— Инд? — Удивился Санька. — Это же Индия!

— Нет, — спокойно возразил Барма. — Это Бхарат.

— Ну ладно, — махнул рукой Санька. — И какие у вас храмы? Наверное, такие же круглые, как ваши шапки.

Барма округлил глаза и захлопал ресницами.

— Как ты догадался? — Спросил он.

— А что тут догадываться? — Удивился Александр. — Что видишь, то и строишь. У нас шапки высокие и островерхие, вот и крыши у храмов такие же.

— Под островерхими сводами слово к всевышнему уходит сразу, а в купольном в храме остаётся, — насупившись сказал Фрол. — Блаж это. То не наши храмы. В Константинополе и в Греции, бают, храмы с круглыми сводами. А то и с плоскими… А у нас кол и кон главенствуют. Испокон веку… Маковки на шатре или на столбе, то допустимо… Но не ветхозаветная кипа.

Барма померк. Санька едва заметно улыбнулся.

— Коли свела нас судьба, други мои, вижу в том рок и благость, — тихо сказал Александр.

Костёр из коротких дубовых чурочек едва тлел прикрытый очередной порцией «сырой» полыни.

— Каждый из нас стремится к богу. Ты, Фрол, умудрён дедовскими заветами, Барма древнейшими, ибо Индия сохранила многое из древнейших духовных знаний… Не спорь, Фрол, ведаю, что говорю, — прервал Санька, раскрывшего было рот старца.

— Ты сам говоришь, что иерархи церковные и сами запутались, и других запутали.

— То так, — послушно закивал головой дед. — Спору нет. А ты сам?

— Не терпелив ты, отче, — усмехнулся Санька.

Фрол засмеялся, хекая, а потом закашлялся.

— Жить тороплюсь. От тебя нахватался. Ты сам, как огнь небесный живёшь… Вот и я за тобой…

Помолчали.

— Ты, Барма, ещё построишь такой храм. Я вижу. Прямо у стен московского Кремля. И не ерепенься, Фрол. Купола будут словно маковки, но побольше. Ты не так понял Барму.

— А ты, значит, понял «так»? — Проскрипел недовольно старик.

Санька положил старику на плечо руку, успокаивая.

— Этот храм из одиннадцати церквей объединит русский дух. В нём будут и шатровые и круглые главы на столбах. Правда, Барма? Ты так видишь?

— Так, великий, — восхищённо произнёс Барма, сводя руки перед грудью. — Ты всё видишь.

Санька махнул рукой.

— Я не вижу, а видел твой храм воочию и даже ходил по нему несколько раз. Потому, мне проще о нём говорить.

Фрол раскрыл рот и прикрыл его рукой.

— Вот оно, значит, как? — Произнёс старец. — И далеко ли вернуло тебя, паря?

— Далеко, — вздохнул Санька.

Дед покачал головой из стороны в сторону.

— Вот ведь, сподобил господь лицезреть… Значится ты не антихрист, — твёрдо сказал Фрол.

— Ну и на том спасибо, — рассмеялся Санька.

Помолчали. И Фрол и Барма явно ждали продолжение и Санька рискнул.

— Многого я не помню, да и не знал. Но кое-что в памяти осталось. Тяжко Руси пришлось. Особо в эти лета. Сами видите: там одни враги, там другие… И каждый норовит кус отломить, да люд обобрать, а то и побить. Вот и хочу я помочь царю нашему защититься от врагов.

— Чтобы защититься, надо самим нападать, — тихо сказал Барма. — Соседи должны быть дружественны, а враги ослаблены.

Санька с уважением посмотрел на индуса.

— Мудро, — согласился он. — И верно. Вот и думаю я, и свои думки сладить, и Русь оборонить.

— Как это? — Удивился Фрол. — К морю путь пробить мнишь и кораблей настрогать?

— Что-то типа того, — согласился Санька.

— Бают, орден там немецкий лютует. На море том… — Продолжил вещать дед. — Лыцали в бронь закованы от головы до пят, с мечами и луками огромадными…

— Кстати, про орден, — тихо сказал Барма. — Тут я знаю много суфиев, а суфии и у немцев есть и в Тавриде, и у греков. Они везде есть.

— Кто такие? Что за суфии? — Переспросил Санька.

— Мудрецы…

— То — монахи по-нашему, — перебил Барму Фрол. — Магометане.

— Они не магометане, — с некоторым упрямством сказал индус. — Они чтут Брахму и всех пророков. И Христа чтут.

— И что с суфиями? — Переспросил Санька.

— Суфии — Маги из Мидии. Мидийцы или Мадийцы — в переводе мудрецы. Это в Персии.

— Интересно, — удивился Санька. — Магомед, это не отсюда?

— Возможно. Так пророка переименовали чужаки. Но, говорят, и он был из рода магов и врачевателей.

— Персы зороастрийцы. Или уже нет? И зачем нам суфии?

— Суфии — братья. Имели и по сей день имеют свои храмы по всему миру. Купол — это, как раз, их символ, означающий высший свет и высший разум. Мудрость. Если суфий спросит суфия, тот обязательно ответит на любой вопрос. И окажет любую помощь.

— Ты суфий? — Спросил Санька.

Барма кивнул.

— Здесь много софийских храмов.

Санька вдруг осознал, что Суфийские соборы, это соборы Софии, мудрости божьей, как называли их в его время. И он вспомнил, что как-то попал в город Пушкин, и друзья показали копию Константинопольского Софийского Собора. И оказалось, что раньше этот район городка назывался Софией.

Потом Александр интересовался в интернете об истории собора и оказалось, что собор посвящён ордену Святого Владимира, а ещё то, что храм курировал фонд Людвига Ноббеля, первым танкером которого был «Зароастр». В голове сложилась интересная картина. Нобель со своим гумманистичным обращением с работниками, точно был «антимасоном». А значит суфием. Круг замкнулся.

— Я правильно тебя понимаю, что твоими собратьями можно воспользоваться для сбора информации?

— Да.

— Ты сказал, много Софийских храмов, — вдруг дошло до Саньки. — То есть, они не христианские?

— Там чтут многих пророков и многие имена божьи. Так почти во всех храмах. А ты не понял? — Удивился Барма.

Санька запутался. Или устал? Да, он вдруг понял, что сильно устал.

— Всё, други мои… Я спать.

— А мы посидим ещё, да, Барма? — Многозначительно сказал Фрол.

— Посидим, — вздохнул индус.

— Едва не потопил нас, твой волхв, — высказывал недовольство царю Сильвестр. — Зря ты его привечаешь, сын мой. Волхв он. В боярской думе шумят. И даже в народе болтают. Войско волнуется.

— Какое войско, отче? Сыны боярские, что не удел остались, как мы избранную тысячу учредили?

— И в тысяче недовольных много, — сурово глянул на царя, переодевающегося к трапезе, Сильвестр.

— Не бери грех на душу, отче. В тысяче едва с десяток наберётся его злопыхателей. И то, из тех, кто и мной и тобой недовольны тож.

— Как он появился, ты по-иному молиться стал, сын мой. Видения тебя посещают дивные. На Казань войска не пошли… Почто?

— Почто-почто… Крепость собираем, сам знаешь. Да припасы готовим.

— А почему аж в Угличе? Зверёныш посоветовал?

— Ты, отче, говори, да не заговаривайся! — Повысил голос Иван Васильевич. — Не посмотрю, что духовник и наставник мой, а выставлю взашей из хором и забуду, как звать тебя.

Сильвестр рванул ворот рубахи и стал хватать ртом воздух, но на царя такие припадки уже не действовали. Он знал, что когда-то Сильвестр предаст его, отказавшись во время тяжёлой болезни Ивана присягать его сыну. Но это будет ещё не скоро. Однако, мнение о Сильвестре у Ивана уже изменилось.

— Углич выбран нами самолично по совету Юрия Захарьина, для скрытности. Там лес дубовый вековой и высокий. Где ещё рубить? Вдоль Великой Реки дубов, почитай, и нет. Потому, Ракшай к сему не причастен.

Про Адашева царь, наоборот, думать стал лучше. Да и Адашев вёл себя не так рьяно. Санька сказал ему, чем может закончится карьера первого царедворца и Алексей Фёдорович прыти поубавил, плотно «оседлав» разрядный приказ. На данном поприще можно было заработать как уважение, так и ненависть, и Адашев изрядно потел, лавируя в минных полях чужих родословных. А годом ранее он не особо с ними церемонился.

Санька всё же вынужден был приподнять завесу будущего перед Адашеым и то, только для того, чтобы заручиться его поддержкой. Когда Александр в первый раз заговорил о войне на Свейском море, Алексей Фёдорович замахал руками, не желая ничего слушать.