Алексей Фёдорович усиленно думал. Не доверять этому «малышу» у него оснований не было. Мальчишка неоднократно доказывал, что обладает мистическими способностями. И если бы он был крещён, можно было бы его приблизить ко двору. А то и к государю.

Сам Алексей Фёдорович был тайным представителем сразу от двух «домов»: Глинских и Шуйских. Его присмотрела ещё Елена Глинская, и, вполне возможно, что царь Иван был его сыном. Вполне… По словам Елены, так и было. От того Алексей Фёдорович был допущен к Ивану с малолетства. Однако Адашева по этому поводу всегда терзали смутные сомнения.

В утехах с женой царя он старался не ради собственного удовольствия, а наоборот. И не помнил случая, когда бы потерял над собой контроль. Да и Елена не позволяла расслабиться. Не походил Адашев лицом на царя Василия, а вот Иван Оболенский, на царя походил, так как тоже был из рода Рюриковичей.

Как знал Адашев, связь Оболенского с Еленой была одобрена и Шуйскими, и Глинскими, потому, что царь Василий Третий детей делать не умел, хоть и старался. И если с Адашевым у царицы постельные забавы были «шутошными», то с Оболенским у неё было более, чем серьёзно. От Василия Ивановича, однако, утаить связь жены с Оболенским не удалось, и последний после рождения наследника был сослан сначала в Каширу, а затем в Коломну. Ради приличия, с повышением в должностях. А Адашева сделали «громоотводом».

Окончательно убедился Алексей Фёдорович в своих предположениях после скоропостижной смерти Василия Третьего, увидев, что Оболенский пошёл за гробом царя сразу после Елены Глинской.

Тогда Адашев мысленно перекрестился и вздохнул с облегчением, понимая, чем может обернуться такая близость к матери наследника престола. Через пять лет, в одна тысяча пятьсот тридцать восьмом году, сразу после смерти Елены Глинской, Оболенского бросают в темницу, где он и умирает от голода. Елена умерла пятого апреля, Оболенский арестован девятого. Сгинула и его сестра — кормилица и нянька Ивана, будущего царя самодержца, посвящённая в тайну рождения государя.

Место у трона занял Фёдор Семёнович Воронцов, ставленник родственников Елены, а Адашева отодвинули на вторые роли, и вот теперь… Но и это оказалось благостным для Адашева. Воронцова, который стал прибирать власть при малолетнем царе, Шуйские едва не убили в присутствии Ивана, за что потом и поплатились своими жизнями и жестокой опалой.

Теперь же место по правую руку царя осталось свободным, а он бог знает где…

Санька с удивлением наблюдал за расширением своих способностей. После стычки с ляхами он понял, что значительно сдал физически, по сравнению ещё с весной. Тело значительно выросло, а мышечная масса, как он вышел из леса, нет. И поэтому его едва не убили.

Он начал тренироваться ежедневно на каждой стоянке, что сказалось на его силе и выносливости, и медитировать, что сказалось на расширении его сверхспособностей.

Как он понял экспериментально, ему не нужны шаманские камлания. Мысленная концентрация на внутренних вибрациях приводила организм в то, или иное состояние. Санька никогда не занимался йогой, или буддийскими практиками, но читал про них в популярных средствах массовой информации. Он знал про «чакры» и потоки энергий.

Его не замутнённое сознание ребёнка и не отягощённая негативной энергией оболочка, позволили заглянуть не только в себя, но и дальше вглубь. И это оказалось ещё более интересно. Он понял, что именно там, а не вне, существует весь «окружающий» его мир. Ну, не сам мир, конечно, а его энергетическая сущность.

Как это получается, он не понимал. Казалось, что должно было быть наоборот. Это он находился в окружающем мире, и поэтому его сущность должна была находиться внутри мировой сущности. Но было иначе. Вся энергия мира существовала у него внутри.

Санька читал про ноосферу и полагал, что она находится где-то наверху вокруг земли, или даже вокруг солнечной системы, но она оказалась внутри Саньки.

Поезд после Липецка ускорился. Там оставили на поселении почти всех вызволенных из полона, скоро соорудив им жильё, а так же снабдив холодным оружием и луками. Стоянки сократили, наделали волокуш, поместив на каждую лошадку по два ездока, и к середине декабря авангард отряда, возглавляемый Адашевым, был в Рязани.

Рязань встретила шумно и радостно, едва вместив первую тысячу всадников. Однако Адашев торопился. Не сумев отказать гостеприимному епископу Ионе Второму, фактически управлявшему бывшим Рязанским княжеством в отсутствии наместника и воеводы, Адашев и семейство Мокшан отдыхали от трудной дороги аж «целых» три дня. А на четвертый уже неслись параллельно наезженному тракту на буерах, пугая не только встречные, но и попутные торговые караваны.

Буера на широких лыжах стояли высоко и уверенно и справлялись с заснеженными просторами играючи. Штиля не было, но и сильных метелей тоже, потому до Москвы-реки докатились за три светлых дня. Часть пути тракт шёл по суше, срезая Окские загогулины, часть по льду.

Царь Иван Четвёртый находился в Коломне.

Адашев не удивился, так как, знал, а Санька офигел, живого царя увидев.

До этой встречи, Санька не до конца ощущал, что он перенёсся в прошлое. Лес, он во все времена одинаков. Что в прошлом его рубят, что в будущем. Увидел он, как зачищена земля не только ближе к Рязани, но и к любому населённому пункту. Где человек, там возникает пустошь. Живя в лесу Санька не чувствовал, как говориться, разницу.

И увидев худощавого подростка с нервным лицом, тоже не сразу ощутил прошлое. Но потом, когда Адашев поклонился царю в пояс, Саньку словно лопатой по затылку съездили. Он сам повалился на колени и Мокше с Лёксой так подбил руками ноги, что они сложились ещё быстрее его.

— Здравствуй-здравствуй, Алексей Фёдорович. Рад видеть тебя в здравии. Как поход? Побили-ли войско хана?

— Ушёл, злодей. Кто-то его упреждает. Шли за ним, чуть с голоду не околели. Всё, что не забирал, сжигал. Мы даже другой дорогой пошли, так и он, оказывается, разными дорогами своё войско вёл. Пришлось питаться кролятиной и сусликами, прости господи.

Адашев перекрестился. Иоанн брезгливо скривился и сплюнул.

— Ну, ты, Фёдорыч… Я только отобедал… До греха доведёшь…

Боярин сочувственно и, одновременно, извиняясь, развёл руки.

— Хорошо, нагнали его обоз, ну и отняли припасы. Так они рассыпались по степи и ищи-свищи их в поле… Войско дробить не рискнули, пошли сразу на Тавриду, а там завязли в гнилом море. Крепости не взяли, да и нечем брать было. Попытались корабли захватить, да поздно, узнали они про нас и уплыли. Только шесть лодей удалось захватить…

Царь явно с интересом и с любопытством слушал Адашева, но перебил:

— Знаешь, Алексей Иванович, здесь плохо слушать. Ты же знаешь, что я люблю подробный сказ. Ты от меня так не отделаешься. Устал с дороги? Верхами шёл? Или в коляске? А где твоё войско?

Они стояли на стене Коломенского кремля, куда Адашева завели по его приказу и где находился Иван, разглядывающий своё войско, пока ещё малое, собирающееся для нападения на Казань. Войско шло по Москве-реке и собиралось в шатровом лагере на берегу в месте впадания в Оку.

— Решил воевать Казань? — Спросил Адашев.

— Решил, то решил, да с воеводами и боярами сладу нет. Даже чьё войско за чьим идти будет, мне надо с ними согласовать. Такое развели в думе, что сбежал я от них. Сказал, сами рядитесь, а войска и припасы к июлю чтобы у Коломны стояло.

Царь рассмеялся. Его смех не сочетался с хмурым выражением лица и нервными тонкими пальцами, перебирающими платок. Вероятно, у него потели ладони. «На морозе?» — Подумал Санька. — «Странно».

— Я, государь и верхом, да не на коне, и в повозке, да не в санной. Ни в жизнь не разгадаешь загадки.

— Верхом, да не на коне? На метле, что-ли? Или ковре-самолёте?

Иван снова рассмеялся тем же самым, нервным, нерадостным смехом.

— Подскажу… На лодье, да не по воде…