День проходил за днем, пропадало напрасно драгоценное время. Бадж корпел над уроками, сидя у стола и так усердно кусая карандаш, что от него остался уже только огрызок. А Игги садилась так близко к огню, словно хотела поджарить себе ноги, и вязала, вязала, вязала…

— А для чего ты вяжешь все эти штуки? — как-то спросил у нее Бадж.

— Чтобы их продать, — ответила она коротко.

— А что ты купишь на эти деньги? — недоумевал Бадж. Он имел довольно смутное понятие о том, на что нужны деньги, знал только, что на них можно купить мятные конфеты.

— Ты не болтай, а поскорее решай свои задачки. Кажется, небо прояснилось. Может, сходим куда-нибудь после обеда. Поищем новые места.

Но дождь утихал ненадолго, ровно настолько, чтобы Крошка мама успела загнать домой коров, а отец — наносить дров. Потом долина снова как бы окутывалась серой ватой.

Погода переменилась к лучшему, только когда приехал Ланс, — мир вдруг стал весь голубым, золотым и зеленым. Зажелтели в оврагах первые пушистые сережки акации, насыщенная влагой земля ускорила цветение, так что леса скоро наполнились ароматом.

— Едва выбрались! — воскликнул Ланс, когда он и отец пришли домой с мокрыми до колен ногами. — Старуха Гордон вышла из берегов, а все ручейки превратились в реки. Вода сейчас всего на какой-нибудь фут ниже Проволоки.

Земля, как губка, напиталась водой, но ее каждый день сушило жаркое солнышко и помощник его, ветер. Солнце заливало небо, чисто выметенное ветром, просачивалось сквозь зелень лесов, золотом горело на цветах акаций в лощинах — словом, солнце было везде, только Баджа оно не радовало. Со дня приезда Ланса Игги перестала обращать внимание на младшего брата. Опять он был малышом, лишним в их компании, «надоедой».

И это странным образом действовало на Баджа: отвернуться от Игги и Ланса он не мог, играть ему было не с кем, и, чтобы утолить свою обиду, он нарочно ходил за братом и сестрой по пятам, следил за каждым их шагом, и ему доставляло удовольствие как можно больше злить их. Но в глубине души он понимал, какая это жалкая месть. Он добился только того, что Игги и Ланс совсем перестали замечать его.

К концу каникул установилась прекрасней погода. В последний день Крошка мама рано утром ушла на травянистый пригорок за домом. Развешивая на заборе выстиранное белье, она любовалась сияющей весенней природой. Голубые, как море, цепи гор словно бы отодвинулись на запад, чтобы быть поближе к побережью, на которое набегают настоящие морские волны.

Крошка мама улыбнулась этой своей фантазии. Небо и горы были ей как-то особенно близки сегодня, и она безотчетно радовалась прелестному, ясному утру. Вдруг в кустах послышались чьи-то шаги. Заслонившись рукой от солнца, она с минуту смотрела в ту сторону и снова услышала шаги на тропинке, протоптанной ее детьми. Тропинка вела к горе, которую Игги окрестила Упрямицей.

Хмурясь, мать оставила белье на заборе, вытерла мокрые руки о свои потрепанные брюки и сошла вниз к крытой корой пристройке, которая служила им конюшней. Из этой конюшни Игги как раз выводила пони Наррапса. Увидев мать, она как будто смутилась.

— А разве Баджа вы с собой не берете?

Игги надулась и, отрицательно покачав головой, нетерпеливо дернула за уздечку. Мать повторила вопрос, но Игги твердила свое:

— Ты же сама позволила нам пойти. Ведь Ланс сегодня последний день дома.

— Знаю. Но ты воображаешь, будто солнце встает и заходит для одного только Ланса, — это я тоже знаю. Почему бы вам не взять на прогулку и Баджа? Ты всегда ходила с ним вместе, пока не приехал Ланс.

— Нечего ему обижаться — когда-нибудь я и его поведу туда, а сейчас он еще слишком мал. Мы ведь идем к аркам, и Ланс шагает так быстро, что даже я не могла бы его догнать, если б не держалась за хвост Наррапса. И неужели ты забыла, что сегодня Ланс последний день дома? — повторила Игги, и глаза у нее стали совсем круглые при этой ужасной мысли.

— А как ты думаешь, если он будет шагать немного медленнее, от этого его последний день станет короче?

Игги переменила тон.

— Ну, если уж хочешь знать, мама, мы звали Баджа с собой. Но Ланс велел ему выйти раньше нас и взял с него обещание не отставать и не надоедать нам. Да, да, мы его звали! И если он после этого пошел к тебе жаловаться и соврал, будто мы его не берем…

— Нет, он мне ни слова не сказал. А как вы его приглашали, Игги, ласково, по-хорошему?

— Да, конечно. Но он вдруг ни с того ни с сего разозлился, это с ним бывает, сама знаешь, глаза у него становятся тогда зеленые, как водоросли… Да, разозлился и убежал.

— Куда?

— Почем я знаю? Куда-нибудь в лес, наверное. Успокоится и придет.

Игги опустила глаза и старательно сняла какой-то волосок со своего свитера.

— А скажи, Крошка мама, в будущем году вы его отправите в школу? Иначе он так и вырастет дурачком. Ланс говорит, что мы тут из него сделали настоящего маленького тирана. И он ни на миг не оставляет нас в покое, пристает, как репей, не отцепишь, просто спасения нет от него…

— Ты же знаешь, что он после рождества пойдет в школу. А тебе не приходило в голову, Игги, что всякому обидно, когда его не принимают в компанию?

— Знаю, знаю. Но, если бы он сегодня пошел с нами, это никому не доставило бы удовольствия. И Бадж это сам понимает, но он просто любит поднимать шум из-за пустяков. И, наконец, мы же звали его, и мы не виноваты, что он вместо этого убежал в лес. — Игги говорила теперь умильным голосом, она как будто ласкала сейчас не Наррапса, а мать. — Не огорчайся, Крошка мама. Все обойдется. Когда Ланс уедет, я помирюсь с Баджем, но сегодня — дело особое. Ланс надеется отыскать кое-что такое, что ужасно обрадует папу…

Игги замолчала, увидев, что мать больше ее не слушает — она уже шла к дому.

Игги со вздохом подумала, что напрасно потеряла столько времени, и, взобравшись на спину пони — на Наррапсе все ездили без седла, — ускакала.

Крошка мама тоже вздохнула, войдя в дом. Она рассчитывала сегодня заняться своим самым любимым делом — перекопать жирный чернозем в огороде. А вместо этого пришлось заняться другим. Она достала старую сумку для провизии, наполнила ее, потом заслонила камин железным листом, чтобы искры не летели в комнату, и пошла вверх по холму, по направлению к Упрямице.

Раз-другой она останавливалась и окидывала взглядом долину. Долина лежала внизу и видна была как на ладони. Крошка мама увидела там маленькие фигурки, издали казавшиеся совсем игрушечными. Это Ланс и Игги с Наррапсом, сойдя с тропы, держали путь к незнакомым горам.

Дойдя до расселин и нор, где жили барсуки, мать пошла медленнее и по временам выкрикивала, как будто ни к кому не обращаясь, но очень внятно:

— Я несу отцу еду через луг, где растет осока. Не хочет ли кто пойти со мной?

И вскоре откуда-то отозвался тонкий голосок. Бадж объявил, что собирает для нее ягоды, но, пожалуй, не прочь пойти с ней к отцу.

Они шли через унылый луг, поросший осокой. Осока растет островками на расстоянии шага один от другого, а между островками земля болотистая, и потому Баджу и Крошке маме приходилось передвигаться прыжками. От этой скачки на солнцепеке им скоро стало жарко, они устали, а осоке, казалось, не будет конца.

— Давай сделаем передышку, сынок, — сказала запыхавшаяся мать, догнав Баджа на большом островке. — Смотри-ка, что это тебе напоминает?

Она дотронулась до черного кружка на конце тонкого стебля.

— Напоминает… Вот это? Ага, ты говоришь про стишки, что сочинила наша Игги?

— Нет, ты посмотри, что у меня в руке.

— По-моему, это похоже на кусочек проволоки и пуговицу с папиных штанов.

— А ты помнишь эти дурацкие стишки из книжки, которую Ланс привез, про «Большую Шишку с пуговкою на макушке»? Вот она, эта пуговка!