А идея написать-таки о Донати оформилась тогда, когда обломился сериал. Потенциальный режиссер прикинул, сколько костюмов шить и какую натуру искать для всех их жизненных историй, и завял.

Но Мауро наоборот, ожил. Полгода он не отрывался от клавиатуры, каждую свободную минутку писал, мало спал, похудел. И выкладывал роман по главам, а не целиком. И сколько же к нему за это время пришло читателей! Он стал достопримечательностью сайта, а в музей попёрли посетители. Прямо приходили и спрашивали — а это про вас написано?

Тогда Мауро написал в аннотации про виллу Донати и пригласил всех читателей приходить и сравнить факты с вымыслом.

Накануне заветной субботы его снова до ужаса напугали Барбарелла и отец Варфоломей, даже вернулась подзалеченная было астма. Он подумал, что терять уже нечего, и уговорил Патрицио Маркони прийти ночью на работу при параде и, так сказать, познакомиться. Ему-то с ними дальше работать, пусть знает. И они пусть знают.

Конечно, Пьетро обозлился так, что Мауро чуть конец не пришёл прямо в начале бала. Но потом-то ничего, вроде все оклемались и договорились.

Но всё равно нужно ждать утра. Вдруг они передумают и снова захватят кого-нибудь с собой?

Элоиза переводила дух на стуле у стены бальной залы.

Терять было уже нечего. Она станцевала один чудесный нотированный танец на пару с Гортензией, а потом Гортензия танцевала соло, и ей предложила сделать то же самое — явно же дама умеет, так пусть танцует. Элоизе пришлось вспомнить автора музыки к своей сольной сарабанде и изложить надобность монсеньору Алессандро. Тот неизвестным образом договаривался с тем, что звучало, наверное, как-то использовал свои способности.

И он сделал ей музыку, и она отважилась выйти, и танцевала одна перед всеми, знакомыми и незнакомыми, живыми и нарисованными. Правда, ей в тот момент не было дела до остальных, она смотрела на Себастьена.

Он стоял напротив, как раз там, куда был ориентирован её танец. И все три минуты не сводил в неё глаз.

А после финального поклона и всяческих приличествующих случаю комплиментов от всех присутствующих вышел с ней в коридор, отвёл в угол и долго целовал. И сказал потом — танцевать с вами эту ересь, то есть, простите, эту красоту невозможную я не могу, но я могу вас целовать. И не фыркайте, сердце моё, для всех наших это давно не тайна, а местным без разницы, а местные живописные полотна вообще пусть смотрят и завидуют.

И добавил, что гордится ею, и тем, что она отважилась и вышла — тоже. И пусть все видят, что мы умеем всё.

Хоть обратно иди, короче.

Нет, в зал они возвратились вместе, и Элоиза больше не планировала танцевать ничего подобного. Она думала — сядет, рядом сядет Себастьен, и они просто посидят так, и может быть выйдут на какой-нибудь вальс или два.

Они и сидели, и он принёс ей вина и пирожное, и вино было в меру терпкое, а пирожное в меру воздушное.

И ровно когда пирожное закончилось, возле её стула возник Пьетро Донати.

— Ваше высочество, я пришёл выразить своё восхищение вашим танцевальным искусством.

— Благодарю вас, — кивнула Элоиза.

— Скажите, а не умеете ли вы танцевать вольту?

Вот так, приплыли. Ещё один.

— Умею, — пожала она плечами.

— В таком случае я прошу вас оказать мне любезность и танцевать сейчас со мной. Я не собираюсь учить все эти немыслимые выкрутасы, которыми владеет Гортензия, и ещё, как оказалось, вы, но хорошая вольта на моей памяти не вредила ещё никому.

— Но господин Донати, вы ведь понимаете, что я могу не знать, как именно вы привыкли танцевать вольту? Танцуете вы только прыжки, или же перемежаете их гальярдными вставками, и какими именно?

Он удивлённо взглянул на неё — нет, она не оказывается, она просто хочет прояснить ситуацию. Менуэт Рамо — это, извините, конкретное описание. А вольта — это, извините, только шаги, две штуки. А сам танец — всегда импровизация. Сейчас. А как было пятьсот лет тому — кто их там знает!

— Я понял, о чём вы. Я думаю, мы можем договориться. О количестве шагов, совместных и по отдельности.

— Давайте попробуем, — это как минимум интересно.

Сколько лет Элоиза не танцевала ничего ренессансного? Правильный ответ — более пятнадцати. Самой интересно, что помнят ноги.

И тут появился монсеньор герцог Савелли, который выходил, чтобы избавиться от ненужных уже бокалов.

— Господин Донати, как любезно с вашей стороны не давать скучать её высочеству, — усмехнулся он.

— Её высочество весьма искусна в танце, и мне тоже хочется получить свой, пока не настало утро, — кивнул Пьетро в ответ.

— Понимаю вас. Вы тоже умеете менуэты и сарабанды?

— Упаси боже. Я человек простой, и танцы у меня простые. Так как, ваше высочество?

— Помните ли вы музыку, под которую надлежит танцевать?

— Конечно.

— Тогда давайте считать шаги. Начнём с гальярды по кругу, так?

— Годится. Далее четыре прыжка?

— Четыре? Как скажете. Я не пушинка и платье на мне не самое лёгкое.

— Ерунда. Далее, скажем, четыре шага моих, четыре ваших. И потом снова четыре прыжка. Вы опираетесь на одну руку или на две?

Подоплёка вопроса была ясна, как день: позволите вы мне поднять вас на руки при всём честном народе или предпочтёте прыгать самостоятельно, угу.

— Умела и так, и так. Вам как? — подняла она бровь.

— С вами, наверное, интереснее, если на две. Вы ведь и сами можете прыгнуть. Останется только немного вам помочь.

— О чём это вы, ваше высочество? — Марни слушал обсуждение с живым интересом.

— О танце, конечно же. Нет, я планирую только танцевать, — она улыбнулась Себастьену и повернулась к Пьетро. — Идёмте в коридор считать шаги. И уговариваться о музыке. Сколько проведений у композиции?

— Что вы имеете в виду? — не понял он и нахмурился.

— Когда играют музыканты, то они играют столько, сколько им скажешь. Когда играет записанный трек, не знаю, сталкивались ли вы со звукозаписью, то его следует заранее прослушать и просчитать — сколько раз повторяется мелодия. А у вас какая система? Нужно высказать пожелание монсеньору Алессандро и три раза топнуть ногой? Или дважды подпрыгнуть?

— Представления не имею, — пожал плечами Пьетро. — Я говорю, что мне нужно, и так есть.

— Отлично. Скажите тогда, что вам нужна вольта, сочинение господина Преториуса, два прохода.

— Идёмте, и вы сами скажете Алессандро эти магические слова.

Пьетро подал Элоизе руку и они отправились искать монсеньора Алессандро. Он попытался погладить ей ладонь, но она глянула на него сумрачно и покачала головой.

Монсеньор Алессандро воспринял задачу и обещал, что всё будет.

Естественно, поглазеть на то, как хозяин и пришлая неизвестно какая принцесса танцуют вольту, собрался весь дом. И местные, и гости из Рима. И если про последних всё было понятно — «донна Эла как-то совсем круто отрывается» и «правильно, покажем им всем», то первые, прямо сказать, смотрели с каким-то весёлым любопытством, а на последних звуках вступления прибежала госпожа Лоренца, едва ли не протолкалась через стоящих, увидела их поклон и нахмурилась.

Ох, какие знакомые звуки, какой знакомый ритм! Только вот ноги-то уже почти не ходят, после барочных-то экзерсисов! Ничего, собраться, и… Ра-два-три-четыре — пять-шесть!

А он в гальярде хорош, ничего не скажешь. Ноги так и пожирают пространство залы, вверх так и взлетает. И ест её глазами, прямо как Джиакомо перед тем в менуэте.

Элоиза оперлась руками о его плечи и прыгнула вверх, не забыв натянуть носочки и понадеявшись, что черная юбка достаточно узка и не взлетит наверх, до ушей, вместе с сорочкой.

Конечно же, он её подхватил и подбросил, и она взлетела под самые люстры, и слава богу, что они электрические.

Когда она летела мимо него обратно, он поймал, придержал и всё, как положено, но попытался достать её декольте не то губами, не то носом. А вот и нет, некогда! Ещё три прыжка впереди, ловите!