Дорога заняла без малого полтора часа, но он и раньше проходил ее много раз и привык к подобным путешествиям. Он не возражал против темноты. На самом деле, он даже приветствовал ее.

На границе заповедника он сделал паузу, чтобы переместить свой рюкзак с одного плеча на другое и осмотреться. Отлив быстро отступал, и его обостренное ночное видение отметило, что уходящая вода обнажила лабиринт луж, илистых отмелей, болотистых островков и топей. Земля казалась погруженной в тихое молчание, хотя поднимался сильный ветер. Он поспешил вперед, быстрее, чем раньше. Ему предстояло пуститься в обратный путь перед началом прилива, если он не хотел затеряться на этих пустошах.

По мере углубления в трясину высокая трава становилась плотнее, пока не начала больше напоминать джунгли, чем болота. Но даже в этих непроглядных зарослях человек уверенно продолжал свой путь. Теперь он двигался еле заметно, по тропе, которую мог распознать только самый опытный глаз. Он давал прозвища всевозможным ориентирам, мимо которых проходил: приливной бассейн необычной формы стал «нефтяным пятном», сильно закрученный пучок солероса, высохший и мертвый, был «смерчем». Эти вехи помогали ему ориентироваться. У «смерча» он резко повернул налево, все еще следуя по секретной, почти невидимой тропке. Он был почти на месте. Ветер теперь усилился, наполняя воздух сухим шелестом стеблей.

В темноте трава казалась стеной, через которую ему приходилось почти пробиваться. А затем, внезапно, он вышел на маленькую поляну диаметром менее пятидесяти футов. Он огляделся в слабом свете луны, затененной облаками. На поляне буйствовал беспорядок: с одной стороны высилась огромная куча отбросов, от которой отходил след из мусора — куриных и рыбных костей, пустых консервных банок, ботвы от овощей. В середине поляны все еще тлели угли костра, а напротив мусорной кучи стояла старая брезентовая палатка, порванная и измазанная грязью и смазкой. Около нее была разбросана посуда и немного утвари: сковорода и бутылки с пресной водой. Позади палатки распространялся неприятный запах фекалий. Лагерь казался опустевшим — по всем признакам, совсем недавно.

Мужчина снова огляделся. Затем он тихо позвал:

— Дункан? Дункан?

Мгновение ему отвечала лишь тишина. А затем из стены осоки на дальнем конце лагеря вышел мужчина. Джо привык к его внешнему виду, но все равно каждый раз он посылал ему электрический разряд тревоги. Мужчина был одет в лохмотья: по-видимому, на нем была дюжина или около того гниющих предметов одежды, первоначальное предназначение которых теперь нельзя было даже предположить. Собранные вместе, они были тщательно обмотаны вокруг его конечностей, почти как саронг[84]. У него были тонкие рыжие волосы и сросшиеся на переносице брови, а длинная, сальная борода была скручена со странной педантичностью в три пучка. Он весь состоял из волос и сухожилий, и смотрел на Джо дикими глазами, которые, тем не менее, сверкали хитростью и разумом. В одной руке он держал кремневый нож, а в другой длинный, ржавый штык. Стало ясно, что он услышал приближение Джо и укрылся в зарослях травы.

— Что произошло? — спросил человек по имени Дункан, охрипшим от редкого использования голосом. — Ты не должен был приходить сегодня вечером.

Джо позволил рюкзаку упасть с плеча на землю.

— Ты должен уходить, — сказал он. — Прямо сейчас.

На этих словах на лице Дункана отразилось сильное подозрение.

— Да? Почему?

— Этот человек из ФБР, о котором я тебе рассказывал. Он знает о тебе, он обнаружил твой лагерь. Я не знаю, как, но он это сделал. Я слышал, как он говорил об этом сегодня в баре. Утром он приедет сюда с полицией.

— Я не верю, — сказал Дункан.

— Черт побери, Дункан, ты должен в это поверить! Это все твоя ошибка. Если бы ты не убил Дану, ничего бы этого не случилось!

Дункан сделал шаг вперед, и Джо отступил. Одной рукой он скользнул в карман брюк, и схватил рукоятку пистолета .22 калибра. Дункан остановился.

— Наш брат должен был умереть, — сказал он, сверкая глазами. — Он пытался обмануть меня.

— Нет, он не пытался. Сколько раз я должен тебе это объяснять? Он оставил драгоценности в сейфе и собирался держать их там до тех пор, пока мы бы не сможем их продать. Никто не собирался тебя обманывать. Не было причин так злиться и убивать его.

— Он обманывал меня всю жизнь. И ты тоже. Мне нужна была моя доля, а он не отдал ее мне. Я сделал всю работу. Я рискнул. Я же убил этого англичанина, не так ли?

— Ты сделал всю работу? — воскликнул Джо. Он тоже рассердился, и лишь настороженность по отношению к брату не давала его злости полного выхода.

— Как насчет Даны или меня? Мы ведь по очереди приезжали сюда каждую неделю с едой и водой для тебя! И какого черта ты собираешься делать с пакетом драгоценных камней? Мы должны превратить их в деньги. Тогда ты и получишь свою долю.

— Я сделал всю работу, — настаивал Дункан. — Поэтому мне нужны мои драгоценности, и я хочу получить их сейчас. Они же у тебя. Я знаю, что они у тебя, — не обращая внимания на пистолет, он сделал следующий шаг вперед. — Отдай мне мою долю.

Еще одна волна беспокойства пронзила Джо. Ранее он уже видел своего брата в подобном состоянии, он знал его жестокий характер и знал, на что он был способен.

— Хорошо, послушай. Ты получишь свою долю. Я обещаю тебе. Теперь, когда Дана мертв, мы можем разделить все пятьдесят на пятьдесят. Но эти драгоценности тебе не помогут. Они хранятся в специальной ячейке в банке Эксмута. Мы не можем их продать, пока нет. Но главное сейчас то, что агент ФБР будет здесь на рассвете, — не отводя взгляд от Дункана, Джо опустился на колени, полез в рюкзак и вытащил толстую пачку денег.

— Здесь две тысячи долларов — вся моя заначка. Подумай, это приличные деньги, пока мы не сможем сдать рубины. И в рюкзаке есть еда и вода — тебе хватит еще на неделю. Но сейчас тебе нужно уходить. В противном случае они поймают тебя и посадят в тюрьму. И меня, как твоего сообщника.

— Это была идея Даны убить того англичанина. Убить его и изуродовать подобным образом. Я сделал именно то, что он просил. Я невиновен.

— Дана сейчас мертв, и закон не работает таким путем. Ты совершил убийства. Они на тебе — и на мне. Ясно? Мы в этом замешаны вместе, не так ли? — он пытался модулировать свой голос, чтобы он звучал убедительно, а не еще больше разозлил его безумного брата.

И это сработало. Враждебное выражение покинуло лицо Дункана. Он взял пачку денег, которую предложил ему Джо, пересчитав их жирным большим пальцем.

— Перейди на другое место, — настаивал Джо. — Ты знаешь его — старое паровозное депо в заброшенном маневровом парке. Я найду тебя там через неделю. Как только они поймут, что это место заброшено, они подумают, что ты исчез навсегда. Они понаблюдают за ним еще пару дней, но как только прекратят слежку, я узнаю. Я сообщу тебе, когда ты сможешь сюда вернуться. Через некоторое время я смогу продать драгоценности. А до тех пор, будь добр, просто продержись на этих деньгах и заляг на дно.

Наступило долгое молчание. Наконец, Дункан кивнул. Пока Джо выжидал, мужчина вернулся к палатке и начал собирать свои немногочисленные жалкие пожитки. Побросав их на рваную простыню, он связал ее в тюк, а затем повернулся к брату. Когда он это сделал, то взглянул за плечо Джо, и его лицо внезапно исказилось яростью.

— Предатель! — воскликнул он, поднимая каменный нож. — Иуда!

Выпущенная пуля просвистел мимо уха Джо. Дункан вскрикнул, когда срикошетившая пуля выбила нож из его руки. С яростным ревом он развернулся и бросился к стене сухой осоки, мгновенно исчезнув в ней. Когда Джо вытащил пистолет и развернулся, чтобы противостоять нападавшему, то ощутил удар по голове, пистолет вырвали из его руки, и он почувствовал, как чье-то колено упирается ему в спину. Через секунду он был прижат к земле, а его запястья оказались в железной хватке. Они были стянуты сзади, и холодная сталь соединилась со щелчком. Затем он почувствовал, что его ноги тоже надежно связывают. Извернувшись на земле, он, наконец, смог увидеть, кто на него напал.