Букву «А» вызвали почти сразу для экзаменов на физическое состояние, около двух дюжин человек поднялись и прошли в дверь рядом с Фри-Ви. Большая надпись над дверью гласила «ПРОХОДИТЕ СЮДА». Под надписью была нарисована стрелка, указывающая на дверь. Претенденты на игру славились своей безграмотностью.

Новую букву вызывали через каждые пятнадцать минут. Бен Ричардс сел около пяти, он рассчитал, что до него дойдут без четверти девять. Он пожалел, что не взял с собой книгу, но решил, что и так сойдет. К книгам относились подозрительно, особенно в руках тех, кто жил к югу от Канала. Порножуры были безопаснее.

Он беспокойно посмотрел шестичасовые новости (бои в Эквадоре разгорались, новые восстания каннибалов произошли в Индии, «Детройтские Тигры» выиграли у «Хардинговских Рысей» со счетом 6:2, а когда в шесть тридцать началась первая из вечерних игр на большие деньги, он подошел к окну, не находя себе места, и выглянул. Теперь, когда он решился, Игры вновь наводили на него скуку. Большинство присутствовавших, однако, следили за «Гонкой с Оружием» с завороженным ужасом.

На следующей неделе они сами, возможно, окажутся ее участниками. Снаружи день постепенно таял в сумерки. Поезда надземки со стуком проносились на огромной скорости сквозь энергетические кольца на уровне третьего этажа, а их мощные фары рассекали серый сумрак. Внизу на тротуарах толпы мужчин и женщин (большинство которых составляли, конечно, техники или служащие Системы) начинали свою вечернюю охоту за развлечениями. Толкач с лицензией вывешивал свой товар на углу улицы напротив. Внизу прошел мужчина, держа под руки двух куколок в соболях; трио над чем-то рассмеялось.

Его неожиданно залила волна тоски по дому, по Шейле и Кэти, и он пожалел, что не может позвонить им. Он не думал, чтобы это было позволено. Он все еще мог выйти отсюда; уже несколько человек сделали это. Они пересекали комнату, неопределенно ухмыляясь, и направлялись к двери с надписью «НА УЛИЦУ». Назад в квартиру, где в соседней комнате его дочь сгорала в лихорадочном жару? Нет. Невозможно. Невозможно.

Он постоял еще немного у окна, потом отошел и сел. Начиналась новая игра «Выкопай себе могилу».

Парень, сидевший рядом, озабоченно дернул его за рукав.

— Это правда, что они отсеивают более тридцати процентов только по физическому состоянию?

— Не знаю, — ответил Ричардс.

— Боже мой, — простонал парень. — У меня бронхит. Разве что — «Золотая Мельница»…

Ричардс не знал, что сказать. Дыхание бедняги звучало, как отдаленный грузовик, пытающийся взобраться на крутой склон

— Я заикаюсь, — произнес сосед с тихим отчаянием. Ричардс смотрел Фри-Ви, как будто его очень интересовала игра. Долгое время сосед молчал. Когда в половине восьмого программа сменилась, Ричардс услышал, как он спрашивает мужчину, сидящего с другой стороны, о физическом тесте.

Снаружи было уже совсем темно. Ричардс подумал, не кончился ли дождь. Вечер казался очень долгим.

Когда буква «Р» стала входить в дверь под красной стрелкой в экзаменационную комнату, было уже больше половины десятого. Почти все первоначальное возбуждение рассеялось, и люди или с жадностью смотрели Фри-Ви, или просто дремали. Парень с шумами в легких имел фамилию на «Л», и его вызвали больше часа назад. Ричардс лениво размышлял, срезался ли он.

Длинный облицованный кафелем экзаменационный зал освещался флюоресцентными трубками. Он напоминал сборочный конвейер, а скучающие врачи отмечали остановки на его пути.

«Почему никто из вас не осмотрит мою малышку?» — с горечью подумал Ричардс.

Претенденты предъявили свои карточки еще одной камере, вмонтированной в стену, и получили приказ остановиться у крючков для одежды. Врач в длинном белом халате приблизился к ним, неся под мышкой папку.

— Раздевайтесь, — произнес он. — Повесьте одежду на крючки. Запомните номер под крючком и скажите его санитару в конце зала. Не беспокойтесь о ценностях. Здесь они никому не нужны.

Ценности. Сильно сказано, подумал Ричардс, расстегивая рубашку. У него был пустой бумажник с фотографиями Шейлы и Кэти, квитанция от сапожника за смену подметки полгода назад, кольцо для ключей с единственным ключом от двери, детский носок, который он не помнил, как попал туда, и пачка сигарет «Блэмс», которую он получил из автомата.

На нем было драное белье, потому что Шейла упрямо не позволяла ему ходить без белья, но многие под брюками были в чем мать родила.

Вскоре они все стояли обнаженные и безымянные, их пенисы болтались между ног как забытые боевые дубинки. У каждого в руке была карточка. Некоторые переминались с ноги на ногу, будто пол был холодным, хотя это было не так. Легкий, неопределенно-ностальгический запах алкоголя проносился через зал.

— Стойте в очереди, — инструктировал врач с папкой. — Каждый раз предъявляйте свою карточку. Точно выполняйте указания.

Очередь двинулась вперед. Ричардс заметил, что рядом с каждым врачом стоял полицейский. Он опустил глаза и стал безучастно ждать.

— Карточка.

Он протянул свою карточку. Первый врач отметил его номер, затем сказал:

— Откройте рот.

Ричардс открыл рот. Ему нажали на язык. Следующий врач заглянул в его зрачки тонким лучом яркого света, потом осмотрел уши.

Следующий поместил холодный кружок стетоскопа ему на грудь.

— Кашляйте.

Ричардс кашлянул. Вдали полицейские тянули из очереди человека. Ему нужны деньги, они не могут так поступить, он обратится к своему юристу. Доктор подвинул стетоскоп.

— Кашляйте.

Ричардс кашлянул. Доктор повернул его и приставил стетоскоп к его спине.

— Сделайте глубокий вдох и задержите дыхание.

Стетоскоп двигался.

— Выдохните.

Ричардс выдохнул.

— Проходите.

Кровяное давление ему измерял ухмыляющийся врач с повязкой на глазу. Его внимательно осмотрел лысый медик с большими коричневыми веснушками, похожими на пятна плесени, на макушке. Он сунул холодную руку ему между ног.

— Кашляйте.

Ричардс кашлянул.

— Проходите.

Ему измерили температуру. Взяли мокроту в чашку. Уже половина пути по залу. Двое или трое уже прошли осмотр, и санитар с мучнистым лицом и зубами кролика нес им одежду в проволочных корзинах. Еще полдюжины были вытолкнуты из очереди и выведены на лестницу. — Нагнитесь вперед и раздвиньте ягодицы.

Ричардс нагнулся и раздвинул. Палец, обернутый в пластик, вошел в его задний проход, ощупал, удалился.

— Проходите.

Он вступил в кабину с занавесками с трех сторон, похожую на старые кабины для голосования, — с кабинками для голосования было покончено, когда 11 лет назад ввели электронные выборы, — и помочился в голубую мензурку. Врач взял ее и положил в проволочный ящик.

На следующей остановке он оказался перед глазной таблицей.

— Читайте, — сказал врач.

— Е-А, Л-Д, М, Ф-С, П, З-К, Л, А, Ц, Д-Ю, С, Г, А…

— Достаточно. Проходите.

Он вошел в другую псевдокабинку для голосования и надел на голову наушники. Ему велели нажимать на белую кнопку, когда он слышал звуки, и на красную, когда он ничего больше не слышал. Звук был очень высоким и слабым, как посвист собаке, расщепленный до уровня, едва различимого человеческим слухом. Ричардс нажимал кнопки, пока ему не сказали прекратить.

Его взвесили. Исследовали ребра. Он стоял перед флюороскопом в свинцовом фартуке. Врач, жуя жевательную резинку и напевая что-то неразборчивое себе под нос, сделал несколько снимков и отметил номер его карточки.

Ричардс вошел в зал в числе группы, состоящей примерно из тридцати. К концу зала пришло двенадцать. Некоторые были уже одеты и ждали лифта. Еще около дюжины вытащили из лифта. Один из них попытался напасть на врача, отсеявшего его, и был жестоко избит полицейским, размахивавшим дубинкой изо всех сил. Парень повалился как подкошенный.