— О! — меланхолично заметил Фридрих. — Гурман, однако.

Воодушевлённый Вася продолжил:

— Ну, профессор на занятиях по анатомии говорит студентам, что врач должен быть не брезгливым. Ну, суёт трупу палец в задницу и облизывает его. Ну, один студент решается и повторяет. Тогда профессор говорит, что врач должен быть не только не брезгливым, но и наблюдательным. Я, говорит профессор, в зад совал этот палец, а облизывал вот этот!

— Голова, — меланхолично заметил Фридрих. — Молодец, однако.

Вася разошёлся.

— Ну, приходит студентка сдавать зачёт. Преподаватель ей: берите билет! Она: кайф! Он ей: будете готовиться? Она: кайф! Он ей: а вы какое-нибудь другое слово знаете? Она: секс! Он ей: а что это такое? Она: кайф! Он ей: скажите, девушка, в вас есть хоть что-то положительное? Она: как же, как же, реакция Вассермана!

И зашёлся в хохоте.

— Вассерман? — меланхолично переспросил Фридрих. — Это проба на сифилис?

— Ага! — жизнерадостно ответил Вася. — А ты чего не смеёшься?

— А разве это — смешно? — задумчиво спросил Фридрих.

Вася недоумённо выпучил глаза.

— Ну, ты даёшь! Наверно, выпил мало.

Однако Вася оказался в корне не прав. Спирт кончился.

— Пойду ещё принесу, — сказал санитар, тяжело поднялся и пошёл в морг.

Однако, едва он свернул за угол, как оттуда раздался чей-то рассерженный голос. Ему, столь же сварливо и громко, ответил голос Васи. Потом голоса утихли, а из-за угла появился санитар. Быстрым шагом подошёл к гостю, почесал нос, сказал взволнованно:

— Тут это, того, труп привезли, принять надо.

— Принимай, — вяло отозвался Фридрих. — Я тут посижу, хорошо?

— Хорошо — хорошо! — с готовностью сказал Вася. — Конечно, сиди. Ну, я пошёл?

Фридрих махнул рукой, отпуская, и санитар с топотом убежал за угол. В морг.

Неспешно текли минуты. Тишина. Только еле-еле, на самом пределе слышимости, потрескивает огонёк в керосиновой лампе. Фридрих сидит на стволе дерева без коры, ноги его едва не касаются пустых медицинских подносов из-под ножей патологоанатома. Хмель от спирта потяжелел. В горле першило. Протянул руку, взял банку, попил воды.

Положил руки на колени, голову на руки, смотрел в никуда.

— Какая странная страна Россия, — думал Фридрих. — Какие странные в ней живут люди. И как странно всё, что происходит со мной. А что, собственно говоря, со мной происходит?

Немецкая пунктуальность проснулась и взяла дело в свои руки.

— Во-первых, — рассудил Фридрих, — я как будто раздвоился.

В подтверждение этих слов из тела Фридриха выплыл его призрачный двойник, развернулся и сел на ствол дерева напротив. В той же позе. Фридрих не удержался и помахал ему рукой. Двойник ответил тем же жестом. Ингер удовлетворённо улыбнулся, вернулся в прежнюю позу и стал думать дальше.

— Во-вторых, изменилось моё поведение. Если бы кто-нибудь сказал мне, что я буду пить спирт в компании с санитаром морга для того, чтобы отметить факт погребения неопознанных трупов в братской могиле, причём мне бы сказали, что эти трупы буду разгружать я сам, а тем более вручную, за руки и ноги, я бы ответил, что мой собеседник сошёл с ума. Разве представитель правления банка способен на такие поступки?

Фридрих вопросительно посмотрел на своего призрачного двойника.

Двойник поднял голову, посмотрел на Фридриха и пожал плечами.

— Понятно, — подумал Фридрих. — А не может ли быть так, что я попросту подвергся влиянию окружающих? И под их влиянием просто-напросто сошёл с ума?

Почесал нос жестом санитара. Двойник поднял голову и повертел пальцем у виска.

— Да, — решительно подумал Фридрих. — Алкоголизм. Допился банкир до белой горячки.

Возле призрачного двойника возникли два психических санитара кавказской национальности. Один из них, у которого была только половина головы, потрогал лоб призрака, повернулся к напарнику и замахал руками:

— Слушай, да! Белый-белый и совсем горячий, да!

На двойнике немца оказалась длинная рубашка, рукава которой санитары тут же принялись завязывать на его спине. Двойник вытянулся, изменился лицом — и умер. Санитары исчезли. Появился Вася из морга, отрезал у дубля Фридриха ногу, насадил её на вертел и принялся жадно пожирать прямо сырой. Сожрав половину, вторую половину протянул немцу.

— Держи, братан, мы люди честные. Ты чё? Это же Ролекс, Ролекс!

Собственная полусъеденная пятка ткнулась прямо в губы Фридриху. Ужаснувшись этому чудовищному предложению самоедства, Фридрих принялся отчаянно отбиваться от засовываемого в рот мяса. И очнулся.

Он сидел на стволе дерева где-то на улице и шевелил руками в воздухе прямо перед своим лицом. Луна, сиявшая в просвете между тучами, бросала на землю свой таинственный свет, отчего все предметы принимали какие-то фантасмагорические формы.

— Где я? — ошарашенно спросил немец.

Потом потрогал руками голову и задал новый вопрос:

— Кто я?

Не получив ответа, поднялся, посмотрел по сторонам. В одной стороне ему показался выход. Туда он и направился, перемещаясь вдоль стены и опираясь на неё для надёжности руками. Дошёл до угла, свернул за угол. На лицо упали первые капли дождя. А прямо перед ним возникли широкие каменные ступени. Сверху на них падал конус света от пронзительной жёлтой лампочки накаливания под древней тарелкой, жестяным колпаком от дождя, он же примитивный рефлектор-отражатель. Колпак-отражатель слегка покачивался, отчего в невнятный шорох начинающегося дождя вплетался тягучий ржавый скрип, а освещённое пространство под ним раскачивалось из стороны в сторону, как ноги повешенного.

Кажется, он узнаёт это место…

Ещё перед входом в зал со столами для трупов Фридриху послышались некие странные звуки, ассоциирующиеся никак не с местом упокоения усопших. А скорее — с кораблём секса из фильма «Калигула». Настолько сладострастны и томны были стоны прерывистого дыхания, доносившиеся до его ушей из-за закрытых дверей.

— Наверно, мой пьяный сон продолжается, — сказал сам себе Фридрих.

И тихо, чтобы не скрипнуть, отворил дверь. Вошёл. И увидел.

Ввиду сегодняшней очистки ледника морга пусты были все лежаки для трупов, кроме одного. Нет, двух. На одном санитар Вася осуществлял половой акт с каким-то лицом женского пола. Что можно было увидеть из отвисших по бокам грудей с широкими тёмными сосками. А также женского платья, небрежно брошенного на соседний лежак. На этом же лежаке валялся скомканный халат санитара, а на другом конце этого же лежака имела место быть отрезанная голова девушки. Длинные ресницы, накрашенные губы, химическая завивка…

Фридрих успокоительно покачал головой и кивнул сам себе. Теперь ему стало понятно, почему голое тело под санитаром показалось ему ненормально коротким. Просто оно было без головы. И, кстати, руки вниз с лежака живая женщина так бы не свешивала.

Постойте?..

Глаза Фридриха сделали попытку вылезти из орбит, нижняя челюсть опустилась, тело немного наклонилось вперёд, а в горле начался процесс беспрерывного икания, регулярно сотрясавшего ослабленный спиртом организм иностранца.

Вытаращенные глаза Ингера зашарили по пространству морга. Замечая то, что было упущено зрением при первом взгляде. А именно: большое ведро с тряпкой на боку, издающее запах какой-то горячей медицинской жидкости. А также металлическая стойка с большой резиновой кружкой Эсмарха, в просторечии именуемой клизмой или клистиром. Длинный резиновый шланг с белым пластмассовым наконечником свисал почти до пола и слегка раскачивался в такт страстным сексуальным движениям санитара.

Санитар Вася, накушавшись медицинского спирта, совокуплялся с трупом.

Достойное завершение оргии в морге.

На десятое или двадцатое икание немца Вася добился оргазма, замычал и затих.

Потом поднялся с мёртвой, почесал впалый тощий живот, снял с обвисшего члена презерватив и кинул его на соседний лежак. Прямо на скомканную одежду. Слез с трупа, похлопал безголовое тело по животу и бодро произнёс: