— А что плохого в демократии?

Полковник фыркнул.

— Знаете, есть у нас такой анекдот. Приходит мужик к доктору и говорит ему: «Доктор, что-то у меня в жопе нехорошо». А тот ему в ответ: «А что ТАМ может быть хорошего?» Когда нам сказали, что рынок это хорошо, мы опять поверили. А на деле сели играть в экономические карты фраер ушастый и шулер прожжённый. Какое же это равенство? Восемьдесят процентов населения на референдуме по поводу СССР проголосовали за сохранение единого пространства. Но СССР взяли и расчленили. Где же здесь воля народа?

— Вам надо было сделать импичмент, — не согласился Фридрих.

Полковник протяжно вздохнул и улыбнулся.

— Всё как-то забываю, что вы так мало жили в России… В этой стране, чтобы вы знали, импичмент сверху производится путём опубликования имеющегося компромата. А импичмент сбоку или снизу делается так: совмещаете перекрестие с головой, плавно нажимаете на спусковой крючок, — импичмент…

Свои слова полковник сопровождал жестами. На финальном слове «импичмент» он изобразил отдачу от выстрела. Фридрих подумал и закусил кружочком колбасы.

— Между пятой и шестой промежуток небольшой, — сказал полковник, разливая.

— Кажется, кто-то говорил то же самое по поводу первой и второй?

— Да у нас вообще между первой и пятнадцатой не принято останавливаться.

Фридрих посмотрел с подозрением. Полковник не то мило шутил, не то…

Уловив его взгляд, господин Мороз широко улыбнулся.

— Ваше здоровье!

На всякий случай Фридрих приналёг на закуску. Говорят, помогает.

По совместному молчаливому согласию решили сделать перерыв. Полковник немного размяк, показал гостю фотографии семьи, фотографии сослуживцев. На одной из них, большом многоголовом снимке, Фридрих нашёл и майора Феликса, и того лейтенанта.

— А где майор? — спросил с любопытством. — Его не будет сегодня?

— С майором мы уже отмечали немного вчера на работе, да и потом отметим, не в первый раз. А вот когда я ещё с вами посижу, господин Ингер. Говорят, вы скоро нас покидаете?

— Да, скоро полгода, как я здесь. Кончается командировка, по-русски говоря.

— Ну, — широко развёл руками полковник, — Угощаем, чем можем. Разносолов всяких вы и дома поедите, если захочется, у вас поди, там всякого такого разного больше, чем у нас. Мы если и можем чем поразить, так это чем-то необычным. Самовар на свежем воздухе.

— Или шашлыки из человечинки, — не подумав, ляпнул захмелевший Фридрих.

И тут же осёкся, прикусил язык. Но было уже поздно. Старого служаку провести трудно. Взгляд его, брошенный в сторону гостя, красноречиво говорил об этом.

— Что, приходилось пробовать? — якобы небрежно спросил господин Мороз.

— Так и угостить могу, — махнув на всё, сказал Фридрих. И добавил:

— Только при условии, что за этим не последует никаких санкций.

— Если без криминала, — не последует, — твёрдо пообещал полковник.

— И будьте без формы, пожалуйста.

— Само собой, само собой, — засмеялся полковник. — И когда?

— Встретиться надо, обговорить. Как будет свежее мясо, подходящее, в смысле.

— В одном из моргов?

— Разумеется, — ответил Фридрих. — Где же ещё?

Полковник вздохнул.

— В наши дни ни о чём нельзя сказать наверняка… Мало ли?

— Обижаешь, начальник, — твёрдо ответил Фридрих. — Я, конечно, немец, но не душегуб.

Полковник посмеялся.

И они вернулись к столу.

— У вас красивая жена, господин Мороз, — говорил Фридрих, закусывая балыком.

— Ох, сейчас разревнуюсь! — смеялся полковник.

— Нет, правда. Я бывал во многих странах. И нигде не видел таких красивых женщин. Я имею в виду, на улицах. В большом количестве. В Америке есть красавицы. Но все они, или почти все, собраны в Голливуде. На улице или толстухи, или рожа кирпичом.

— А как в Германии?

— В Германии не может быть некрасивых женщин, — по определению. Или Брунгильда, или Лорелея. Не трогайте Германию, господин Мороз!

— Конечно, конечно, — смеялся полковник, — Мы же не под Москвой! Тут я бессилен!

Фридрих погрозил ему пальцем.

— Так в чём же дело, я не первый отмечаю этот факт. Почему? Warum?

— Просто такая порода, — улыбался полковник. — Но это хорошая тема для разговора. Вот, тоже, спрашивает генерал поручика Ржевского: «Поручик, о чём вы думаете, глядя на эту саблю?» «О женщинах, ваше высокоблагородие!» «Почему, поручик?» «А я о них всегда думаю!»

И они, смеясь, начали говорить о женщинах. А что? Очень мужской разговор!

Когда Фридрих подошёл к железной двери своего подъезда, сзади к нему обратились на родном языке.

— Немец — это вы?

Фридрих обернулся. Прилично одетый человек в тёмных очках смотрел на него, и от всей его фигуры веяло напряжением, усталостью и опасностью.

— Да, я немец. Из Германии. Из Баварии.

— Я прошу вашей помощи.

Сложенные и убранные в карман тёмные очки скрывали за собой воспалённые, полубезумные глаза, глаза загнанного оленя.

Фридрих вспомнил себя, господина Деница из гостиницы «Центральная», усмехнулся покровительственно этому воспоминанию. Кивнул, приглашая заходить.

— Мне очень нужно как можно скорее вернуться в Германию.

— Что мешает?

— Русские спецслужбы. Они наняли меня как специалиста по настройке специального электронного оборудования. А здесь я слишком много узнал. В том числе и то, что когда во мне перестанут испытывать нужду, я умру.

— И вы решили сбежать?

— Да. Без денег. Без документов — их у меня отобрали сразу же по приезде. Меня возили в специальной машине. Здесь я искал хоть одного немца. В гостинице «Центральная» мне сказали про вас и дали ваш адрес. Вы — моя последняя надежда. Если вы мне не поможете, меня убьют.

Фридрих протяжно вздохнул.

— В этом мире живут умные, те, кто убивает ради денег. Глупые, которые помогают другим бесплатно. И дураки, сующие нос в чужие неприятности. Полгода назад я послал бы вас в полицию. А сейчас я просто глупый дурак. Вам чуточку повезло.

Виталий приехал, когда господин Аксель Лессинг принял ванну и поел. Впервые за три дня. Водка не в счёт.

— Спецслужбы?!.. — Виталий почесал в затылке. — Это серьёзно.

— Подумай. Он твой коллега — тоже пытается выжить.

— Польщён вашим доверием, товарищи немцы, но дело почти безнадёжное. Без документов, без денег…

Фридрих вздохнул и сказал:

— Ладно. Деньги — будут.

— Уже легче. Если деньги есть, будут и документы… Самолёт и поезд отпадают, билеты именные. По паспорту. Остаётся автостоп. Ждать и ловить тебя будут и они, и менты. На западном направлении перекрыто будет всё. Давай-ка ты двигай на восточное. Дальше, но надёжнее. На перекладных — до Владивостока. А там заходишь в порт, спрашиваешь какого-нибудь капитана — моряка — и в Японию. На судне каком, на рыбачке, ну, сам сообразишь, если жить захочешь.

Фридрих вздохнул и полез в шкаф.

— Вот моя карточка. На ней — десять тысяч марок. Таким образом, ты в Японии их сможешь получить. Ну, вот и всё.

Когда грузовик дальних перевозок фыркнул кубами чёрного дыма, зарычал двигателем и унёс господина Акселя Лессинга в сторону страны Восходящего Солнца, Виталий расхохотался от души и сказал:

— А я-то думал, что только мы, русские, можем быть такими дураками!

К Васе Фридрих попал на следующий день. В этот день дежурным моргом был именно его морг. Естественно, зашёл поговорить насчёт шашлыков. Санитар встретил немца как родного, пообещал позвонить сразу же, как только завезут подходящее мясо. Так и сказал:

— Как мясо нужное объявится. Так и всё будет правильно! Ё-моё! В первый раз замужем, что ли! Ты чё, Фриня?

Фридрих уже не в первый раз слышал из уст Васи эту разновидность уменьшительного варианта от своего имени. Для привыкшего к Фрицу Фриня звучало — забавно.

— Я понимаю. Товарища угостить — дело нужное, Фриня! Что бы мы делали вообще без товарищей? А, я спрашиваю? За други своя! — на последних словах бил себя в грудь.