Утолив жажду, Айзек принялся вспоминать вчерашний день. Вроде бы началось все неплохо и, судя по тому, что проснулся он дома, а не в полицейском обезьяннике или в мусорном баке, закончилось тоже хорошо. Сначала он, Гонщик и Зип раскумарили косяк на троих. Затем кто-то вспомнил, что вечером будет тусовка в Гнилом Тупике. Кривой Мэтью обещает отбацать настоящий уличный рэп для всех черных братьев. Чтобы идти на сейшн, нужны бабки – бухла купить, пару косячков, и Мэтью обижается, когда зрители бросают мало-мало гринов музыкантам.
Пришлось искать наличку. В поисках, чем бы разжиться, они пошатались по улицам, пока навстречу не попался какой-то «снежок». Наверное, заблудился в центре Гарлема. Втроем они быстро убедили белого вывернуть карманы, даже бить не пришлось. Забрав бумажник и навесив лопуху пендель на прощанье, повеселевшая троица отправилась гулять дальше. Зип предложил бухнуть, что они и сделали прямо на крыльце магазинчика Мамаши Сизи, выхлебав купленную у нее бутылку дешевого виски.
А что было дальше? Дальнейшие события намертво выпали из памяти. В голове всплывали отрывки уличного концерта. Как Кривой Мэтью в своей зеленой бандане читал рэп под хрипящую старенькую стереосистему. Круто было! Айзек хлебал виски прямо из горлышка. Бабло у него было. В бумажнике того белого чуха нашлись полторы штуки баксов. Как раз по 500 гринов на брата. Вспомнился Гоблин, протягивающий банку пива. Кажется, они тусовались до самого конца, отвалили бабок Мэтью – уж больно хорошо он пел про рыцарей черных кварталов. Прям слезы по щекам текли, когда тот под финал затянул блюз. Зип потерялся еще в самом начале – поперся за герычем и исчез. Гонщик снял какую-то подругу. Настроение было кайфовым, хотелось пить, ширять, трахать и любить весь мир. Айзек притянул к себе бабенку, укусил за ушко и предложил пойти к ним домой.
А где Гонщик, интересно? Словно в ответ на этот невысказанный вопрос, до ушей Айзека донесся храп. Айзек выглянул на кухню – а вот и сладкая парочка. Дрыхнут прямо на полу полуголые. При этом на лице Гонщика застыла маска неземного блаженства. При виде открывшейся ему чудной картины Айзек скабрезно улыбнулся и поцокал языком – а попка у сучки ничего! Стоило потискать. Жаль, я вчера перебрал лишнего. А Гонщик молодец – своего не упустил. Видно, что отграхал шмару во все дыры.
– Эй, Гонщик, подъем! – Айзек легонько пошевелил ногой приятеля. – Давай поднимайся, черная обезьяна!
– Пошел в… – Гонщик приподнялся на локте и уставился на Айзека заспанными буркалами.
– Буди подружку и одевайся, – хмыкнул Айзек и повернулся в сторону сортира.
– Возвращайся быстрее, засранец! – крикнул вдогонку Гонщик. – Эта киска вчера обещала заставить проблеваться твой тощий черный член.
Айзек только усмехнулся и закрыл за собой дверь санузла. Судя по всему, подружке сейчас не до секса, пусть сначала похмелится, а потом можно будет подумать о продолжении вчерашнего. Вдруг с кухни донесся дикий вопль, буквально сорвавший Айзека с унитаза.
– А-а-а-а! Она дохлая! Мать твою! В натуре, дохлая сучка! Твою задницу!
Выскочив на кухню, Айзек узрел трясущегося приятеля, прыгавшего на одной ноге, а вторую пытавшегося засунуть в штанину. При этом Гонщик отчаянно ругался, выпучив глаза на лоб:
– Ты смотри, брат, она дохлая, дохлая, совсем дохлая. Я спал рядом с дохлой сучкой.
– Ну и что? Ты же ее трахал. Не мог понять, живая или мертвая? – поинтересовался Айзек, затем подошел к лежащей на полу подруге и коснулся ее руки. Холодная. Вялая. Точно, дохлая. Глаза закрыты, язык вывалился изо рта. Из-под голой задницы на пол набежала желтая лужица.
– Тухлое дело, – изрек Айзек, поднимая глаза на Гонщика, – фуфло вышло. Ты ее загнал.
– Да она живая была. Она подмахивала. Еще сказала, что ей понравилось. Такая горячая была.
– Здорово, братва! Иду, смотрю, дверь открыта, – раздался голос из прихожей. Айзек и Гонщик от неожиданности подпрыгнули на месте и оба бросились в комнату.
– Братва, есть что выпить? – навстречу им двигался, улыбаясь всеми своими двадцатью двумя зубами, Кардан.
– Ну, ты и напугал нас! Мать твою за ногу! – выдохнул Айзек. – Стучаться надо.
– Так есть чем подлечиться? А то у меня после вчерашнего ни цента, а во рту, как скунс нагадил, и башка трещит.
– Слушай, Кардан, у нас тут лажа вышла. Сам посмотри, – Айзек махнул в сторону кухни. Лучше было сразу рассказать, в чем проблема. Все равно надо что-то делать.
– Ого! – Кардан скептически обозрел распростертое на полу тело, затем перевел взгляд на застегивавшего ширинку Гонщика. – Как эта шмара здесь оказалась?
– Тут такое дело, черный брат, – Айзек и Гонщик принялись сбивчиво рассказывать. Кардан был в их квартале авторитетом и вообще свойским парнем, он мог помочь избавиться от трупа.
– Хреново дело, – с этим вердиктом на устах гость смахнул с холодильника грязные трусики, открыл дверцу и извлек на свет бутылку без этикетки, но зато с мутноватой жидкостью. Больше в холодильнике ничего не было, только толстый слой грязи на некогда белых стенках.
– Ого! Виски! – прикрыв один глаз, Кардан понюхал содержимое бутылки и, запрокинув голову, одним глотком выцедил почти половину содержимого – кайф!
– Ну, ты, чё скажешь? – толкнул его в бок Гонщик. – Дай-ка хлебнуть.
На троих они моментально оприходовали заначку. После опохмелки настроение у всех повысилось, и жизнь стала налаживаться.
– Значит, типа она сама с вами пошла? А хороша была жопка. Упругая, как грудь моей старушки. – Кардан присел на корточки рядом с трупом и принялся обследовать карманы куртки. Его добычей была связка ключей и 17 баксов мелочью, вот и все, ни документов, ни кредитной карточки. Да и откуда им взяться у обитательницы трущоб? После дефолта 99-го года Америка практически забыла о существовании своих малообеспеченных граждан. Денег не было ни у кого.
– Сама, сама, – энергично кивал головой Гонщик, – все добровольно и по согласию.
– В натуре, это желтый мор! – неожиданно сделал вывод Айзек. Глоток виски произвел благотворное воздействие на его мозги. – Она уже вчера была больной. Помнишь, как глаза блестели?
– Так я думал, это от травки. Мать твою! Мы сдохнем! Мы все сдохнем! Сука, зараза, она нас убила! Мы все сдохнем! – визжал Гонщик. Его руки тряслись, глаза вылезли на лоб, по подбородку текла струйка слюны. Смотреть страшно.
– Никшни, поц! – рыкнул на него Кардан. – Она на сейшне вчера тусовалась?
– Ну, дык. Там и сняли.
– Выпить есть? – голос Кардана звучал тускло и безжизненно. Он полез в холодильник, но больше ничего там не обнаружил.
– Нет, это была последняя, – вздохнул Айзек.
Только что поднявшееся настроение упало ниже плинтуса. Стало ясно, что жизнь как была паршивой, так паршиво и заканчивается. Еще три-четыре недели, и его позовет к себе Большой Брат Иисус давать отчет о прожитых годах. А что он скажет Иисусу? Что пил, курил травку, снимал доступных бабенок, иногда грабил и приворовывал? Правда, в банду его не взяли, но от этого не легче.
Гонщик в это время тихо скулил в углу, сжимая башку ладонями. До него тоже дошло, что наступает конец. Желтый мор, так в американских трущобах называли лихорадку Шилдмана, шансов не дает, косит всех без разбору. Умрут все, кто находился рядом с больным или просто прикоснулся к нему на улице.
– Пошли, братва, – первым нарушил тягостное молчание Кардан, – будем гулять.
– А эта? – скосил глаза на труп Айзек.
– Пусть лежит, Бог забрал ее душу в райскую обитель. Нам сейчас нужны белые страстные цыпочки, крэк, герыч, хорошее виски, – оскалился Кардан, – или ты собираешься замаливать грехи в камере?
– Пошли! Будем гулять на собственных поминках, – с этими словами Айзек запустил руку под стол. Туда, где к столешнице был приклеен скотчем настоящий армейский нож.
– Эй, хватит ныть, черный брат! – Кардан опустился на пол рядом с Гонщиком и обнял его за плечи. – Мы все умрем. Такова наша скорбная доля. Но сначала насладимся вкусом жизни, не будем зарывать талант свой в землю, а пойдем и возьмем у «снежков» все, что они нам задолжали с тех самых пор, как Моисей водил народ свой по пустыне скорби. Воспрянь, черный брат, ибо последние будут первыми, а богатым не попасть в Царствие Небесное. Воспрянь, и пойдем с нами.
