Я преднамеренно говорю о «росте дохода», а не о подъеме уровня жизни. Если существует минимальный уровень жизни, то имеется и максимальный или, так сказать, оптимальный, который уже не перешагнуть. Этот «оптимум» был задолго до индустриализации достигнут «руководящим» меньшинством — это хорошо знал Маркс и писал об этом в одном из своих научных трудов.
Так что лишь незначительная часть капиталистической прибавочной стоимости фактически шла на потребление — почти все «инвестировалось» и тем самым служило дальнейшему техническому прогрессу, то есть постоянному расширению и «совершенствованию», индустриализации или рационализации национальной экономики.
Однако, как уже было сказано, тот «капитализм», который имел в виду Маркс, был устроен таким образом, что трудящееся большинство не имело от этого прогресса ни малейших выгод. Хотя оно не становилось абсолютно беднее (да это было и невозможно), оно становилось относительно беднее: различие между ним и элитой по совокупному доходу становилось все большим.
Из этой теории образования капитала и теории прибавочной стоимости Маркс и так называемые марксисты вывели в XIX веке известные социальные и политические следствия. Они пророчествовали о «социальной революции» как исторической необходимости. Ими говорилось следующее: основанный на прибавочной стоимости капитал разрушает социальное равновесие; вся эта система раньше или позже рухнет. Это насильственное низвержение капитализма называлось ими «социальной революцией».
Мы можем сразу сказать, что марксистские пророчества не оправдались — как раз в капиталистических странах не было «социальной революции». Сегодня ни один серьезный человек не станет всерьез утверждать, что в этих странах имеется хоть какая‑то возможность подобной революции. Но если сегодня уже нельзя всерьез отрицать это фактическое положение дел, то можно ложным образом его интерпретировать. Скажем, можно предположить, что Маркс ошибался в своих предсказаниях потому, что ложными были их теоретические основания. Зачастую именно это и утверждалось. По — моему, такое истолкование не только ложно, но и опасно. На деле Маркс ошибся не потому, что он был не прав в теории, но именно потому, что он был прав.
В чем заключается эта ошибка и почему он пришел к тому, что на сегодняшний день всеми признается ложным? Совсем не потому, что на Западе не дошло до революции, хотя сохранился описанный Марксом капитализм. Маркс ошибся и не потому, что описанного им капитализма вообще не существовало (как это часто и охотно повторяли в XIX веке). Маркс ошибся именно потому, что, во- первых, капитализм в его время был как раз таким, как он его описывал, и, во — вторых, поскольку этот капитализм сам сумел разрешить открытые Марксом и описанные им экономические недостатки или «противоречия». Причем сделал он это в том направлении, которое было указано самим Марксом, только не «революционным» или «диктаторским», но мирным и демократичным образом.
Собственно говоря, Маркс и марксисты ошиблись только в одном. Они полагали, что капиталисты останутся столь же наивными, поверхностными, непонятливыми и слепыми, как буржуазные политэкономы и интеллектуалы вообще, которые писали более или менее толстые книги и думали, что тем самым они «опровергают» марксистскую теорию. Если бы так и происходило, то Маркс ничуть не ошибся бы в своих предсказаниях. Но на деле все происходило иначе. Капиталисты помогали публиковать «антимарксистские» книжки, иногда их даже читали (пока были студентами), но делали как раз нечто противоположное тому, что было в этих книжках написано. А именно, они по — марксистски перестраивали капитализм.
Коротко говоря, капиталисты сами видели в точности то же самое, что видел и что описывал Маркс (пусть независимо от него и с некоторым запозданием). А именно, они видели то, что капитализм не может развиваться и даже просто сохраняться в том случае, если обретенная с помощью промышленной техники «прибавочная стоимость» не будет перераспределяться между капиталистическим меньшинством и трудящимся большинством. Иначе говоря, капиталисты вслед за Марксом поняли, что современный капитализм с высоким уровнем развития промышленности и массовым производством не только делает возможным постоянный рост доходов (и жизненного уровня) работающей массы, но он его даже требует. И они стали соответствующим образом действовать.
Короче говоря, капиталисты стали делать именно то, что они и должны были делать по марксистской теории, а именно то, что делало «социальную революцию» невозможной и ненужной. Такое «марксистское» преобразование первоначального капитализма протекало более или менее анонимно. Тем не менее и тут имелся один великий идеолог. Его звали Генри Форд. Мы даже можем сказать, что Форд был единственным великим и подлинным марксистом XX столетия. А все так называемые теоретики марксизма были в большей или меньшей степени «романтиками», поскольку они искажали марксистские теории ради того, чтобы приспособить их к некапиталистическим отношениям, то есть к экономической системе, которая вовсе не подразумевалась Марксом.
После того, что совершенно сознательно делалось фордом и более или менее бессознательно прочими капиталистами до или после него, пришли теоретики — интеллектуалы, которые, используя термины, вроде «Full Employment», перевели идеи Форда на ученый язык, недоступный нормальному среднему человеку, и развили этот язык столь успешно, что уже было трудно понять, что речь идет именно об идеях Форда. Они—το были вполне марксистскими, а потому при их реализации оказались опровергнутыми всякого рода псевдомарксистские теории.
В любом случае, фактом остается то, что сегодня описанный и раскритикованный Марксом капитализм старого стиля, то есть капитализм, создающий инвестируемый далее капитал за счет искусственного ограничения дохода трудящихся слоев населения вплоть до жизненного минимума, не сохранился ни в одной высокоразвитой стране — за исключением Советской России. Там он называется если не «коммунизмом», то «социализмом», но при всех социально — политических вторичных проявлениях (будь они полицейскими или революционными), остается тем же самым европейским капитализмом XIX века. И это целиком отвечает марксистской теории. Ведь с точки зрения этой теории совершенно все равно, кем инвестируется прибавочная стоимость, частным лицом или государственным чиновником. Важно лишь то, что образующая капитал прибавочная стоимость рассчитывается так, что трудящимся массам остается лишь прожиточный минимум.
Сказанное мною совсем не ново — сегодня это просто банально. Можно даже спросить, зачем это вообще было мною сказано. Тем более, что тема моего доклада обозначена как «колониализм», а не «капитализм».
Я говорил о Марксе и марксистском капитализме, равно как о мирном и «демократичном» преодолении первоначального капитализма именно потому, что, по моему мнению, капитализм старого стиля не был полностью и окончательно преодолен, как это может показаться с первого взгляда. И не только потому, что он под более или менее верным названием «социализм» сохранился в Советской России (и ее «сателлитах»). К сожалению, он сохранился и на Западе и называется сегодня «колониализмом».
Маркс рассматривал только Западную Европу, и в его время это было совершенно оправданно. Куда менее оправданно то, что и сегодня многие из его хвалящих или критикующих обладают той же перспективой и видят мир примерно так же, как какой‑нибудь древнеримский «экономист». С тем единственным отличием, что в этот orbis terrarum[64] включены еще Соединенные Штаты Америки.
Но в действительности так называемый «западный мир» — по крайней мере после Второй мировой войны — является отнюдь не только европейским или евро — американским. Он является также африканским и азиатским, и еще в большей мере станет таковым в длительной перспективе.
Если рассмотреть этот мир в целом и таким, как он есть в действительности, то не так уж трудно заметить, что марксистское определение капитализма к нему по — прежнему применимо, причем со всеми следствиями, вытекающими из этого определения «логически» (т. е. не только «в действительности», но и со всей «необходимостью»).
