В то время как Жак Обри устраивался поудобней на своем насесте, Лувр сверкал огнями: там должно было состояться великолепное празднество. Карл V решился наконец перебраться из Фонтенбло в Париж, куда оба монарха и прибыли в тот самый вечер, о котором идет речь.

Все было готово для приема императора — пиршество, игры, бал. По Сене скользили украшенные разноцветными фонариками гондолы с музыкантами и плавно останавливались против знаменитого балкона, откуда тридцать лет спустя Карл IX велел расстреливать свой народ; а от берега к берегу сновали увитые гирляндами цветов лодки, доставляя приглашенных из Сен-Жерменского предместья в Лувр.

В числе гостей был, разумеется, и виконт де Мармань.

Как мы уже говорили, виконт, высокий, бесцветный блондин, считал себя любимцем женщин. Вот и сегодня ему почудилось, что на него как-то особенно смотрит молоденькая хорошенькая графиня, муж которой находился в Савойской армии; Мармань много танцевал с ней, и ему показалось, что дама не осталась равнодушной к его многозначительному рукопожатию. И наконец, когда графиня уезжала домой, он вообразил по ее прощальному взгляду, что она, подобно Галатее, спасается бегством лишь для того, чтобы ее настигли. И Мармань последовал за ней. Дама его сердца жила в конце улицы Отфей, поэтому, выйдя из Лувра, он направился по набережной мимо Нельского замка и, свернув на улицу Августинцев, вышел на улицу Святого Андрея. Тут он неожиданно услышал позади себя звук шагов.

Ночь стояла довольно темная: луна, как мы уже говорили, была на исходе, а время — час пополуночи. Кроме того, если читатели помнят, храбрость отнюдь не являлась основной добродетелью Марманя. Итак, звук чьих-то шагов, казавшийся эхом его собственных, тревожил виконта все больше и больше. Он поплотней закутался в плащ, машинально положил руку на эфес шпаги и пошел еще быстрей.

Но это ни к чему не привело: человек сзади тоже ускорил шаг, и, когда Мармань огибал паперть церкви Августинцев, ему показалось, что, если он сейчас не перейдет с быстрого шага на гимнастический, незнакомец непременно его нагонит. Он уже готов был решиться на эту крайнюю меру, как вдруг к звуку преследующих его шагов присоединились звуки человеческого голоса.

— Черт побери, сударь! — воскликнул незнакомец. — А вы, пожалуй, правильно делаете, что так спешите: место здесь опасное, особенно в такой поздний час; ведь именно здесь, как вы, разумеется, знаете, убийцы напали на моего достойного друга, знаменитого мастера Бенвенуто Челлини, который сейчас находится в Фонтенбло и не знает, что творится у него дома. По-видимому, сударь, нам с вами по пути, и, если мы пойдем вместе, разбойники хорошенько подумают, прежде чем нападать на нас. Предлагаю вам, сударь, свою защиту в обмен на честь быть вашим попутчиком.

При первых же словах незнакомца Марманю показалось, что он уже где-то слышал этот голос, а когда Жак Обри упомянул имя Бенвенуто Челлини, виконт вспомнил болтуна, который при первой встрече дал ему такие ценные сведения о жизни обитателей Большого Нельского замка. Виконт остановился, сообразив, что общество Жака Обри может принести ему двойную пользу: во-первых, школяр будет для него надежной охраной, а во-вторых, может рассказать что-нибудь новенькое о ненавистном Бенвенуто. И, будьте покойны, виконт не упустит случая использовать эти сведения в своих интересах. Вот почему Мармань приветствовал на этот раз школяра как нельзя более любезно.

— А-а-а, добрый вечер, добрый вечер, мой юный друг! — произнес он в ответ на дружески фамильярную тираду Жака Обри. — Что это вы толкуете о нашем славном Бенвенуто? Я надеялся встретить его в Лувре, а он, хитрец, взял да и остался в Фонтенбло!

— Черт возьми! Неужели это вы, дорогой виконт… Вот так удача! — вскричал Жак Обри. — Виконт де… Не припомню вашего имени, сударь! То ли вы забыли назвать мне его, то ли оно вылетело у меня из головы. Ну, да это неважно! Так, значит, вы из Лувра! И, конечно, там было очень хорошо, очень красиво, очень весело и очень много хорошеньких женщин! И, разумеется, мы спешим сейчас на свидание, не так ли? Ах, греховодник вы этакий!

— Да вы просто колдун, милейший! — воскликнул, рисуясь, Мармань. — И как это вы угадали? Верно: я только что из Лувра, и король был ко мне очень милостив… Впрочем, я сейчас был бы там, если бы одна очаровательная графиня не намекнула, что предпочитает видеть меня наедине, а не в этой сутолоке. А сами вы откуда?

— Я откуда? — воскликнул Жак, расхохотавшись. — Ах да, чуть не забыл! Ну и дела! Бедняга Бенвенуто! Честное слово, он этого не заслужил!

— Но что же случилось с нашим дорогим другом?

— Так вот, если вы только что вышли из Лувра, знайте, что я вышел из Большого Нельского замка, где просидел два часа на суку огромного дерева — ни дать ни взять, как попугай.

— Черт возьми, положение не из приятных!

— Ничего, я не жалею, что забрался туда. Я такое видел там, что при одном воспоминании от смеха лопнешь!

И Жак Обри так простодушно и весело расхохотался, что Мармань, хотя и не знал причины смеха, не удержался и стал вторить ему. Но так как смеяться, собственно говоря, виконту было не над чем, он вскоре умолк.

— А теперь, юный мой друг, — сказал Мармань, — когда вам удалось меня рассмешить, ничего не рассказывая, может быть, вы поведаете мне все же, что за уморительные вещи привели вас в такое веселое настроение? Вы же знаете, я один из лучших друзей Бенвенуто, хотя мы с вами ни разу у него и не встречались. Видите ли, у меня бывает мало свободного времени. Но, поверьте, меня трогает все, что касается нашего общего друга. Милый Бенвенуто! Ну, рассказывайте, рассказывайте скорей, что происходит без него в Большом Нельском замке? Клянусь честью, меня это необычайно интересует!

— Что происходит? Ну нет! Это моя тайна, — ответил Обри.

— Тайна? От меня?! От лучшего друга Бенвенуто Челлини! — вскричал Мармань. — Ведь я только что вторил королю, когда он всячески расхваливал художника. Это дурно с вашей стороны, очень дурно, сударь! — обиженно проговорил Мармань.

— Если б я был уверен, что вы никому не скажете, милейший… Да, как звать-то вас, черт побери?.. Я, пожалуй, и не прочь бы поделиться: откровенно говоря, меня так и подмывает рассказать вам эту забавную историю, точно я тростник царя Мидаса.118

— Ну говорите же, говорите! — воскликнул Мармань.

— А вы никому не скажете?

— Никому.

— Честное слово?

— Клянусь честью!

— Так вот, представьте себе… Но сперва, любезный… любезный друг мой, скажите, известна ли вам легенда об угрюмом монахе?

— Да, что-то слышал; толкуют, будто в Большом Нельском замке появилось привидение.

— Вот именно! Тем лучше! Если вы уже знаете об этом, мне остается только кое-что досказать. Так вот: вообразите, что госпоже Перрине…

— Дуэнье Коломбы?

— Да, да! Сразу видно, что вы друг этого семейства. Итак, представьте себе: госпоже Перрине показалось во время ночной прогулки — она, видите ли, для здоровья прогуливается по ночам, — что по аллеям Большого Нельского парка бродит угрюмый монах, а госпожа Руперта… Вы знаете ее?

— Старая служанка Челлини?

— Вот именно! Итак, однажды, когда у госпожи Руперты была бессонница, она увидела, что изо рта, ноздрей и ушей огромной статуи Марса вылетало пламя. Знаете, того самого Марса, который стоит в саду…

— Да-да! Это подлинный шедевр! — воскликнул Мармань.

— Хорошо сказано! Именно шедевр, как и все произведения Челлини. И вот, достопочтенные дамы — то есть госпожа Перрина и госпожа Руперта — решили, что обе видели привидение и что, нагулявшись ночью в своем белом одеянии, угрюмый монах, едва пропоют петухи, забирается в голову Марса — вполне подходящее пристанище для проклятой богом души, не правда ли? — и пылает там на адском огне, который вырывается из глаз, ушей и рта идола.

— Что за околесицу вы несете, милейший? — воскликнул Мармань, не понимая, серьезно говорит школяр или подшучивает над ним.