А если бы вы пошли дальше, вы бы просто заплутались в садах всех видов и размеров, и в садах этих вы увидели бы помещение для игры в мяч, для игры в серсо, литейную, склад военных припасов, а за ними — птичьи дворы, овчарни, хлева и конюшни. В наши дни там хватило бы места для трех ферм.

Надобно заметить, что на всем лежала печать запустения, все обветшало. Садовник Рембо и два его помощника едва успевали ухаживать за садом Малого Нельского замка, где Коломба разводила цветы, а госпожа Перрина выращивала капусту. Но места в замке было много, освещение было хорошее, построено все на славу, и, вложив немного труда и денег, можно, конечно, было устроить там чудеснейшую в мире мастерскую.

Но даже если бы здание и не было таким удобным, Асканио восторгался бы ничуть не меньше, ибо тут, поблизости, жила Коломба, а это было главное.

Осмотр он произвел быстро: проворный юноша все оглядел, все проверил, все оценил в мгновение ока. Госпожа Перрина сначала тщетно пыталась за ним поспеть, но немного погодя отдала ему связку ключей, которую он честно вернул ей, окончив осмотр.

— А теперь, госпожа Перрина, — сказал Асканио, — я в вашем распоряжении.

— Ну что ж, вернемся в Малый Нельский замок, молодой человек, ибо так следует поступить из учтивости.

— Конечно! Иначе я был бы просто нелюбезен.

— Да смотрите, Коломбе ни гугу о причине вашего посещения!

— Господи, о чем же я тогда буду говорить с ней? — воскликнул Асканио.

— Не смущайтесь, ангел мой! Ведь вы сами сказали, что вы золотых дел мастер!

— Так оно и есть.

— Вот и говорите с ней об украшениях. Такой разговор всегда приятен даже самой скромной девице. Или ты дочь Евы, или нет. А ежели ты дочь Евы, то любишь все, что блестит. Да и у бедняжки так мало развлечений, она живет так уединенно, что развеселить ее немного — просто благодеяние. И всякий раз, когда господин Робер приходит к нам, я тихонько говорю ему: «Выдайте ее замуж, выдайте бедняжку замуж».

С этими словами госпожа Перрина направилась к Малому Нельскому замку и вошла в сопровождении Асканио в покой, где они оставили Коломбу.

Коломба сидела с задумчивым и мечтательным видом в той же позе, в какой мы оставили ее, только раз двадцать она поднимала головку и устремляла взгляд на дверь, через которую вышел красавец юноша. И если бы кто-нибудь проследил за ее взглядами, то решил бы, что она ждет Асканио. Однако, как только дверь приотворилась, девушка проворно принялась за рукоделье. И ни госпожа Перрина, ни Асканио не заподозрили, что работа была прервана.

Как же она догадалась, что молодой человек шел за дуэньей? Все это можно было бы объяснить гипнотизмом, если бы в те времена его уже придумали.

— Коломба, я привела юношу, который давал нам святую воду. Милочка, это он, я его тотчас же узнала. Я собралась было проводить его до ворот Большого Нельского замка, да он сказал, что не простился с вами. И это истинная правда — ведь вы не перемолвились ни словечком. А ведь оба, слава богу, не онемели…

— Госпожа Перрина! — перебила дуэнью Коломба вне себя от смущения.

— Ну да! Что же тут такого? Нечего вам краснеть. Господин Асканио порядочный молодой человек, а вы девица благонравная. Кроме того, он, как видно, превосходный мастер по части безделушек, драгоценных камней и украшений, а хорошенькие девушки их обычно любят. И, если вам угодно, дочь моя, он принесет свои изделия.

— Мне ничего не нужно, — пролепетала Коломба.

— Сейчас, может быть, и не нужно, но, надеюсь, не зачахнете же вы в этом глухом углу! Вам уже шестнадцать лет, Коломба, и придет день, когда вы станете красавицей невестой и вам понадарят уйму драгоценностей; а потом — знатной дамой, и вам понадобятся всякие украшения. Уж лучше предпочесть этого молодого человека иным мастерам, не стоящим его, конечно.

Коломба страдала. Заметив это, Асканио, не слишком обрадованный предположениями госпожи Перрины, поспешил на помощь бедной девушке, которой гораздо легче было бы разговаривать с юношей, чем слушать монолог дуэньи.

— О мадемуазель, — сказал он, — не отказывайте мне в милости, дозвольте принести кое-что из моих поделок! Теперь мне кажется, что я мастерил все украшения для вас и что, мастеря их, думал о вас. О, поверьте этому, ибо мы, художники-ювелиры, порой воплощаем в безделушках из золота, серебра и драгоценных камней свои помыслы!..

И, скажем откровенно, как полагается бытописателю, что при этих словах, исполненных нежности, сердце Коломбы возликовало, ибо Асканио, долго молчавший, наконец заговорил, и заговорил так, как подобало говорить тому, кто являлся ей в мечтах, причем, даже не поднимая глаз, девушка чувствовала, какой пламенный, лучистый взгляд устремлен на нее. Иностранный выговор придавал особую прелесть словам юноши, новым, непонятным для Коломбы, придавал глубокий смысл и неотразимое очарование тому неуловимому, гармоничному языку любви, который девушки понимают, прежде чем сами на нем заговорят.

— Конечно, — продолжал Асканио, не сводя глаз с Коломбы, — конечно, мы ничуть не обогащаем вашу красоту. Бог не становится все сильнее оттого, что мы украшаем его алтарь. Мы просто обрамляем красу женщины пленительными и чудесными, как сама она, драгоценностями, и, когда, притаившись в тени, мы, скромные, смиренные мастера блестящих и очаровательных безделушек, видим вас во всей вашей сияющей красоте, мы, размышляя о своем ничтожестве, утешаемся тем, что наше мастерство сделало вас еще прекраснее.

— О сударь, — ответила Коломба, вконец смущенная его словами. — мне, вероятно, никогда не носить ваши очаровательные безделушки! Право же, мне они не пригодятся. Живу я в уединении и безвестности, и уединение это и безвестность меня вовсе не тяготят. Признаюсь, мне хотелось бы так жить всегда. И все же, признаюсь, мне очень хотелось бы взглянуть на ваши украшения… Не иметь их, нет, а просто так, посмотреть… Не надевать их, а просто полюбоваться ими.

И, трепеща при мысли, что она слишком многое сказала, а быть может, чтобы не сказать еще больше, Коломба умолкла, поклонилась и выпорхнула с такой поспешностью, что человек, более опытный в подобных делах, решил бы, что это — бегство…

— Вот и отлично! — воскликнула госпожа Перрина. — Наконец-то и мы начинаем кокетничать! Надо признаться, вы и вправду говорите как по писаному, молодой человек. Право, видно, в ваших краях знают секрет нравиться людям. И вот вам доказательство: вы сразу же привлекли меня на свою сторону. И, клянусь честью, я от души желаю, чтобы господин прево не обошелся с вами уж слишком худо. Ну, до свидания, молодой человек, да скажите-ка своему учителю, чтобы он остерегался. Предупредите, что у мессера д'Эстурвиля нрав злой — он сущий дьявол, и, кроме того, он влиятельная персона при дворе. Пусть ваш учитель послушается да откажется от своей затеи: не водворяйтесь в Большом Нельском замке, а главное, не берите его силой. А ведь с вами мы еще увидимся, не правда ли? И, пожалуйста, не верьте Коломбе: она унаследовала от своей покойной мамаши такое богатство, что может позволить себе любую прихоть и заплатит за ваши безделушки в двадцать раз дороже, чем они стоят. Да, кстати, принесите-ка вещицы и попроще — может, она надумает сделать мне подарочек. Не в таких я, благодарение богу, летах — если принаряжусь, могу еще и приглянуться. Вы ведь поняли меня, не правда ли?

И, решив, что для большей вразумительности следует подкрепить свои слова жестом, госпожа Перрина притронулась к плечу юноши. Асканио встрепенулся, и вид у него был такой, будто его внезапно разбудили. И в самом деле, юноше казалось, будто ему все пригрезилось. Он не мог постичь, что был у любимой, не верил, что это чистое видение, чей певучий голосок все еще звучал в его ушах, а легкая фигурка только что проскользнула перед его глазами, было действительно той, за чей взгляд еще вчера и сегодня утром он отдал бы свою жизнь.

И вот, исполненный счастья и надежды на будущее, он обещал госпоже Перрине все, что ей было угодно, даже не слушая, о чем она просит. Да, он готов был отдать все, чем обладал, только бы вновь увидеться с Коломбой.