В очередном донесении Фельдшер сообщил, что анархисты собираются куда-то ехать. Их проследили до самого вокзала и, когда более десятка членов организации порознь сели в один поезд, имея на руках билеты до Костромы, «провожать до места» их не стали, а просто известили об их приезде местную полицию и жандармское управление. Из Костромы сообщили, что террористов «приняли в лучшем виде», арестовав на месте сбора, прямо на привокзальной площади. Некоторым удалось уйти, Савельеву в том числе. Но ускользнувшие, не оценив масштаб провала, посчитали его случайностью и вернулись «на московские квартиры», где их уже ждали московские филёры. Словом, получилось все достаточно удачно, террористов взяли почти всех. Одна была беда: никаких взрывчатых веществ при обысках у арестованных не нашли. Разрабатывая связи группы, обнаружили, что они тянутся в несколько городов России и за границу, в Австро-Венгрию.
Агент Фельдшер, арестованный вместе со всеми, сидел в тюрьме, как говорится, на общих основаниях, информируя начальство о том, что происходит в камерах. Через него Савельев передал на волю письмо, которое Фельдшер прочитал и запомнил, в нем было указание: «Произвести чистку квартиры и сор выбросить или оставить на удобрения». Речь, очевидно, шла о каком-то тайнике, но вот только где этот тайник?
Письмо было передано с одним вором, выходившим на свободу. Проследив за ним, выяснили, что письмо ушло в Брянск и получил его некий Малива. Спросить о тайнике Савельева не удалось: переправив письмо, он покончил с собой в камере.
Неожиданно на допрос запросился один из основных боевиков, некто Филиппов. Он произвёл на полковника самое неблагоприятное впечатление: здоровенный детина, с длинными по анархической моде прямыми волосами, падавшими на лоб и виски. Заварзин обратил внимание на его жилистую, вдвинутую вперёд шею и мускулистые ручищи с огромными толстыми пальцами. Филиппов предложил полковнику сделку: его выпускают из тюрьмы и следят за ним, он приводит сыщиков к сообщникам, а сам исчезает. Для начала он признался в том, что незадолго до ареста совершил убийство и ограбление. В Калужской губернии он, его маруха по кличке Курносая Таня и ещё двое сообщников совершили налёт на усадьбу одинокой вдовы-помещицы. Это была его «частная практика», не имевшая отношения к основному делу. Убив сторожа-садовника, служанку и саму помещицу, грабители захватили большую сумму денег и много ценных вещей. Свою долю он отдал Курносой, велев припрятать, а сам поехал в Москву, чтобы вместе с анархистами ехать «на гастроли» в Кострому. Рассказывая, как он убивал вдову, Филиппов, увлёкшись, живописал свой «подвиг» следующими словами: «Так я её прижал, шо у ей ажно кости захрумтели на шее». В этот момент он пошевелил своими огромными пальцами так, что полковника едва не стошнило. Теперь это существо опасалось того, что, узнав о его аресте, подельники убьют маруху Таньку и завладеют его долей. Вот он и предлагает…
Не дав ему договорить, Заварзин резко оборвал его и напористо заговорил сам. Он сказал Филиппову, что у него имеется другое предложение: охранному отделению отлично известно, кто он такой, и потому ему предлагают рассказать все, что ему известно, в обмен на сохранение ему жизни. Дело в том, что Филиппов был опознан как участник восстания на броненосце «Потёмкин», и не просто участник, а один из матросов-палачей, лично казнивших трех офицеров. Заочно он был приговорён к повешению ещё тогда, в 1905 году, и теперь спастись мог только по ходатайству следствия. Филиппов, страшно перепугавшись того, что его тайна открыта, в этот момент был похож на загнанного зверя. Спасая свою шкуру, он заговорил поспешно и путано. Лишь потом, постепенно успокоившись, стал припоминать подробности и рассказывал внятно.
В 1905 году, после того как экипаж «Потёмкина» сошёл на берег в Румынии, разошлись они кто куда. Филиппов, помотавшись по Балканам, решил перебраться на Дальний Восток. Он нанялся матросом на корабль, шедший в нужном ему направлении, и добрался до Владивостока. Там он быстро сошёлся с местными уголовниками, собрал свою шайку и стал промышлять грабежами и убийствами. Долго ли, коротко ли, но двое членов его банды были арестованы, а остальные, почли за благо убраться подальше от этих мест — в европейскую часть России. Надёжными документами они запаслись заранее, деньги у них водились, поэтому переезд труда не составил. Осели бандиты кто в Орле, кто в Брянске, и принялись за старое, выезжая «на гастроли» в Рязан-скую, Калужскую, Тверскую и Курскую губернии. В Брян-ске Филиппов случайно познакомился с Савельевым, который предложил ему принять участие в экспроприациях. По словам Филиппова, Савельев был идейный анархист, часто увлечённо говорил о будущем, том светлом времени, когда на всем земном шаре победит Анархия. Филиппов, по его собственному признанию, мало понимал, что он говорил, в силу необразованности, больше интересуясь делом и добычей. Анархисты его уважали за умение «чисто делать дело» и уходить от полиции, а также за революционные заслуги — казнь офицеров на борту мятежного броненосца.
Филиппов открыл следствию, что главная квартира группы находится в Брянске, в доме его приятеля, живущего на окраине города. Для прикрытия он содержал на дому бондарную мастерскую, а жена его занималась огородом при доме. Фамилия этого бондаря была… Малива.
Из Москвы в Брянск были направлены четверо опытных филёров, в задачу которым поставили слежку за этим Маливой. Агенты должны были осесть в городе, найти там работу и следить за связями «бондаря». Старшему филёру Теленову поручалось свести знакомство с «бондарем», посещая тот же трактир, что и он, войти к нему в доверие и открыться в подходящий момент, сообщив, что он беглый солдат и к «бондарю» его якобы направил Филиппов. Перед тем как поручить это задание Теленову, филёра ознакомили с показаниями Филиппова, Савельева, других членов группы и предупредили, что Курносая ещё не разыскана.
В Брянске Теленов довольно быстро справился с первой частью задания: в трактире, в который обычно ходил Малива, они как-то раз выпили-закусили, разговорились и подружились, как это бывает у людей пьющих сплошь и рядом. В своём первом донесении из Брянска Теленов сообщал, что «бондарь» пьёт сильно и во хмелю болтлив, однако хитёр и про дело ни разу не проболтался. Потом пришло подробное донесение. «Хотя „бондарь“ и утверждает, что он много лет никуда не выезжал из Брянска, похоже, что врёт, — писал Теленов. — Скорее всего, он бывший моряк, причём долго жил на Дальнем Востоке. Так я думаю потому, что: 1) Как-то раз в трактире он случайно обнажил руку по локоть, и обнаружилась татуировка: трехцветный дракон. Такие обычно делают моряки, плававшие в китайских водах. 2) Походка у него явно „морская“: чуть сутулится, широко расставляет ноги, как бы для устойчивости. 3) Головной убор носит, как матросы бескозырку, сдвинув на затылок. 4) Когда он курит, то сплёвывает, выбрасывая слюну очень далеко, как делают матросы, привыкшие сплёвывать за борт, чтобы не попало на палубу».
В другом своём донесении он доложил, что накануне к «бондарю» в трактире подошла какая-то молодая женщина. Она отозвала его в сторону, о чем-то пошепталась с ним и передала «бондарю» узел. «У этой женщины нос вздёрнут, и возможно, это и есть та самая Курносая Таня», — писал Теленов. Ему удалось «передать» Курносую своему напарнику, посещавшему тот же трактир отдельно от него, и тот проследил её до самого дома.
Когда Теленову показалось, что «подходящий момент» настал, он «открылся» своему новому другу. Тот выслушал его, пьяно усмехнулся, но ничего не сказал. Ни фамилия Филиппова, ни легенда о дезертирстве, казалось, на него не произвели никакого впечатления. Опасаясь, что «бондарь», заподозрив слежку, попытается скрыться, Заварзин в тот же день телеграммой распорядился немедленно арестовать «бондаря», его жену и Курносую.
