не исключено, что придётся ещё раз кричать съеденным. Чего не хотелось. Пришлось пускаться на хитрости.
— Я плохо чувствовать себя, — ломаным языком сказал он.
— В смысле? — не понял Вася.
— Оказаться, я плохо переносить много спирт, — честно ответил Фридрих.
— А! — задумчиво промолвил санитар. — Ну, это может быть. На спирт тоже тренировка нужна. Значит, не будешь, говоришь? Ну а я ещё разок тогда. Подожду немного, как согреется, да ещё палочку кину. Пятую…
— Что есть кинуть палку? — заинтересованно спросил Фридрих, уверившись в том, что угроза совокупляться с трупом, да ещё, оказывается, переполненным до самых краёв вагины трупным ядом, его миновала.
— Как — что? — удивился Вася. — Кинуть палку, потрахаться, вдуть, зафердолупенить по самые помидоры, отодрать мочалку, факнуть, дать покурить, если в рот, ну, бабу поиметь, в смысле. А ты чего таких простых вещей не знаешь?
Посмотрел вбок. Хлопнул себя по лбу.
— Блин! Ты же немец! Совсем забыл.
— Правда? — удивился Фридрих. Но дальше удивляться не стал, просто спросил:
— А зачем греть труп?
— Как зачем? Чтобы потеплее была. Как живая. В смысле.
— А вот это? — указал пальцем на кружку Эсмарха.
— А! — сказал Вася, подошёл к трупу, вытащил из вагины погибшей наконечник клистира, опустил его в ведро, послышалось журчание.
— Как говорит наш главный специалист по прохладным машкам, — что в нашем деле есть самый цимес? Вагинальная клизма из горячего формалина! От этого там, где нужно, такая приятственность образуется, что прямо лучше, чем у натуральной. Нет, ты в самом деле не хочешь попробовать, а? А то давай! Или ты стесняешься? Кого, меня? Так я выйду!
Фридрих замахал перед собой руками, показывая, что необходимости никакой нет, он и в самом деле лучше воздержится. Фридрих указывал на живот, свой живот, естественно, корчил рожи, показывая, как ему нехорошо, махал открытыми ладонями, нет, мол.
— Ну, — разочарованно сказал Вася. — Как хочешь, как хочешь…
Потом кинул на немца подозрительный взгляд.
— А ты часом не того, не пидарас?
— Кто? — вытаращил глаза Фридрих.
— Ну эти, которые мужиков трахают.
— А! — сообразил Ингер. — Гей? Русский гей есть п-пидарас?
По слогам выговорил незнакомое слово. Вася усмехнулся.
— Не. Не русский. По этому поводу мне тут анекдот рассказали. Ну, это, приходит мужик к врачу и говорит, значит. Дескать, доктор, я думаю, что я — гей. А тот ему так: а вы кто по профессии? Ну, там, банкир, журналист, политик? Ну, повар, — говорит мужик. А доктор ему: ну, ты хотя бы не русский? Да нет, говорит повар, — русский я. А врач ему так: какой же ты тогда гей? Ты простой пидарас!
И расхохотался. Потом сразу же нахмурился. Вздохнул тяжко.
— Был тут у нас один. Ночным санитаром. Тоже пидарас оказался.
— Он водил сюда мужчин? — догадался Фридрих.
Вася посмотрел на немца чуть ли не с презрением.
— Слушай! Умный человек, почти что иностранец, а такую дурь несёшь! Ну, какой дурак в морг устраивается, чтобы живых трахать? Ну, сам подумай! Жмуров трахал, паскуда!
И Вася в сердцах трахнул кулаком о лежак, на котором сидел бок о бок с немцем.
— Ему, как человеку, про вагинальную клизму объяснили! Кто ж знал, что он горячий формалин в жопу заливать будет! Мало того, что всю больницу говнищщем провонял, так ещё раз пришли родственники обмытого обряжать, а у того из жопы гандон торчит! Да ещё к тому же и пользованный! Шухер был до седьмого неба, блин! Ну, погнали того пидора ко всем, на хер, пидарам! А нам-то каково!
Вася всплеснул руками и уставился на немца разгневанным взглядом.
— Ну, ты сам посуди: какой от всего этого моральный урон чести заведения!
— О-о-о… — понимающе покивал Фридрих. — А я и не знал, в чём причина такой глубокой неприязни некро-гетеро-филов к некро-геям! А всё так просто!
— Некро-гетеро-фил… — со вкусом произнёс Вася и прищурился. — Звучит-то как…
Вздохнул, слез с лежака, подошёл к мёртвой сексуальной партнёрше.
Некоторое время глядел на неё, прищуривался, примеривался.
Потом сделал шаг, хакнул, нагнулся, выкинул руки и каким-то хитрым движением резко надавил на живот покойной. Срамные губы Венерина бугорка нехотя раздвинулись и выплюнули в пространство струю тёплого формалина пополам с трупным ядом. Внутренности полового органа в очередной раз согрелись и были готовы к употреблению.
Удовлетворённо посмотрел на дело рук своих, снял с трупа мокрую тряпку, надел на изготовленный к сексу член новый презерватив, в последний раз движением руки пригласил немца попробовать, а когда тот отрицательно помотал головой, окончательно отказываясь, вздохнул, пожал плечами и полез на партнёршу, напевая дикую, ни на что не похожую песню:
К нам недавно заходил -
Зоо-некро-педо-фил.
Мёртвых маленьких зверушек
Он с собою приносил…
Дальнейшего развития действия Фридрих дожидаться не стал, а потихонечку-потихонечку, крадучись, покинул место действия. Героическими усилиями удерживая в желудке жаждущее свободы содержимое из съеденного и выпитого ранее. Остановился только на улице, под светом фонаря. Тоскливо смотрел по сторонам, губы беззвучно шептали: «Апокалипсис EVERY DEY, Апокалипсис EVERY DEY»… Сюда его только привозили, обратной дороги пешком он не знал, а идти по городу ночью невесть куда…
Рассвет застал Фридриха на пропахшем тёплым формалином крыльце морга. Русский добрался-таки до своего спирта, разошёлся вовсю, и всю ночь истово предавался утехам крайней плоти. Немец ночевал на улице. Обхватив себя руками за подмышки, приплясывал с ноги на ногу, дрожал от холода пополам с похмельем и беспрерывно, по-русски, повторял:
