Джонни — несдержанный и хвастливый задира — в восторге от подобных комментариев. Смотрю в окно. Утренняя дымка еще не рассеялась, и все кажется одноцветным.

— Ты не ответил на мой вопрос, — говорит Джонни.

— Понятия не имею, но могу выяснить.

— Кое-кому следует больше знать о своих традициях.

Джонни часто называет меня «кое-кто». Например, он говорит: «Кое-кому нужно соединить меня с тем-то и тем-то». Или: «Кое-кому следует вымыть мою машину». Или: «Кое-кто должен заказать…» Думаю, кое-кто должен врезать по его королевской заднице!

Звенит таймер. Поднимаю крышку солярия, Джонни садится, снимает очки и протягивает их мне. А я даю ему красно-коричневое полотенце от Ральфа Дорена. Он оборачивает его вокруг загорелой задницы и проходит за огромный полированный стол орехового дерева. Мне не дозволено садиться без приглашения. Когда ему вздумается, он скажет:

— Садись. Какие планы на эту неделю?

Сажусь и открываю расписание.

— В полдень у вас горячий масляный маникюр. Завтра ароматерапевтический массаж. В среду за ленчем встреча с Рэндаллом Блумом, в четверг деловая встреча с Тревисом Траском. В пятницу вы не заняты.

— Тяжелая неделя, — говорит Джонни и откидывается в кресле, закинув руки за голову, так что становятся заметны имплантаты на месте грудных мышц. — Я хочу пить.

Я подхожу к мини-холодильнику, расположенному в двадцати дюймах от кресла Джонни. Достаю «Капри сан» — фруктовый напиток со вкусом черешни, вставляю соломинку и выливаю содержимое в хрустальный бокал для вина фирмы «Уотерфорд». Подаю его Джонни через левое плечо и возвращаюсь на место.

— Как дела с Тревисом? — интересуется он, одним глотком выпивая половину бокала.

— Контракт пока ни с кем не подписан.

— Любая студия в городе готова заплатить ему двадцать миллионов, а этот идиот не может принять решение?

— Он хочет сделать перерыв.

— Перерыв! Малыш снялся всего в трех фильмах!

Стараюсь не морщиться, когда Джонни употребляет слово «малыш». Кем он себя воображает? Луисом Б. Майером [14]? Хотя он прав. Тревис Траск сыграл главную роль всего в трех фильмах… но бюджет каждого из них был до смешного мал, а сборы переваливали за пятьдесят миллионов, и все только благодаря нашей девятнадцатилетней звезде.

— Они снимались подряд, один за другим, — нахожу я объяснение.

— Разве он не понимает, что люди скоро забудут о его существовании?

— Джонни, я уже говорил ему об этом. А он заявляет, что ждет подходящего проекта.

Джонни разводит руками:

— Он мечтает о выдающейся роли! Помнишь, Ди Каприо пошел тем же путем, а в итоге снялся в двух дерьмовых фильмах, растолстел и обрюзг! — Джонни ставит локти на стол и начинает шевелить пальцами, как будто играет на кларнете. Этот ритуал означает, что мой босс глубоко задумался. Пальцы движутся все быстрее, пока не приходит прозрение. Или мысль на худой конец. И часто не самая хорошая мысль. Он хлопает ладонями по столу. — Тебе нужно с ним поговорить. Ты молод и быстрее найдешь с ним общий язык, кроме разговоров о женщинах, конечно. Скажи ему, он должен наконец остановиться на каком-то проекте.

— Или что?

— Что за вопросы? — кричит Джонни. — Мне нужно оплачивать счета!

По правде говоря, Джонни ненавидит своих клиентов. После того как они подписывают контракт — минимум на три года, — он перекладывает всю работу на подчиненных, то есть на меня. А сам практически ни за что не отвечает — неплохую синекуру нашел себе мой босс.

Джонни берет со стола сценарий.

— Вот, например, что я прочитал вчера вечером. Я был просто потрясен.

На обложке написано: «Подними пушку!»

— И о чем же он? — осторожно спрашиваю я.

— Помнишь стрельбу в школе в Колорадо? Тревис превосходно подходит на роль одного из киллеров. Эштону Кэтчеру предложено сыграть его друга. Есть еще отличная небольшая роль для кого-то постарше: учитель, рискующий жизнью ради спасения детей.

Я знаю, что это означает. Джонни хочет играть в этом фильме. После того как за большую взятку он получил роль без слов в последнем фильме Тревиса, мой босс считает себя драматическим актером.

— Проект, конечно, заманчивый. Но ведь мы хотели, чтобы Тревис снимался в серьезных фильмах, — говорю я.

Моя наглость ставит Джонни в тупик, он поднимает брови — густые и неухоженные, несколько длинных волосков торчат в разные стороны. И я вдруг вспоминаю, что «серьезные фильмы» были моей идеей, а не его.

— Мы хотели, чтобы я заработал денег. Много денег. Он может сниматься хоть в «Лепрекон-восемь», мне без разницы. Меня волнуют мои пятнадцать процентов за менеджмент, оплата за консультации и членство в Гильдии киноактеров, если, конечно, в этом фильме окажется подходящая для меня Роль.

— Конечно! — резко меняю я тональность. — Обязательно покажу этот сценарий Тревису и узнаю его мнение.

— Ради всего святого, попробуй подкупить его. Скажи, что студия предложит самые лучшие условия.

К нему смогут прилететь все его друзья. Мы обеспечим его кокаином, проститутками, чем только пожелает! — Джонни смотрит на мои колени. — Кое-кто не хочет это записать?

— Тревис предпочитает марихуану или грибы, — отвечаю я и пишу: «Чертов дурак», — в своем блокноте.

— Мы должны уговорить его. В нашем бизнесе нужно постоянно работать, или все решат, что ты умер. Наверное, именно это ты и захочешь объяснить мелкому идиоту.

Киваю и пишу: «Твою мать».

— Кстати, о деньгах, ты был в банке сегодня утром? — спрашивает Джонни.

— Да, выписка с депозитного счета у меня на столе.

Он качает головой.

— Позвони моему брокеру и попроси его купить еще акций «Ай-би-эм».

Записываю: «Режьте меня на куски».

— Так, а где рейтинги? — интересуется Джонни.

Перебираю бумаги в поисках листа с распечаткой рейтингов Нильсена за прошлый вечер.

— Виктория снова последняя в своем возрастном интервале.

Джонни вздыхает и снова начинает рассматривать пальцы.

— Сколько недель это длится?

— Восемь.

— Очень плохо, что они решили включить ее в рейтинг. Я боялся этого. Она слишком стара. Никого больше не интересует Виктория Раш. Черт, даже мне она абсолютно безразлична.

— Думаю, у нее до сих пор есть преданные поклонники.

— Ну, если бы геи были выделены в отдельную демографическую единицу, это имело бы смысл.

— Но это уже произошло, — усмехаюсь я. — Как думаете, кто подтолкнул сериал «Следователи ВМФ» в первую двадцатку?

Джонни безучастно смотрит на меня.

— Показатели рейтинга только повышают значимость Тревиса. Он должен наконец что-то решить.

— Да, конечно.

— Есть что-то еще? — спрашивает Джонни, вытирая лицо уголком полотенца.

— Барт Абельман сегодня вечером выступает в шоу Лено по телевизору.

— Кто?

— Комик, о котором я вам рассказывал. Вы видели его записи.

— Меня не интересуют комедийные актеры.

— Он выдающийся комик, — продолжаю настаивать я. — Появился на одном из прослушиваний для шоу «Сегодня вечером» и сразу же получил разовый ангажемент. Думаю, нам стоит отправить его на фестиваль комедийных искусств в Аспене. Если с ним поработать, у него будут неплохие шансы. Смешных людей не хватает.

— Послушай, для успеха в нашем бизнесе нужны хорошие задатки. А посредственных комиков масса. Кроме того, никому не удавалось быть смешным со времен Эмо Филипса. А он уже покойник.

— Эмо Филипс жив.

— Правда? — изумляется Джонни.

— Думаю, вам стоит своими глазами взглянуть на выступление Барта. Я ведь оказался прав по поводу Тревиса.

Джонни машет в сторону двери:

— Меня не интересуют комедианты. Все они абсолютно одинаковы: евреи-неудачники, считающие, что их обижали в детстве. Что-нибудь еще?

Смотрю на расписание. На девять вечера карандашом вписано имя женщины.

— У вас сегодня свидание. Я сделал заказ в «Азия деКуба».