И он рассказывает о дальнейших событиях. Закончив, просит разрешения закурить. Взял сигарету из пачки, оставленной Хуго Ловетти, сделал несколько глубоких затяжек.

— Те двое называли вас доктором. Вы ученая?

Она кивнула.

— Выловленный нами старик тоже был ученый?

— Большой ученый. — Брызгалова помедлила. — И совсем еще не старик.

Мисун быстро посмотрел на собеседницу. Она тоже взяла сигарету. Моряк подал огня. Пододвинул к себе газету с хроникой, ткнул в нее пальцем:

— В чем тут дело? Вы действительно виноваты?

— Не знаю…

— Это не ответ.

— Я действительно не знаю, в чем моя вина. И есть ли она вообще.

— Такие сообщения без достаточных оснований не печатают. — Мисун вновь стал просматривать хронику. Не обнаружив ничего нового, хотел было отодвинуть газету, но задержал взгляд на нижней части листа. И насторожился. — Очень любопытно… Как я помню, человек, принесший эти газеты, утверждал: прилетел в Москву, пожил там — и сразу назад. В других наших городах не был.

— Только в Москве, — подтвердила Брызгалова.

— В таком случае он бессовестный лжец.

— Какая разница, где он был и где не был? — женщина вяло пожала плечами. — Может ли это иметь хоть какое-то значение?

— Может, и очень большое… Взгляните сюда, в конец страницы.

— Но там только номера телефонов редакции.

— Еще ниже… Нашли? Тогда читайте. Стойте, я сам. Итак, сказано: “Газета передана в Баку по фототелеграфу. Отпечатана типографией “Коммунист” ЦК КП Азербайджана”.

— Не понимаю, чего вы разволновались. У нас каждый школьник знает: центральные газеты печатаются не только в Москве, но и в столицах союзных республик и некоторых других крупных городах страны. Что вас поразило?

— То, что экземпляры “Известий”, отпечатанные в Баку, продавались в киоске московского “Националя”. Смотрите, что получается: в Москве делают и набирают газету, телеграфом передают матрицы в Баку, там печатают тираж и отправляют его для продажи назад в Москву. Полагаете, это возможно?

Брызгалова не ответила. Взяв газету, снова принялась рассматривать хроникальное сообщение.

— Я вот о чем думаю, — рассеянно продолжал Мисун. — Давайте рассуждать. Итак, в лапы здешних господ попала некая нужная им особа. Не идет на компромиссы, демонстрирует верность своим идеалам, рвется на Родину. Как тут быть ее противникам? Рождается план, цель которого привести данную особу в покорность. Главное в этом плане — подлог. Фабрикуется сообщение, что женщину лишили советского гражданства…

— Но газета подлинная! — воскликнула Брызгалова. — Вы сами это утверждаете.

— Выслушайте до конца… Итак, фальшивка сфабрикована. Придуман и способ подачи ложного сообщения. Выбор пал на уважаемую советскую газету. Все остальное, как говорится, дело техники. Выволокли из хранилища пачку номеров “Известий”, вставили в один из экземпляров состряпанную хронику и воссоздали номер газеты заново, но уже с фальшивкой. Уверен, для здешних специальных служб это не самая трудная работа… — Мисун взял газету с хроникой, повертел перед глазами: — Сделали хорошо. Номер не отличишь от подлинного… И все же допустили ошибку. Взяли не тот выпуск — не московский, а иногородний. Ведь у них богатый выбор нашей литературы и периодики — они и выписывают советские издания, и получают их от своих эмиссаров в СССР, не жалеют денег на приобретение прессы… Вот такие дела, — Мисун улыбнулся. — Думаю, нарисованная картина достаточно достоверна. Как ваше мнение?

— Спасибо вам, — прошептала Брызгалова.

— Не за что. — Моряк наморщил лоб, встал. — Хоть теперь-то верите, что я не подосланный к вам предатель?.. Ну, мне пора. Вообще по ночам здесь тихо. И все же кому-то может прийти в голову мысль проверить, спит ли дрессировщик обезьян.

— Дрессировщик?..

— Впрочем, нет. Индеец Рикардо, убирающий клетки подопытных животных, называет меня так: “Человек, которому повинуются обезьяны”. Мне действительно удалось установить контакт с животными: кормлю их, пытаюсь лечить заболевших… Как я уцелел после гибели своего судна? Хозяева острова хотели окончательно убедиться в том, что в Москву не отправлены снимки найденного в океане мертвеца, усиленно допрашивали меня. В перерывах между допросами заставляли обслуживать животных: немцы — практичные люди, стремились полностью использовать пленника. И вот — оценили мои способности обращаться с обезьянами… Вообще здесь острая нужда в персонале. В газетах нацисты кричат, что их много и что они всесильны. На деле же вынуждены охотиться за каждым нужным им человеком. Вот вас изловили. Еще раньше к ним в руки попал француз Бартье… Да и кто добровольно согласится мучить подопытных людей?..

— Подопытные люди… Что это значит?

— То, что слышите. Людей используют как обезьян. Рикардо был одним из таких.

— Что же с ними делают? Какие ставятся эксперименты?

— Не знаю. Но все они быстро погибают.

— Однако этот ваш Рикардо уцелел?

— Понадобился человек, чтобы выгребать грязь из клеток животных… Но мне надо уходить.

— Повремените минуту… Что за люди подвергаются экспериментам?

— Это были индейцы, взрослые и дети. Человек тридцать. Все исчезли. Я слышал, что скоро доставят новую партию подопытных. Но что-то не везут. Вот и ходили мои хозяева мрачные. Однако сегодня повеселели. Думаю, это связано с прибытием самолета.

— Я видела в окно, как он садился. Большая машина.

— Очень большая… Но мне в самом деле надо уходить.

— Когда я снова увижу вас?

— Может, следующей ночью?.. Да, вот еще! — Мисун похлопал ладонью по газете с хроникой: — Поверьте фальшивке, покажите им, что поверили. Пусть подумают, что вы сломлены, смирились. Только не переиграйте — это самая большая опасность. Во что бы то ни стало завоюйте доверие. Чем больше доверия — тем больше шансов вырваться отсюда. Лично я держусь такой тактики. И кое-чего добился.

— Отчего же не бежали? — спросила Брызгалова.

Мисун вздрогнул.

— Я бы не хотел, чтобы со мной разговаривали таким тоном, — угрюмо сказал он. — Ведь я тоже могу задавать неприятные вопросы…

Он не договорил — Брызгалова вдруг схватила его руку и прижалась к ней губами.

— Вы с ума сошли! — Мисун выдернул руку.

— Простите меня! — у женщины от волнения прыгали губы, срывался голос. — Я верю вам, верю. Готова выполнить все, что потребуется. Единственное, чего боюсь, — потерять вас!..

— Все же отвечу на поставленный вопрос, — жестко сказал Мисун. — Нет, попыток побега не предпринимал. Выбрался однажды за жилую зону с целью разведки… Вы должны знать: тщательно охраняются только она, эта зона, и лаборатория. Сам же остров почти без охраны. Хотите знать почему? Практически с него невозможно бежать: лагуну окружают рифы, за ними всегда сильный прибой. И нет никаких плавсредств, ни единой шлюпки! А лагуна кишит крокодилами. Непонятно, откуда они взялись…

— Как далеко отсюда до материка?

— Верных восемьдесят миль. Ко всему, остров в пустынной части моря, вдали от обычных судовых трасс.

— На что же нам надеяться?

— Пока не знаю. Будем искать выход.

— Меня доставили сюда по воздуху.

— Меня тоже, — сказал Мисун. — Вот и сейчас на острове находится самолет. Но я не летчик… Нет, начинать надо с того, чтобы завоевать доверие мерзавцев. — Он встал, пошел к двери. У выхода обернулся, вскинул кулак: — Будем бороться?

— Да!

— Тогда до встречи завтра ночью. Я бы хотел напомнить… — Мисун не договорил: хлопнула входная дверь коттеджа.

— Сюда! — Брызгалова показала под кровать.

В дверь постучали.

— Кто это?.. Минуту, я накину халат.

— Хорошо, мы подождем, — откликнулся Лашке из-за двери. И шепотом, адресуясь к Ловетти, добавил: — Как видите, она не спала!

После первого посещения Брызгаловой оба долго спорили. Лашке досадовал, что дело не довели до конца. Газета с поддельной хроникой дала нужный эффект. Значит, надо было не спешить с уходом, а добиться окончательного согласия женщины на сотрудничество, пока она ошеломлена, подавлена. Вместо этого ей предоставили время на размышление.