Однако неожиданно в мыслях наёмника пронеслись воспоминания. Он вздрогнул, вспомнив про мёртвую Карлин и про страдающую от горя Тару.

Грегори резко открыл глаза.

— Освободи меня, — проговорил он как можно ласковее. — И я согрею тебя.

— Прости. Я не могу, — после этих слов девушка лизнула его висок и ухо.

— Сука! А ну слезь с меня! Суккуб проклятый! Мой друг скоро найдёт тебя и выпотрошит все твои похотливые кишки, сволочь! Конрад! Конрад!!! — он яростно завопил.

— Можешь кричать сколько хочешь, но он тебя всё равно не услышит, — она ангельски улыбнулась.

— Что ты с ним сделала, дрянь?

— Наёмника уже ждут. У вас не выйдет спасти свою рыжеволосую подружку. И зачем она вам сдалась? Что в ней такого притягательного?

— Так ты тоже прислуживаешь Узгулуну? Вот в чëм дело, — Грегори положил голову обратно на доски и глубоко задышал, раздумывая, как выпутаться отсюда и успеть на помощь друзьям. — Слушай. Повелитель хаоса ведь вас использует временно для своих целей. Чтобы вы просто-напросто сделали за него всю работу. А затем он про вас забудет. Максимум, если вам повезëт, то Узгулун, может быть, оставит вас всех в живых. Но… Я сильно в этом сомневаюсь. Ты ведь не глупая, должна это и сама понимать. К тому же ты очень красивая. Я бы с тобой любовью и без скованных рук занялся. Ну так как? Отпустишь меня? Проси, всё, что хочешь взамен.

Суккуб поднялась и встала в полный рост.

— Жаль.

— Чего тебе жаль? — взволнованно на неё покосился Грегори.

— Я хотела сегодня быть в нежном образе. Но, видимо, придётся, как обычно, — она хитро улыбнулась, оголив стройный ряд ровных зубов. — Я не люблю просить. Я люблю брать то, что мне интересно.

За спиной девушки выросли гигантские чёрные крылья с остистыми отростками, как у летучей мыши. Её сочные груди, бёдра и талию опоясывала тëмная кожаная портупея. Она вышла за дверь и вернулась с какой-то кучей вещей. Среди которых наëмник различил длинные плети и розги.

— Раз ты, мой сладкий, любишь так громко кричать, то я научу тебя кричать ещё сильнее, чем прежде. Будешь моей личной игрушкой. А когда ты мне наскучишь, то просто съем тебя.

— Я всë же не понимаю, почему ты отказалась от моего предложения? Оно ведь разумно, — Грегори постарался сохранить самообладание, хотя бы внешне.

— А меня это не интересует. Мне осталось жить недолго. Скоро я умру, и из меня вылупится полно других суккубов. Хочу повеселиться с тобой напоследок.

Грегори почувствовал, как к горлу подступает тошнота. Он вновь ощутил холод. Его ноги и спина покрылись ледяным потом.

Суккуб со всей силы полоснула плетью по его лицу и разорвала ему щеку. Алая кровь полилась на пол. Наëмник не вскрикнул, лишь цепко стиснул зубы.

Девушка слизывала всю кровь с его лица и впилась в рану зубами. Она долго сосала кровь, пока та не перестала течь.

— У меня хорошая слюна. Так что не надейся. От кровоизлияний не умрëшь. Это было бы слишком просто, — она безумно рассмеялась.

Суккуб развернулась и, оголив перед его головой свои пышные ягодицы, обтянутые кожаными ремнями, принялась лëгкими движениями лизать тому яйца.

— У тебя ничего не выйдет. Можешь даже не пытаться, — сухим голосом обратился к ней Грегори.

— Ну, это мы ещё посмотрим.

Она лизала его лобок и член. Пускала слюну в его промежность. После чего взяла одну из розог и начала хлестать им по ногам мужчины, рассекая кожу.

— Сволочь! Если я освобожусь, то четвёртую тебя! Клянусь! — чертыхался наëмник сквозь боль.

Одна бровь девушки поползла вверх. Она вновь вышла и вернулась с раскаленными докрасна в печи железными прутьями.

— Хочешь, чтобы я на тебе порисовала горячим железом?

— А есть смысл говорить, что нет?

— Быстро учишься, — суккуб обхватила его обмякший от ужаса член рукой и начала активно ублажать наёмника.

Но у Грегори мужское достоинство больше не поднималось.

— Как грустно, — девушка наигранно скорчила печальную гримасу.

Она воткнула в его пятку раскалённый прут.

— А-а-а-а!! — из рта наёмника вырвался жуткий вопль и хлынули слëзы. — Сумасшедшая сука! Проклятое отродье!

Суккуб продолжала вести горячее железо по его бедру, рёбрам и шее. Грегори лихорадило от ужаса.

— Я хочу кушать, — она вздохнула. — Я люблю человеческие языки. Но ты ведь так просто не откроешь мне рот?

Мужчина едва успел обратить на неё свои выпученные глаза, как та вонзила в его щеку раскалённое железо. Он громко вскрикнул и потерял сознание.

Суккуб открыла его рот и отрезала язык под самый корень. Она начала жевать, похрустывая жëстким сырым мясом.

— Какой вкусный, — облизнулась девушка, проглотив кусок от плоти Грегори. — Может быть, что-нибудь ещё отрезать? — размышляла она вслух. — Нет. Это слишком скучно. Нужно для начала привести его в чувства.

Она окатила его холодной водой из ковшика. Наёмник медленно раскрыл веки. Взгляд его блуждал по потолку. В нём читалось отчаяние и страх. В уголках глаз начали накатываться слëзы.

Девушка принялась сосать его член, обильно смачивая слюной.

*Пограничье*

Порочные души бесшумно спрыгивали в воду у берега и следовали за рогатым демоном. Таре абсолютно не хотелось выходить из лодки. Она пригнулась, стараясь укрыться за бортом от стрел.

— Уважаемая переправщица, а мы не могли бы отчалить? — ведьма нервно улыбнулась.

Но это не имело никакого смысла. Высокая переправщица не видела и будто и не слышала её. Она неподвижно стояла, чего-то ожидая.

— Вот же дерьмо! — проскрежетала зубами девушка и выглянула одним глазом сквозь пробитую в судне брешь. — Так. У четверых мечи, у ещё четверых копья и у четверых арбалеты. Сволочи! Подстрелят меня, как дичь в открытом поле и отправят в преисподнюю. А там уж со мной будут развлекаться веки вечные. Ну уж нет! Как-нибудь в следующий раз. Моё время ещё не пришло.

Тара отломила шатающийся кусок доски от лодки и кривыми гвоздями прикрепила к дереву ремень, куда затем вставила руку. Кожа на ладони у неё вся содралась, пока она мастерила самодельный щит. Волшебница только сейчас поняла, откуда в этом судне столько дыр. Видимо, она не первая, кто догадался до того, чтобы сделать так же. И это её не очень-то и радовало. Где все те, кто были до неё?

Она перепрыгнула через борт лодки и, прикрываясь щитом, со всех ног побежала по краю берега. Чёрные ледяные стрелы вырвались из арбалетов, словно адские гончие, рванувшие за провинившейся душой. Одна из стрел воткнулась в песок рядом с её ногой. Вторая попала в щит и застряла в нём. Третья содрала ей кусок кожи вместе с клочком волос на голове. Кровь лилась ей за шиворот. И четвёртая пробила правую голень насквозь.

Тара чувствовала эту вонзившуюся стрелу каждой пядью своего тела. Мысли её кружились только вокруг ранения. Но она не испытывала боли. Лишь холод в ноге. Страх вечных мук в преисподней заставлял её продолжать бег. Ведьма даже не замедлилась и не обернулась. Казалось, что если пронзить ей сердце и голову, то даже в таком случае она не остановится. Вот что делает страх. Он её окрылил. Неспроста крысы, загнанные в угол, готовы прогрызть себе путь наружу.

Стражники перезаряжали арбалеты. Чародейка повалилась лицом в серый песок. В щит со всей силы врезалось копьё. Она резко взглянула назад. Один из них занёс над ней меч.

Тара вскочила на ноги и отпрыгнула вбок. Девушка перерубила древко копья, которое застряло в её щите. В неё полетело второе копьё. Ведьма пригнулась и затем сломала и его.

Арбалеты были перезаряжены. Стрелы вновь полетели. Щит не мог закрыть её полностью. Она присела. Клинок меча метнулся к лицу. Тара сделала кувырок. Нога начала жутко болеть, будто её грызли волки. Слëзы потекли по щекам. Но волшебница лишь быстро размяла шею. И разъярëнно запустила свой щит в одного из стражников, а сама, развернувшись, рассекла почти пополам мечом Соломона-Павла другого.