Метрах в ста от меня перемещался разноцветный сгусток света, довольно быстро приближаясь. Поначалу толком не поняв, что же я такое увидел, затем вгляделся получше, и все–таки рассмотрел детей, а среди них, примерно в центре их толпы и Лиру. Она постоянно вертелась, успокаивая и одергивая наседавших на нее детей. Все они были окружены, даже можно сказать, покрыты с ног до головы разноцветным облаком света, вспыхивающим то там, то сям яркими бликами. Это светились тонкие тела детей, их ауры.

Но были среди них, оказывается, и те, чья аура раньше не давала свечения. И они только–только начинали излучать слабый свет, явно заряжаясь эмоциями уже «светящихся» детей. Свет этих детей был так ярок, что аура Лиры практически не выделялась на его фоне.

Наконец, увидев меня, Лира остановилась и, улыбаясь, развела руками, мол, я ничего не смогла с ними поделать. Я улыбался в ответ и тоже был рад ее видеть. Детвора, заметив ее остановку и то, что она больше не обращает на них внимания, а куда–то смотрит, тоже вся разом посмотрела туда, и…, увидела меня.

С минуту — полторы они молча стояли и смотрели на меня. Я тоже молча разглядывал их. Затем ребятня словно сорвалась с цепи. Позабыв про Лиру, они шумной гурьбой бросились в мою сторону, выкрикивая на бегу каждый свои просьбы и вопросы, заключавшиеся, в основном, в том, чтобы я научил их летать и объяснил, кто же все–таки такой Дух Атлантиды, где он живет, и как с ним разговаривать. За ними уже покойно пошла Лира, все так же весело улыбаясь, и показывая своим видом: «попробуй–ка ты сам справься с ними, а я погляжу, что у тебя получится».

Наконец, добежав, дети обступили меня вокруг, все так же перекрикивая друг друга. Каждый пытался обратить на себя мое внимание. Некоторое время я молча ими любовался, рассматривая их лица, внешность, одежду. Они были такими же смуглыми, как и их родители. Волосы были светлыми, в основном, разных оттенков цвета пепла. Встречались так же и ребята с белыми, цвета молока, волосами разной длины.

Одежда на них была уменьшенной копией той, что носили их родители. Только красок, я имею в виду оттенков сиреневого и фиолетового цветов, было куда больше, чем на одежде взрослых.

Лет им было по виду семь — восемь. Были среди них и дети по старше, лет по десять — пятнадцать. Они вели себя более сдержано и тихо. Чувствовалось, что над их сознанием, чувствами, эмоциями уже поработали родители, создавая вокруг разные преграды и стены из стереотипов и правил поведения. Что ж, мне надо было помочь им разрушить эти нагромождения, созданные взрослыми.

Дабы прекратить, наконец, шум и беспорядочные крики вокруг, я не стал повышать голос, и, тем более, кричать, успокаивая детей. Не делал и каких–либо движений и жестов, а просто послал беззвучную просьбу прямо в сознание каждого из них.

Эффект не заставил себя ждать. Некоторые из детей замолчали почти сразу же, как только осознали, что «услышали» меня, и сильно удивились еще и тем, что рта, при этом, я вообще не открывал. Остальная часть детворы продолжала галдеть, производя вокруг все еще достаточно шума. Они, очевидно, все еще не осознали тот факт, что попросту невозможно говорить, не открывая при этом рта, или, скорее всего, попросту не обратили на него внимания.

— Посмотрите на меня. Да, да, именно, взгляните на меня, — опять молча, не сказав ртом ни слова, я так обратил на себя внимание остальных детей и затем продолжил. — Я отвечу на все ваши вопросы, только создайте тишину, чтобы вы смогли услышать мои ответы.

Теперь и вторая половина детей так же внезапно замолчала, от нахлынувшего на них сильного удивления. Они тоже поняли, что я говорил с ними, не произнося слов. В итоге нужный эффект был достигнут, и наступила полная тишина.

— Пойдемте на песок, ближе к воде, — подозвал я всю группу на середину песчаной полосы, и попросил их сесть полукругом, так, чтобы им меня было хорошо видно. Рассевшись примерно так, как я указал, они молча уставились на меня. Полученный ими шок от увиденного, до сих пор оказывал свое влияние. Лира тоже заинтересовалась тем, что должно было сейчас происходить, и села вместе с детьми на песок, направив на меня свой взгляд, исполненный ожидания нового. Надо же, ей тоже было интересно, что же я мог сообщить детям, сидящим сейчас передо мной.

— Вы действительно думаете, что вы — это те, кто сейчас сидит на песке, слушает и смотрит на меня? — начал я без всякой подготовки, вступительной речи и предисловий.

— Да, да, — нестройным хором после недолгой паузы откликнулись все дети без исключения, с интонацией, не допускающей других вариантов. Лира промолчала, но было видно, что и она тоже никак не ожидала от меня услышать такое. Мой вопрос явно завел все ее мысли в тупик, и она просто молча продолжала на меня смотреть.

— Ошибаетесь, — спокойно произнес я, улыбнувшись.

— Ваши ноги, руки, голова, живот, и вообще все тело — это всего лишь механизм. Такой же механизм, как и лодка, используя которую вы переплываете озеро, как и дома, в которых вы отдыхаете по ночам, едите, укрываетесь от непогоды.

— Ваши тела — это на самом деле не вы, а всего лишь механизмы, своеобразные машины, которые помогают вам настоящим находиться в этом мире, ощущать ветер, воду, чувствовать запахи, вкусы, звуки, — продолжал я объяснения, видя, как широко раскрываются детские глаза. А немые вопросы, так сильно стремятся из них наружу, что даже нет необходимости в сознательном чтении их мыслей.

— Да, вы не ослышались, и именно так все и обстоит. Тела нужны нам для пребывания в мире сильно сжатой, сконцентрированной энергии, то есть именно здесь, где мы сейчас и находимся, в мире материальных объектов. Этот мир состоит из того, что можно назвать как «нечто». Некие проявления этого «нечто» ощутить и почувствовать мы не в состоянии, но кое–что все же можем. Я еще называю это «нечто» — энергией.

— Например, всем должно быть известно, что такое огонь, а многие наверняка уже разводили костры. Не так ли? — задал я вопрос и опять нестройный хор детских голосов дал утвердительный ответ.

— Так вот тепло, исходящее от пламени костра, которое вы ощущаете своими телами это одно из множества проявлений этого «нечто» или энергии, из которой все и состоит. Абсолютно все.

Свет, распространяющийся от горящего костра это тоже проявление энергии, но немного в другой форме. Поленья, которые сгорают в костре, постепенно превращаясь в угли и золу, тоже являются энергией. Но это уже энергия, находящаяся в более плотном состоянии. В этой форме, то есть в виде кусков дерева, энергия очень и очень сильно сжата. Пока все понятно, о чем я говорю? — снова спросил я молчащую детвору. В ответ услышал редкое мычание, перемежающееся с недоумением. Многие отрицательно замотали головами.

Похоже, что мои объяснения оказались слишком сложными для них.

— Ладно, объясню на примере, смотрите, — я сконцентрировался, представив у себя в ладонях пластиковый литровый стакан с водой, и протянул перед собой обе руки. Почти сразу же последовала вспышка света, и у меня в руках появилась мерная емкость из прозрачного пластика, доверху наполненная водой. Ребята при виде вспышки разом вздрогнули, явно не ожидая подобного фокуса с моей стороны. Кто–то испуганно вскрикнул.

— Что собой представляет вода вам уж точно должно быть известно. С такими состояниями воды, как, например пар и туман вы тоже наверняка знакомы, или, к примеру, вода в жидкой форме, как у меня сейчас.

— Да, да, это нам известно, это мы знаем, — подтвердила детвора.

— Так вот вода так же является энергией, в более плотной форме, как и куски дерева в костре, — говоря это, я одновременно тонкой струйкой начал выливать воду из емкости, задавшись целью получить ее газообразное состояние.

Эффект, последовавший за моими действиями, слегка ошеломил даже меня самого.

Не достигая земли, струйка воды начинала закипать, и прямо на моих глазах, шипя, превращалась в пар, окутывающий меня до колен.

Прекратив, наконец, выливать воду из стакана, остальную ее половину, я заморозил прямо в сосуде, просто помыслив об этом.