Убийца присел рядом, достал из кармана фляжку.

— Хочешь? — Агарес протянул умирающему ёмкость. — Нет? Ну, дело твоё.

Запрокинув голову, он сделал солидный глоток.

— Вот, конечно, сейчас все меня осудят, — заявил демон, обращаясь в пространство. — Ужаснутся: какая же ты сволочь. Убил человека. Можно сказать, ни за что. А у него ведь семья, дети… Совесть тебя, скотину, обязательно замучает. Парень, ты детей не завёл ещё?

Теряющий сознание от боли и ужаса Пьер замотал головой.

— А, ну и славно! — обрадовался Агарес. — Знаешь, я честно пытаюсь быть добрым. Мне хоть и изредка, но иногда этого хочется, ввиду своего прошлого. Остатки крыльев чешутся, что ли. Вот давай рассудим трезво. Я мог без разговоров прирезать тебя на пороге, правда? Уже через секунду, как ты вошёл. Но нет — я пытался воззвать к твоей совести, объяснил бедственное положение девицы. Ты её пожалел, сука французская? Нет. Ну и какой мне выбор остался? Сам понимаешь. Обидно, что в Раю ангелы опять спесиво сплюнут через крыло: ах, он не все методы задействовал. Надо было запугать карой Небесной, предложить помолиться, воззвать к любви.

Демон рассмеялся и дружески хлопнул француза по плечу. Тот поперхнулся кровью.

— Представляешь — ты и любовь, а? Да тут бы вечером рота драгун портянки сушила. Но Аду, мон шер, позарез надо, чтобы девчонка дописала книгу. Поэтому трогать её, — Агарес с фальшивым сожалением цокнул языком, — нельзя. Слушай, ты чего не умираешь-то? Извини, у меня куча дел, а я с тобой заболтался совсем. Будешь в Аду, заходи непременно, — я герцог Восточного сектора: там любого спросишь, все меня знают.

Агарес вытащил кинжал и ударил Пьера лезвием в глаз.

Взяв труп за ногу, он потащил тело офицера в дальний чулан с земляным полом. Здесь, на изрядной глубине, уже покоились останки трёх французов: тех, кто по разным причинам имел несчастье заглянуть в особняк на Мясницкой улице. Пусть полежит, пока свеженький, — он закопает мертвеца позже, сначала надо съездить на Арбат, повидаться со связным. А это нелегко — одинокий путник в почти пустом, сгоревшем городе однозначно привлекает к себе внимание: даже безобидному старичку проходу не дают. Волоча труп мимо кельи Настасьи, демон не заглянул внутрь. Во-первых, сейчас Настя всё равно его бы не увидела. Во-вторых, ему строго запрещалось смотреть в книгу. Этот приказ Дьявол отдал лично, а он не отличается любовью к шуткам.

Нет, юмор-то у него смешной, но слегка специфический.

Выйдя на улицу, он минут пять провозился с амбарным замком на двери: ключ никак не хотел поворачиваться. Для верности демон скрепил вход парой сатанинских заклинаний шестнадцатого века, взглянул на небо и на секунду прикрыл глаза. Сверху хлопьями сыпался жирный пепел. Правда, чудесная погода в этом городе? Как в Аду, если не хуже. Впрочем, ему всё нравится. Любому приятно очутиться в милой домашней обстановке.

Агарес не знал, что в этот момент между строк рукописи, прямо на листе бумаги вдруг проявилось страшное лицо — синее, полупрозрачное, с круглыми, как у огромной мухи, глазами. Пасть чудовища открылась, и из её недр на Настю дохнуло огнём. Завизжав, девушка бросилась вон из кельи. Пламя, не мешкая, охватило стопку страниц, топчан для сна и бумаги на полу. Настасья, слыша позади треск огня, быстро оказалась у выхода. Она стучала, рвалась наружу и плакала, надрывно кашляя от удушающего смрада.

Входная дверь вдруг рассыпалась в мельчайшую пыль.

На пороге в клубах дыма стояло нечто загадочное. Огромное, закрывшее собой солнце. Удивительно — от него пахло чем-то сладким. Свежим. Просто невыносимо вкусным.

Насте ужасно захотелось спросить загадочного гостя: кто же он такой?

Но она так и не успела.

…Агарес не превращался в старичка без особой нужды. Безусловно, древнейшие демоны Ада владели искусством трансформации лицевых мышц, вот только боль от такого действия была сродни страданиям после пластической операции. Куда проще применить «зачарование» — да, действует всего пятнадцать минут, но зато внешность можно выбрать любую, хоть благообразного профессора, а хоть и пьяной торговки пирогами. С французскими патрулями Агарес сталкивался часто, особенно в центре города — они рыскали в поисках «поджигателей». Иногда помогали чары, иногда — нож с черепом на рукояти. Практичная вещь, думал демон, пробираясь между тлеющими кучами мусора на Мясницкой улице. И совершенно незаменимая в культурном общении. Если ведёшь спор, отточенное лезвие у горла заменит полсотни самых логичных аргументов. За годы работы в должности посланника Сатаны по особым поручениям он убил тысячи людей самых различных возрастов и профессий и не испытывал по этому поводу даже тени сожаления. «Кто из человекоподобных созданий ведёт подсчёт убитых им комаров и тем паче сожалеет об ушедших из жизни бедных маленьких кровососах? — вопросил как-то Агарес одну миловидную маркитантку, с которой пил вино в таверне Амстердама во время Тридцатилетней войны. — Уж конечно, вам не снятся тельца убиенных с крылышками, трепещущими в агонии, и вы не ставите в церкви свечки за упокой их безвинных душ». Маркитантку, кажется, впоследствии сожгли на костре. На допросе в инквизиции она даже не отрицала, что провела ночь за разговором со слугой Дьявола.

Хотя там ведь был не только разговор…

Он чувствовал себя в Москве как рыба в воде. Особенно сейчас. Настоящие декорации Ада — пепел, жар от горящих зданий, огонь и тьма. Исключительную радость доставляли обугленные церкви: тут демон не отказывался от удовольствия остановиться на безопасном расстоянии и минутку-другую подышать сладчайшим дымом пожарищ.

«Рога дьявольские, какая ж красота, — философствовал Агарес, упиваясь видом почерневших куполов церкви Успения. — Вот всё спешишь, бежишь куда-то, отказываешь себе в эстетическом наслаждении. А прекрасное — оно рядом, у тебя под боком. Стоит понять — ради этого я ночей не сплю. Остановись, мгновенье, ты прекрасно».[1] Впрочем, демону было известно — некоторые здания, как тот же Новодевичий монастырь, взяты под охрану ангелов. И он отлично знает — КТО ИМЕННО командует «крылатым эскадроном». Выматерившись, Агарес двинулся дальше.

Мимо, цокая копытами, проскакал патруль кирасир.

Как и ожидалось, французы не обратили внимания на сгорбленного седого деда в грязном сюртуке. Красную рубаху с вышитой готическими буквами надписью Demon Seigneur[2] тоже не заметили — даже попадись она им на глаза, солдаты Наполеона посчитали бы её за подарок-шутку пьяных офицеров «Великой Армии». На подходе к Кремлю за спиной демона вдруг пачками застучали выстрелы, послышались крики.

Агарес от природы был любопытен. Сразу захотелось обернуться, но…

Он застыл на месте, глядя прямо перед собой. Демон не мог поверить в то, что видит.

Улица начала меняться. Дома расплывались, искажая свои очертания, таяли, подобно снежным сугробам. Конные кирасиры исчезли — вместо них возникла светящаяся повозка, с жутким фырчанием испустившая клубы пара. Демон и рта не успел раскрыть, как подобными повозками заполнилась вся мостовая. В уши ворвалось истерическое дудение, скрежет по камням и вопли «Куда ты смотришь, придурок?!». Агарес готов был поклясться: буквально на его глазах здания по обе стороны улицы очистились от копоти, заблестели стёклами. Из ниоткуда проявились толпы нарядных, довольных и смеющихся прохожих. Дамочки под зонтиками, мужчины в матерчатых сюртуках, тянущие к ушам нечто вроде обрубков полена. Прямо на стенах домов внезапно замелькали движущиеся картинки. Демон, терзаясь паникой, запрокинул голову: в облаках над ним важно проплывал овальный предмет, напоминавший своим видом гигантскую сигару.

От бледного лица Агареса отхлынула кровь.

— Я не упаду в обморок, — пообещал сам себе демон. — Всё нормально. Я неосторожно увлёкся красочным зрелищем, вдохнул слишком много дыма горящей церкви, поэтому у меня начались галлюцинации. Один раз я случайно съел просвирку, так неделю пришлось прикладывать смоляные компрессы… А во снах ко мне являлся пьяный архангел Гавриил. Ничего страшного. Постою, подожду пять минут, проветрюсь… Всё обязательно пройдёт.