А портрет Барбареллы, написанный Тицианом, привёз во Флоренцию Пьетро Донати, говорят, в молодости они были весьма коротко знакомы, и повесил в одной из самых богато убранных комнат своего дома.

Варфоломей умолк и сделал знак Эдвину, своему юному рыжеволосому сотруднику — тот налил в стакан воды и передал ему.

— Что-то не такая уж она и красотка, эта Барбарелла, — заметил Карло.

— И что тебе в ней не так? — хмыкнул Лодовико.

— Да толстая она, — пожал тот плечами.

Молодёжь согласно закивала.

— Глупые вы, — припечатал Варфоломей. — Кто ж вам сказал, что пятьсот лет назад стандарты красоты были такими же, как сейчас? Это теперь красивой считают ту девушку, что чуть объёмнее доски, да и то потому, что на ней такой удобно моду показывать. А тогда ценились дамы в теле, с белой нежной кожей и рыжими волосами, а всего этого у неё, как можно видеть, в избытке. И вообще, откуда вам знать, красива ли девушка, пока она вам даже ни разу не улыбнулась?

— Эта-то уже не улыбнётся, — заметил Гаэтано. — А жаль, я бы проверил, какова она. И ведь большие деньги за свидание просила, не иначе.

— Ещё бы, — кивнул Варфоломей, допил воду и отставил стакан. — Смотри, у неё на платье и жемчуг, и янтарь, и вышивка искусная, и на шее жемчуг, и в ушах, и в причёске, дама была определённо не бедная. Так вот, коллеги, нам предстоит высказать своё мнение на тему — Тициан ли это, или позднейшая копия.

— А потом ещё двадцать полотен оттуда же? — Джованнина тряхнула волосами и подошла к картине.

— Возможно, дочь моя, — кивнул Варфоломей. — А сейчас все могут быть свободны, сказки на сегодня окончены. Можно подойти, осторожно рассмотреть картину, руками не трогать, если вы не реставратор. Реставраторам не трогать тоже — пока.

Молодёжь согласно покивала и стала постепенно вытекать из зала. Гвидо подошёл к Элоизе и она вернула ему котёнка — тот спал, и даже не проснулся при перемене рук. Октавио что-то тихо говорил Франческе, Кьяра подошла к Лодовико, поцеловала его в щеку и сказала, что ушла работать.

Реставраторы постояли вокруг картины, тихо поговорили между собой и тоже разошлись — кроме Джованнины, которая что-то показывала на картине Карло.

Остались Варфоломей, Элоиза и верхи службы безопасности.

— Может, пойдём в «сигму»? — спросил Карло. — Там можно поесть. А то я как-то не успел поужинать. И ты тоже, наверное, — глянул он на Джованнину.

— В принципе, можно, — кивнул Лодовико. — У меня есть, что ещё рассказать, но это не обязательно делать на глазах уважаемой дамы, — он легонько кивнул в сторону портрета.

— Тогда мы сворачиваем здесь всё, — Варфоломей кивнул Джованнине, и она принялась укрывать картину, — а вы там попросите, чтобы к нашему приходу принесли чего поприличнее.

— А мы тебя обычно неприличным кормим? — Лодовико спросил-то Варфоломея, а подмигивал Элоизе.

— А у вас по-всякому бывает, — заявил Варфоломей.

Гаэтано уже звонил и командовал «доставить еды, самой вкусной, какую найдёте».

— Так вот, я об интересном нам музее, — Лодовико поставил бокал на стол и отложил вилку. — Дела таковы, что кроме недавно пропавшего хранителя исчезали и другие сотрудники тоже. За время функционирования музея, а это уже семьдесят лет, пропали три человека, госпожа Райт — четвёртая. Или ушли ночью из дома и не вернулись, или жили одни и не пришли утром на работу. Первый, точнее, первая пропала через пару лет после открытия музея, в 1949-м, второй — в 1983-м, третья — в 2002-м. Есть два интересных момента: все исчезновения случились в конце ноября, между девятнадцатым и двадцать вторым числом. И второе: этой информацией год назад интересовался один из сотрудников музея, тамошний эксперт по имени Мауро Кристофори.

— Знаком с таким, — откликнулся Варфоломей. — Знает много, но глобально — ветер в голове. Только бы заработать, не важно, как именно. То романы пытается писать на музейном материале, то сценарии сериалов. Но в криминале не замешан, или я о том не знаю.

— Лучше сериал, чем криминал, — хмыкнул Карло.

— Год назад, говоришь, — у Элоизы в голове что-то крутилось, но не складывалось. — То есть тоже в ноябре?

— Вот деталей не знаю, увы, — покачал головой Лодовико. — Но готов поговорить с ним, сам или опосредованно. Вот скажи, Карло, ты не хочешь прогуляться до виллы Донати? Ты с виду абсолютно безобиден, о том, как ты стреляешь, как бросаешь ножи и как бьёшь, у тебя на лбу не написано. Треплешься ты качественно и вызываешь доверие к себе ну просто неконтролируемо.

— А чего вдруг сразу я? — встряхнулся Карло.

— А того, — кивнул Варфоломей. — Джованнина, и ты собирайся. Поедешь, осмотришься там и поработаешь с теми картинами, которые тебе укажут. Там из твоего периода на подозрении едва ли не десяток. У них неплохая реставрационная мастерская, и сам реставратор — девочка ничего себе, с руками, но двух слов связать не может.

— Да она, наверное, боится тебя, как огня, ты ж её, поди, задавил образованием, репутацией и саном, — рассмеялся Карло.

— В таком случае Джованнина — идеальная кандидатура. Образование она получала в другом месте, круг интересов у неё тоже другой, моей репутацией она не обладает, и сана у неё тоже нет, — припечатал Варфоломей.

— Короче, собирайтесь и валите, — добавил Лодовико. — Найдите там себе какой-нибудь приличный отель, чтобы ходить на виллу недалеко, и отправляйтесь.

— Да я на колёсах отправлюсь, не пешком же, и ходить вообще не собираюсь. Так что отель выбирай, какой хочешь, — подмигнул Карло Джованнине. — Представь, какой редкостный случай — мы оба едем в одну командировку, и оба исключительно по делу. Я считаю — надо брать.

Джованнина отмолчалась, но она всегда отмалчивалась. Села за стоящий в углу компьютер и принялась искать гостиницу. Когда Карло сообразил, что она делает, то встал за спиной, и дальше они уже вполголоса обсуждали варианты.

— Будете отчитываться каждый вечер, а если вдруг что не так — сообщишь и вызовешь подкрепление, — Лодовико был традиционно обстоятелен.

— А если чертовщина? Если со мной станут разговаривать статуи и что там ещё бывает? — Карло сделал зверскую рожу.

— Чертовщину фиксировать так же, как и всё остальное. Потом зафиксированное сдавать Элоизе, она разберётся.

— Так уж и разберусь, — позволила себе усомниться Элоиза.

— Вот что я вам скажу, госпожа де Шатийон, — Варфоломей посмотрел на неё серьёзно и обеспокоенно. — Чует моё сердце, что вашего посещения виллы Донати нам никак не миновать. Но пусть сначала заинтересованные люди покопаются и поищут факты. А потом уже мы предложим эти факты вам. И вы нам их… проанализируете. Годится?

— Наверное, — кивнула она.

Факты — это нормально. Это привычно и это годится.

Впрочем, разузнать про чертовщину тоже хочется.

Барбарелла была возмущена. Почему-то вдруг её портрет снова сняли со стены! Более того, его подвергли упаковке и куда-то переместили!

Когда она снова увидела свет, вокруг было совершенно незнакомое место. Она не знала этих стен, этого потолка, и этих людей, которые её окружали, не знала тоже.

Но надо отдать им должное — они обращались с портретом бережно и аккуратно.

А потом пришёл толстый священник, осмотрел её и принялся командовать — видимо, он был там главным. Портрет поместили на подставку и выставили свет. И снова накрыли, теперь уже — мягкой тканью.

Когда белобрысая девушка сняла ткань (натуральная блондинка! а волосы-то, наверное, мягкие-мягкие!), Барбарелла оказалась перед множеством незнакомцев. Они смотрели на неё с любопытством, ей было не привыкать, конечно, на вилле Пьетро на неё всё время смотрели толпы незнакомцев, но там она уже была, как дома, а здесь ей стало не по себе. Тем более, что коротко стриженая девица в брюках обозвала её Магнуса гадостью, а вторая, та самая блондинка, вообще сказала, что это могла быть чья-то шутка! А на самом деле там подушка или собачка! Господи, какие глупости!