И она была вынуждена признать, что не будь Тирни так хорош собой, так по-мужски привлекателен, она, конечно, не стала бы так нервничать. Если бы не тот летний день, проведенный с ним на реке, она бы не была так смущена, оказавшись с ним наедине.

– Вода еще идет?

Лилли вздрогнула, когда его голос неожиданно раздался прямо у нее за спиной.

– Да. К счастью. – Она повернулась к Тирни и увидела, что он прижимает к затылку полотенце. Волосы у него были мокрые. – Как дела?

– Под водой было больно. Отчасти, наверное, потому, что она такая холодная. Но потом, мне кажется, холод притупил боль. – Он отнял руку с полотенцем от затылка. Полотенце было в свежих пятнах крови, но ее стало заметно меньше. – Вот и кровь почти перестала. Ты не могла бы посмотреть?

– Я уж хотела начать тебя уговаривать.

Он сел на один из высоких стульев верхом – лицом к спинке. Лилли поставила аптечку на стойку, зашла ему за спину и после минутного колебания осторожно развела волосы чуть ниже макушки.

– Ну? – спросил он.

Порез был глубокий и длинный. На ее неопытный взгляд, рана выглядела скверно и казалась опасной. Лилли шумно вздохнула.

– Все так плохо? – улыбнулся Тирни.

– Ты когда-нибудь видел перезрелый арбуз с лопнувшей коркой?

– Ой-ей-ей.

– И на затылке припухло.

– Да, это я почувствовал, пока промывал.

– Я бы сказала – тут требуется не меньше дюжина швов. – Тирни повесил полотенце себе на шею.

Лилли подняла уголок полотенца и боязливо промокнула рану. Хорошая новость: кровь больше не течет. Едва сочится, скорее сукровица.

В аптечке нашлись всего четыре тампона, пропитанных антисептиком, в индивидуальной упаковке.

– Держись, – сказала Лилли, не зная, кому она это говорит, Тирни или себе самой.

Он схватился за ажурную спинку стула и положил подбородок на руки.

– Я готов.

Но стоило ей прикоснуться марлевым тампоном к ране, как он дернулся и со свистом втянул в себя воздух. Лилли торопливо заговорила, стараясь его отвлечь:

– Удивляюсь, как это ты не захватил аптечку с собой. Я думала, у тебя в рюкзаке есть все на все случаи жизни. Ты же такой опытный путешественник!

Когда они добрались до коттеджа – Тирни бросил рюкзак на пол, да так и не притронулся к нему, только запихнул ногой под стол, чтобы не мешал проходу.

– Серьезное упущение. Исправлюсь.

– А что вообще у тебя в рюкзаке? – спросила она.

– А что тебя интересует?

– Есть что-нибудь полезное?

– Нет, сегодня я путешествовал налегке. Шоколадный батончик. Бутылка воды. Съедено, выпито.

– Тогда зачем ты притащил его с собой?

– Прости, не понял?

– Рюкзак. Если в нем нет ничего полезного, зачем вообще его взял?

– Лилли, не сочти меня неженкой, но скоро ты закончишь? Жжется, черт! Больше не могу терпеть.

Лилли подула на рану, потом чуть откинула голову и осмотрела ее.

– Я все обработала антисептиком. Рана выглядит воспаленной.

– Да уж, это чувствуется. – Тирни взял аптечку со стойки и осмотрел содержимое. – Бросим жребий на аспирин?

– Он твой.

– Спасибо. А у тебя нет с собой такого маленького наборчика для шитья? Ну, на всякий случай. Вдруг пуговица отлетит или еще что…

Лилли стало нехорошо.

– Не проси меня об этом, Тирни.

– О чем?

– Зашить рану.

– Ты этого не сделаешь?

– У меня нет иголки.

– Ну, значит, повезло. Маникюрные ножницы есть?

– Есть.

Пока Тирни глотал две таблетки аспирина, Лилли вынула из сумки маникюрный набор и достала маленькие ножнички.

– Отлично, – кивнул Тирни. – Между прочим, кастрюля уже переполнилась.

Лилли заменила кастрюлю пластмассовым кувшином. Тирни отлепил защитную наклейку от пластинки лейкопластыря.

– Давай нарежем его полосками и наклеим крест-накрест на порез. Не швы, конечно, но поможет хоть как-то стянуть края.

Его пальцы не пролезали в кольца миниатюрных ножниц.

– Дай мне. – Лилли взяла у него пластырь и ножницы, нарезала полоски и заклеила рану, как он велел. – Ну вот, теперь почти совсем не кровоточит, – облегченно вздохнула она, закончив работу.

– Теперь наложи марлевый тампон.

Лилли осторожно наклеила пропитанную антисептиком марлевую салфетку поверх раны.

– Будет больно, когда придется снимать. Потянет за волосы.

– Ничего, выживу. – Вполголоса он добавил: – Дай-то бог.

– Почему ты так говоришь? Что-нибудь еще? Не молчи, скажи, – спросила пораженная его мрачным тоном Лилли.

– У меня весь левый бок болит. Такое чувство, будто кто-то пытался вскрыть ребра ломом, хотя, по-моему, все кости целы.

– Но ведь это хорошо?

– Да, но внутри что-то могло лопнуть. Почка, печень, селезенка.

– Будь у тебя внутреннее кровотечение, разве ты бы не почувствовал?

– Понятия не имею. Я слышал, что можно умереть от внутреннего кровотечения, а причина обнаружится только при вскрытии. Но если у меня живот начнет раздуваться, это верный признак, что он наполняется кровью.

– А что, он у тебя раздувается?

– Да вроде нет.

Лилли озабоченно закусила нижнюю губу.

– Разве при внутреннем кровотечении можно принимать аспирин?

– Голова так болит, что рискнуть стоило. – Тирни осторожно встал с табурета, подошел к раковине и вытащил наполнившийся кувшин. – Если я выживу, нам понадобится питьевая вода на неопределенное время. У тебя есть другие емкости?

Они вместе обыскали коттедж и начали наполнять все что не протекало.

– Жаль, что у тебя тут только душ, – заметил Тирни. Нам не помешала бы ванна.

Когда все найденные контейнеры, включая ведро для половой щетки, были наполнены, Тирни переключил свое внимание на другое.

– А электричество здесь откуда? – поинтересовался он.

– Пропан. Тут есть подземный резервуар.

– Когда его наполняли в последний раз?

– Прошлой зимой, насколько мне известно. Я все равно собиралась продать коттедж и не вызвала газовщиков закачать резервуар этой осенью. Насколько мне известно, Датч тоже их не вызывал.

– Значит, газ может иссякнуть.

– Да, наверное. Все зависит от того, насколько часто Датч пользовался коттеджем в мое отсутствие.

– А ты давно здесь не была?

– До этой недели? Наверно, уже год. Не помню точно.

– А на этой неделе ты здесь оставалась?

– Да.

– А Датч?

Каким-то непостижимым образом их разговор далеко ушел от насущных забот.

– Вопрос не по делу, Тирни.

– Значит, он тут был.

– Значит, его тут не было, – раздраженно отрезала Лилли.

Несколько мгновений Тирни выдерживал ее взгляд, потом взглянул на термостат на стене.

– Пропан надо экономить. Я уменьшу температуру, тогда его хватит подольше. Идет?

– Хорошо.

– Если газ кончится, греться будем только у камина. Надеюсь, у тебя есть еще дрова, кроме тех, что сложены на крыльце.

Лилли обиделась на него за намек на то, что она все еще спит со своим бывшим мужем, но в домике и без того было тесно, места для ссор не оставалось. Она решила замять эту тему.

– Есть еще дрова в сарае, – ответила она, мотнув головой в сторону. – Туда ведет тропинка через…

– Я знаю, где сарай.

– Знаешь? Откуда? – Сарайчик был построен из старых досок и размещен так, что ни с дороги, ни от коттеджа увидеть его было невозможно. Во всяком случае, она так думала. – Откуда тебе вообще известно об этом коттедже, Гир?

– Ты мне о нем рассказывала прошлым летом.

Она прекрасно помнила, что рассказала ему прошлым летом, потому что с тех пор тысячу раз проигрывала в уме их разговор.

– Я тебе сказала, что у меня есть коттедж в этом районе. Я не говорила, где он находится.

– Правильно, не говорила.

– Но ты уже знал, где он, когда мы столкнулись на дороге. Откуда ты знал?

Тирни посмотрел на нее долгим взглядом, но ответил; не сразу:

– Я облазил всю эту гору. Однажды я набрел на этот домик и на сарай, не догадываясь, кто его хозяева. Наверное, это можно считать незаконным вторжением на частную территорию, но я действовал без злого умысла. Потом я увидел объявление: «Продается». Мне это место понравилось, и я связался с агентом по недвижимости. Мне сказали, что дом принадлежит тебе и твоему мужу и вы его продаете, потому что разводитесь и делите имущество. – Тирни развел руками. – Вот так я и узнал о местонахождении твоего коттеджа. – При этом он бросил на нее вызывающий взгляд, словно проверяя, посмеет ли она усомниться в его словах, после чего сам задал вопрос: – Так сколько дров в сарае? Корд?[15]