Она вошла в проем, переложила лазер в левую руку и протянула правую, нащупывая выключатель. Свет не загорелся.

— Он здесь, но, похоже, не...

Внезапно она вскрикнула и отскочила. Большой белый пустынник впился ей в запястье. В том месте, где он сомкнул свои челюсти, из-под комбинезона хлынула кровь. Чудовище было величиной с ладонь.

Лиссандра заметалась по комнате, колотя рукой по стенам — еще, и еще, и еще раз. Наконец пустынник отцепился. Лиссандра застонала и опустилась на колени.

— Кажется, я сломала пальцы,— сквозь зубы процедила она. Кровь продолжала литься ручьем. Лазер упал рядом с подвальной дверью.

— Я туда не пойду,— твердо и отчетливо произнес оператор.

Лиссандра подняла на него глаза.

— Да,— сказала она.— Встань у двери и сожги там все. Испепели их, ты понял?

Он кивнул. Кресс застонал.

— Мой дом,— проговорил он. Его мутило. Здоровый белый пустынник. Сколько их внизу? — Нет,— выдавил Кресс,— оставьте их в покое, я передумал.

Пристально глядя на него, Лиссандра подняла измазанную кровью и зеленой слизью руку.

— Твой маленький приятель запросто прокусил перчатку, и ты видел, чего мне стоило от него избавиться. Мне наплевать на твой дом, Саймон. Все они должны умереть.

Кресс едва соображал. Ему казалось, что в темноте за дверью началось движение. Он представил себе белую армию, вырвавшуюся наружу. И каждый солдат таких же размеров, что и напавший на Лиссандру. Он представил, как сотни маленьких рук поднимают его и увлекают вниз, во тьму, где нетерпеливо ждет голодная утроба. Кресс испугался, но что-то заставило его крикнуть:

— Нет!

На него не обратили внимания.

Кресс рванулся вперед, и его плечо врезалось в спину оператора как раз в тот момент, когда тот собирался открыть огонь. Человек охнул, потерял равновесие и полетел вниз по ступеням. Было слышно, как он загремел вниз по лестнице. Затем послышались другие звуки — суетливая беготня, хруст и слабое чавканье.

Кресс обернулся к Лиссандре. Он весь взмок от холодного пота, им овладело болезненное, почти сексуальное возбуждение.

Ледяные неподвижные глаза Лиссандры рассматривали его из-под шлема.

— Что ты делаешь? — гневно спросила она, когда Кресс поднял выроненный ею лазер,— Саймон!

— Вношу умиротворение,— сказал он, хихикая,— Они не причинят вреда своему бoгy. Нет никого щедрее и лучше. Я бывал жесток с ними, морил их голодом, теперь я должен искупить свою вину, понимаешь?

— Ты спятил! — вскричала Лиссандра, и это были ее последние слова. Кресс прожег такую большую дыру на ее груди, что сквозь нее могла бы пройти рука.

Он протащил тело но полу и спихнул на ступени подвальной лестницы. Звуки усилились — треск и скрежет хитиновых панцирей, невнятное эхо. Кресс снова заколотил дверь.

Удирая, он ощутил полное довольство, словно залившее его страх слоем сиропа. Кресс подозревал, что это не его собственное ощущение.

Он планировал покинуть дом и снять в городе комнату на ночь. Или, быть может, на год. Но вместо этого начал пить. Кресс и сам не сознавал точно почему. Он пил несколько часов без перерыва, и в гостиной его сильно вырвало прямо на ковер. В какой-то момент он заснул, а когда проснулся, в доме было совсем темно.

Он услышал шорохи и съежился на диване. Что-то двигалось по стенам. Они окружили его. Любой слабый скрип воспринимался его сверхобостренным слухом как шаги пустынников. Кресс закрыл глаза в ожидании мерзкого прикосновения. Он не шевелился, боясь дотронуться до белой твари.

Кресс всхлипнул. Наступила тишина.

Шло время, но ничего не происходило.

Он опять открыл глаза. Его бил озноб. Постепенно смягчились и растаяли тени, через высокие окна проник лунный свет. Глаза адаптировались.

Гостиная была пуста. Нигде ничего, никого. Только пьяные страхи.

Кресс расхрабрился, встал и прошел к выключателю.

Никого. Комната была пуста.

Он прислушался. Ничего. Ни звука. И на стенах тоже никого. Все оказалось болезненной игрой воображения.

Воспоминание о Лиссандре и о тварях в погребе обрушилось на Кресса. Его переполнил стыд и обуял гнев. Почему он так поступил? Вместо того чтобы помочь ей сжечь их, истребить. Почему?.. Он знал почему. Матка пустынников заставила его. Джейла Воу говорила, что, даже маленькая, она — псионик. А сейчас, когда она так выросла,— тем более. Матка попробовала Кэт и Айди; теперь внизу еще два трупа. И она опять вырастет. Она полюбила вкус человеческого мяса.

Кресса затрясло, но он взял себя в руки. Пустынники не причинят ему вреда, ведь он — бог, а белые всегда были его любимцами.

Тут Кресс вспомнил, как предательски ранил матку копьем. Это случилось перед приходом Кэт, черт бы ее побрал.

Нет, ему нельзя оставаться. Матка скоро снова проголодается. Она, наверное, стала такой огромной, что это произойдет очень скоро. У нее должен быть ужасающий аппетит. Что тогда делать? Пока матка еще заперта в погребе, ему надо поскорее сматываться в город, там безопасно. Внизу одна штукатурка да утрамбованная земля, а мобили умеют рыть туннели. И если они освободятся... Кресс не желал думать об этом.

Он прошел в спальню и начал собираться. Взял три сумки. Одна смена одежды — вот все, что ему необходимо. Оставшееся место он заполнил ценными вещами — дорогими безделушками, произведениями искусства и прочими предметами, потерю которых ему было бы трудно перенести. Кресс не собирался возвращаться.

Шемблер переваливался за ним по лестнице, глядя на хозяина злобными горящими глазами. Он исхудал. Кресс вспомнил, что не кормил его лет сто. Обыкновенно чудище само о себе заботилось, но в последнее время округа, несомненно, оскудела мелкой поживой. Когда шемблер попытался цапнуть его за ногу, Кресс ругнулся и дал ему пинка. Тот отбежал, явно обиженный.

Неловко неся сумки, Кресс выбрался наружу и запер за собой дверь.

Подавленно остановился на мгновение у входа. Сердце глухо стучало в груди. До скиммера всего несколько шагов. Ярко светила луна, и площадка перед домом являла картину кровавого побоища. Трупы обоих огнеметчиков лежали там, где их настигла смерть. Один — скрюченный и обгоревший, другого скрыла гора дохлых пустынников.

Красные и черные мобили окружали Кресса со всех сторон. Он с усилием вспомнил, что они мертвы. Было похоже, что они просто ждут, как часто ждали до сих пор.

— Чепуха,— сказал себе Кресс,— опять пьяные страхи.— Он оглянулся на взорванные замки.— Они мертвы, а белая матка — в погребе, в ловушке.

После нескольких размеренных глубоких вздохов он зашагал по пустынникам вперед. Они захрустели. Он свирепо вдавливал их в песок. Они не двигались.

Кресс улыбнулся и, неспешно ступая по полю боя, прислушивался к этим безопасным звукам.

Хрусть... хрусть... хрусть...

Он опустил сумки на землю и открыл дверцу скиммера. Что-то двинулось из темноты на свет. Бледная тень на сиденье. Чудовище.

Оно было длиной с предплечье. Челюсти тихо клацали. Оно глядело на Кресса шестью маленькими глазками, расположенными вдоль тела.

Кресс намочил штаны и медленно отступил назад.

Движение внутри скиммера усилилось. Он оставил дверцу открытой. Из нее появился пустынник и осторожно направился к нему. За первым следовали второй, потом третий... Они прятались в сиденьях, зарывшись в обивку, но теперь вылезали. Они образовали вокруг Кресса зазубренное кольцо.

Кресс облизнул губы и повернулся к скиммеру Лиссандры. В нем тоже двигались тени. Большие причудливые тени, едва различимые в лунном свете.

Кресс заскулил и ретировался к дому. У входа он задрал голову.

Он насчитал дюжину белых теней, ползущих вверх по стене. Еще четыре копошились на заброшенной башне, где некогда устраивался ястреб-стервятник. Они что-то высекали. Лицо. Очень знакомое лицо.

Кресс завопил и вбежал в дом. Он ринулся к своему бару.

Достаточное количество выпивки принесло ему желанное забвение. Но вскоре он проснулся. Вопреки всему почему-то проснулся. Его терзала головная боль. От него воняло. И он был голоден! Никогда в жизни он не был так голоден.