Письмо сурово и коротко. Майор Мильрой считает эти слухи невероятными, потому что невозможно поверить в такое хладнокровное вероломство, которое вытекало из этих слухов, если бы эти слухи были верны. Он пишет просто для того, чтобы предостеречь Армадэля, что если он вперёд не будет осторожнее в своих поступках, то должен отказаться от всяких притязаний на руку мисс Мильрой. «Я не ожидаю и не желаю ответа (так кончается письмо), потому что не желаю получать уверений на словах. По вашему поведению, только по вашему поведению я буду судить о вас. Позвольте мне также прибавить, что я решительно запрещаю вам считать это письмо предлогом для того, чтоб нарушить условия, заключённые между нами, и опять писать к моей дочери. Вам не нужно оправдываться в её глазах, потому что я, к счастью, увёз её из Торп-Эмброза, прежде чем эти гнусные слухи успели дойти до неё, и я позабочусь о том, чтоб её не взволновали и не расстроили слухи об этом там, где она теперь».
Армадэль просит меня (так как я невинная причина новых нападок на его репутацию) написать майору и оправдать его, упомянуть, что он не мог из простой вежливости не проводить меня в Лондон. Прощаю дерзость этой просьбы из уважения к новостям, которые он сообщает мне. Это ещё одно обстоятельство в мою пользу, что торп-эмброзские сплетни не дойдут до ушей мисс Мильрой. С её характером (если она услышит об этом) мисс Мильрой могла бы совершить какой-нибудь отчаянный поступок для того, чтоб объявить свои притязания на Армадэля, и таким образом серьёзно скомпрометировать меня. Относительно же того, как мне поступить с Армадэлем, это довольно легко. Я успокою его обещанием написать майору Мильрою и возьму на себя смелость ради собственных интересов не сдержать слова.
Сегодня не случилось ничего подозрительного. Кто бы ни были мои враги, они потеряли меня из виду, и до того времени, как я оставлю Англию, они не найдут меня. Я была на почте и получила квитанцию на мои вещи, присланную мне, как я договорилась, из дома на Новой Дороге. Вещи мои я ещё оставлю на станции, пока не увижу ясно, как мне действовать.
Августа 5. Опять два письма из гостиницы. Мидуинтер напоминает мне самыми милыми словами, что он прожил уже достаточно в одном приходе для того, чтобы иметь право взять позволение обвенчаться со мной. Если я намерена сказать «нет», то теперь настало это время. Я не могу сказать «нет». Вот вся правда. Стало быть, и дело кончено!
Письмо Армадэля прощальное. Он благодарит меня за любезное согласие написать майору и прощается со мной до свидания в Неаполе. Он узнал от своего друга, что есть причины, лишающие его удовольствия присутствовать на нашей свадьбе. При таких обстоятельствах его ничто не удерживает в Лондоне. Он отдал все деловые распоряжения, едет в Сомерсетшир с вечерним поездом и, погостив некоторое время у Брока, отправится в Средиземное море (несмотря на возражения Мидуинтера) на своей собственной яхте.
В письмо был вложен футляр с кольцом — подарок Армадэля к моей свадьбе. Это рубин, но довольно маленький и оправленный очень безвкусно. Он подарил бы мисс Мильрой кольцо в десять раз дороже, если бы это был её свадебный подарок. По моему мнению, нет существа противнее скупого молодого человека. Желала бы я знать, утопит ли его эта маленькая яхта?
Я так взволнована и раздражена, что сама не знаю, о чём пишу. Не то чтоб я боялась наступающих событий, я только чувствую, как будто меня гонят скорее, чем я желаю идти. Таким образом, если не случится ничего, Мидуинтер женится на мне в конце этой недели. И тогда!..
Августа 6. Если бы что-нибудь могло удивлять меня теперь, то удивили бы известия, дошедшие до меня сегодня.
Вернувшись в гостиницу сегодня утром после получения позволения венчаться, Мидуинтер нашёл телеграмму, ожидавшую его. Армадэль уведомлял Мидуинтера, что мистеру Броку стало хуже и что доктора не питают никакой надежды на его выздоровление. По желанию умирающего Армадэль зовёт Мидуинтера проститься с ним и умоляет не терять ни минуты и ехать с ближайшим поездом.
В торопливо написанном письме, сообщающем мне это, Мидуинтер пишет мне также, что, когда я прочту эти строки, он будет уже в пути на запад. Он обещает написать подробно после того, как увидит мистера Брока, с вечерней почтой.
Это известие имеет для меня интерес, о котором Мидуинтер не подозревает. Только одно человеческое существо, кроме меня, знает тайну его происхождения и имени — и это старик, который ждёт его теперь на смертном одре. Что они скажут друг другу в последнюю минуту? Не возвратит ли их какое-нибудь случайное слово к тому времени, когда я служила у миссис Армадэль на Мадере? Будут ли они говорить обо мне?
Августа 7. Я получила обещанное письмо. Они не обменялись прощальными словами, всё кончилось, прежде чем Мидуинтер доехал до Сомерсетшира. Армадэль встретил его у калитки пастората с известием, что мистер Брок умер.
Я стараюсь бороться против этого, но после странного стечения обстоятельств, собравшихся вокруг меня за эти несколько недель, в этом последнем происшествии есть что-то потрясшее мои нервы. Только одна возможность быть узнанной стояла на пути моем, когда вчера я раскрыла дневник. Когда я раскрываю его сегодня, эта возможность устранена смертью Брока. Это что-нибудь значит. Я желала бы знать что.
Похороны состоятся в субботу утром. Мидуинтер будет на них с Армадэлем, но он раньше хочет вернуться в Лондон и пишет, что заедет ко мне вечером прямо со станции в надежде видеть меня. Даже если бы в этом был риск, я увиделась бы с ним при теперешних обстоятельствах. Но риска нет, если он приедет со станции, а не из гостиницы.
Пять часов. Я не ошиблась, полагая, что мои нервы совершенно расстроены. Безделицы, которые в другое время не заставили бы меня призадуматься ни на минуту, мучают меня теперь.
Два часа тому назад с отчаяния, не зная как провести день, вздумала сходить к модистке, которая шьёт мне летнее платье. Я имела намерение пойти примерить его вчера, но это вылетело у меня из памяти от волнения, в которое меня привело известие о Броке. Я пошла сегодня, желая сделать что-нибудь, что помогло бы мне освободиться от себя самой, но возвратилась, чувствуя себя ещё растревоженнее и ещё унылее, чем чувствовала себя, когда вышла. Боюсь, что могут быть причины раскаяться в том, что не оставила своё неоконченное платье у модистки.
На этот раз со мной ничего не случилось на улице. Только в той комнате, где примеривают платья, у меня вновь появились подозрения, и мне пришло в голову, что попытка узнать меня, которую я расстроила, ещё не окончилась и что некоторые из работниц магазина были тут замешаны, а возможно, и сама хозяйка.
Могу ли я объяснить себе причину этого подозрения? Дай-ка я подумаю.
Я приметила два обстоятельства, которые отличались от обыкновенного порядка вещей в магазине: во-первых, в комнате находилось вдвое больше женщин, чем было нужно. Это казалось подозрительным, а между тем я могла объяснить это многими причинами. Сейчас в работе перерыв, и разве я не знаю из своего опыта, что я дама такого рода, к которой другие женщины всегда испытывают завистливое любопытство? Во-вторых, мне показалось, что одна из присутствующих довольно странно заставляла меня поворачиваться в одну сторону, лицом к стеклянной двери за занавесью, которая вела в рабочую комнату. Впрочем, она объяснила причину, когда я спросила её об этом. Она сказала, что свет падает лучше на меня с той стороны, и, когда я обернулась, окно доказало справедливость её слов. Всё-таки эти пустяки произвели на меня такое действие, что я нарочно осталась недовольна платьем, чтоб иметь предлог примерить его опять, прежде чем сказать адрес, по которому его надо прислать мне. Наверно, это чистая фантазия. Может быть, теперь это чистая фантазия. Мне всё равно, я буду действовать по инстинкту (как говорят) и откажусь от платья — простыми словами: я не вернусь к модистке.