— Не… Сами мы, — сказал Мокша. — Управимся. Ежели их немного, всех и погрузим. Пару лошадок купим. Доедем. Не в новость. Ты то как?

— Земель нам отписали, во! — Показал Ракшай выше головы. И дел будет столько же. Приедете, обустраивайтесь. Я прикажу. Землянки вам поставят. Всё. Побежал.

Адашев уже нетерпеливо похлопывал ногайкой по голенищу «санькиного» сапога.

* * *

По полдничали обильно. На трапезе присутствовали, кроме утрешних, ещё шестеро бояр. Александра усадили снова сразу после Адашева и это заставило присутствующих поволноваться.

— Се — Александр Мокшеевич Ракшай, — представил Саньку царь. — Из московских дворян. Ему дадены Коломенское и Чёрная пустошь. Прошу любить и жаловать. Мой ближний советник, как и Алексей Фёдорович.

Трапезничали скоро и, нарушая традиции, то есть без пересыпа, сразу тронулись в путь. Ветер дул ровный и сильный, и Ракшаю пришлось вывешивать «тормозную систему». Трёх небольших ядер было достаточно, чтобы санные повозки и конное войско от буера не отставали. Однако, как ни старались выехать раньше, но к закату проехали всего ничего.

Но на то, оказывается и было рассчитано, потому как, остановились на берегу реки в палаточном городке, из которого только вчера ушли отряды.

Санька по достоинству оценил организацию армейской логистики, когда ему показали его личный шатёр и кухню, к которой данный шатёр был «приписан». Шатёр отапливался и освещался двумя низкими жаровнями. Кухня имела четыре котла. В одном булькало что-то напоминавшее овощное рагу, во втором тушилось мясо, в третьем — овсяная каша, в четвёртом — травяной взвар.

Ракшай перекусил быстро и сразу завалился спать, зная, что могут поднять. Не прошло и часа, когда его разбудили.

— Вставай, боярыч. Кличут тебя до дворца царского.

Ракшай спал одетым, потому лишь подпоясался и пошел за стрельцом и факельщиком. Царский «дворец», — одноэтажное здание с высоким крыльцом, стоял на взгорке. Александр прицелился к своей карте и понял, что расположились они недалеко от будущей деревни Северское. Мозг выдал и пройденное от Коломны расстояние. Одиннадцать километров.

Что-то интересное творилось с его головой. Александр уже даже если и хотел бы «выключить» свои возможности, но не знал, как. И, честно говоря, боялся. А вдруг всё, что нажито отключится навсегда.

Даже засыпая… Особенно засыпая, Александр чувствовал, что у него внутри идут какие-то тихие процессы перемещения информации. Перемещения из внешних приёмников через анализатор во внутренние хранилища. Это не мешало, но беспокоило.

Вот и сейчас, Ракшай знал, для чего его зовут и «прогонял» в голове «Руслана и Людмилу» и произведение вставало перед ним, словно написанное на чистом белом листе. Не напечатанное, а словно написанное самим Александром Сергеевичем. С вензелёчками и его характерными рисунками. Сашка даже рассмеялся, когда перед глазами увидел его кота, повёрнутого к зрителю хвостом. Чудеса…

На крыльце с чёботов Ракшая стряхнули снег, за первой дверью забрали верхнюю шубу и впустили во внутрь. Во «дворце» было, хоть и больших, но всего три жилых комнаты. Из нежилых имелся гардероб, кухня, склад, оружейная, охранная, молельная.

Ракшай не проходил через эти комнаты и не видел их. Он просто знал про них и не задавался мыслью: «откуда?». Александр давно воспринимал свой организм, как нечто, живущее своей жизнью и развивающееся самопроизвольно. И всё началось с тех пор, как он «подключился» к… бог знает к чему. Ноосфера… Однако процесс саморазвития пошёл значительно быстрее после обряда крещения.

— Доброго вечера, — приветствовал Ракшай царя. Иван удивился, но ответил:

— Повечеряли уже. Тебя не звали. Дела с думными боярами решали. Не обессудь…

Ракшай пожал плечами.

— Перекусишь?

На столе оставалось много еды. Кравчие служки уже убрал «порченые» яства и на столе был порядок. Ракшай увидел плоские пряники, по типу «тульских» и согласился.

— Сбитню бы… И пряник погрызть.

Царь показал на стол.

— Садись, бери что хочешь. Заодно от холода отойдёшь, да поговорим.

— Куда садится-то?

— Да, куда хочешь. Нет никого, кто бы за место своё встал.

Ракшай подумал.

— Разреши, государь, с этой стороны стола сесть? Тут с краю…

— Супротив меня? — Удивился Иван. — Так недруги садятся, когда договариваются. Чем тебя место по мою руку не устраивает?

— Головой крутить неудобно. Ни тебе, ни мне. Я не напротив тебя сяду, а тут, с краю…

Ракшай показал на левый от государя угол стола.

— Ну, коль не супротив, то садись.

Царь почесал начинающую отрастать бородку.

— А ведь интересно может получится… — Задумчиво произнёс Иван. — Посадить супротив Шуйских, Захарьиных и иже с ними, и глаза в глаза… А то вопрошаю кого, а глаз не вижу.

— А ты, государь, с торца ещё стол поставь. За ним сам сядешь и дружину свою рассадишь. А остальных всех в ряд супротив себя. Всех видеть будешь.

Ракшай пошутил, но Ивану, похоже идея понравилась, и он снова усиленно зачесал подбородок. Передвинув крайний табурет (только царское седло[27] имело спинку), Александр подсел к столу поближе к самовару, и подтянул к себе блюда с пряниками, орехами и сушёной ягодой. Выбрал кубок поменьше и налил сбитню. Самовар слегка поддымливал. Санька взял кубок обеими руками и некоторое время погрел руки.

— Вот гляжу я на тебя и не пойму, — начал царь. — По лицу ты — дитя, по росту — вьюнош, а по разумению и поведению — старец. Как такое быть может? Мажет правда — колдовство. Многие мне сегодня пеняли, что волхва прижил. Оговорился я нечаянно, назвав тебя так, вот и пошла молва. Бояре воеводы пытали меня о тебе. И знаешь, что я сказал?

— Да откуда, государь? — Вставил Ракшай, успев запить пряник сбитнем.

Царь ухмыльнулся.

— Сказал я, что брат ты мне, отцом прижитый с Марфой Захарьиной. Марфа та умерла при очередном поносе[28].

Царь рассмеялся.

— Ты видел бы изумление на их лицах! Похоже, я только усугубил твоё положение.

Царь смеялся искренне и от души. Ракшай молча жевал пряник, закусывая орехами.

— Что скажешь? — Спросил Иван.

Ракшай пожал плечами.

— Что тут скажешь? Оно чем, запутаннее, тем страшнее и, естественно, хуже. Но для меня конец всё одно един. Травить начнут с завтрева. Яду плеснуть могут в кубок. Вот, посмотри, государь, что я тебе принёс.

Ракшай развязал кожаный сидор и вынул медную кружку с изогнутой ручкой и крышкой, открывающейся большим пальцем. Кружка имела чуть расширяющееся основание и не имела, кроме гравировки, изысков. Выгравированная надпись гласила: «Пить до дна, не видать добра».

— Что это? — Удивлённо спросил Иван.

Александр подошёл ближе, поставил кружку перед царём и нажал на рычаг. Крышка приподнялась и вскрыла сетчатое серебряное ситечко. Санька лично сплёл его по вырезанной им же форме и спаял кромку с аккуратной дужкой. За эту дужку Санька ситечко и вынул.

— Сюда можно целебный травяной сбор положить и варом залить. Если вода в котле варится и самовара нет.

— Как это самовара нет? — Удивился царь.

— Всякое в жизни бывает, — усмехнулся Санька.

Иван взял кружку и принялся рассматривать.

— Я не видел таких кубков. Не уж-то сам делал? А ситце серебряное?

Он протянул руку.

— Где серебро взял?

— Несколько деньжат было…

— И ты их на ситце потратил?

— Взвар чистый должен быть…

— И то… Тонкая работа. Добрый кубок… Ну ка, плесни сбитня…

Ракшай взял и налил в кружку из самовара, закрыл крышкой, поболтал, ополаскивая, а воду выплеснул на пол. Потом наполнил на треть и поставил перед царём.

— Такой и одной рукой поднять можно.

— Правильно. А в другой нож держать, — добавил Ракшай. — От друзей-товарищей ближних.

Царь спрятал улыбку за кружкой, но Санька заметил.