Мне кажется или он и в самом деле немного смущен?
— Значит, пропитался, — с раздражением произношу я, не зная, куда себя деть. — Где ты взял клубнику? — кивком указываю на контейнер с ягодами. Если честно, выглядит клубничка не очень, явно не первой свежести.
— В морозилке, — холодно отвечает Даня. — Моя бывшая девушка с фанатичностью замораживала на зиму фрукты и ягоды, как видишь — пригодилось, — отвечает на мой вопросительный взгляд.
— Пф-ф-ф, ты привез мне клубнику, которую морозила твоя бывшая?
— Ну, это единственная клубника, которая находилась поблизости. Если тебя что-то не устраивает, могу выбросить, — с вызовом смотрит на меня, а я же вдруг понимаю, что Даня сорвался посреди ночи по моему звоночку и сразу же бросился исполнять мою просьбу. Вот это поворот. Что ж, возможно, быть беременной от него не так уж и плохо. Клянусь, отыграюсь за все обиды и унижения, которые мне достались от него в школьные годы.
— Она холодная, — морщусь я, когда моя рука становится ледяной. — Хочешь, чтобы я заболела?
— Так подожди, пока разморозится, — с раздражением и каким-то разочарованием во взгляде.
Смотрит на меня как-то странно, словно и не было того Дани, который орал на меня утром. И вчера.
— Спасибо.
Неужели я и в самом деле это сказала? Ох, это точно все гормоны.
— Не за что. Всегда рад стараться, — его голос сочится сарказмом, он шутливо отвешивает мне поклон, а потом проходит вглубь квартиры, снимая на ходу свитер.
— Эй-эй-эй, ты что делаешь? — ошарашенно наблюдаю за тем, как он тянется к пряжке ремня.
— Спать собираюсь, — как ни в чем не бывало выдает он.
— Спасибо за клубнику, но спать ты будешь дома. — Хватаю со стула его свитер и бросаю в Даню. — Не смей снимать джинсы! Клянусь, если ты это сделаешь, накормлю тебя этой клубникой так, что всю жизнь не забудешь.
— Мне утром на работу рано вставать, пока доеду до дома, уже и рассвет наступит. Поэтому, Решетникова, сегодня мы будем спать как самая настоящая семья: папа, мама и фасолинка.
— Не-а, Кравцов, нам с фасолинкой будет тесно с тобой в одной кровати.
— Не волнуйся, я не займу много места. — Посылает мне нахальную улыбочку, стягивает с себя штаны и нагло заваливается на мою постель.
— Я предупреждала тебя, Кравцов. — Я осторожно вылавливаю из контейнера одну из оттаявших ягод, прицеливаюсь и бросаю в Даню. — Упс, — выпучиваю глаза, когда он с недоумением смотрит то на меня, то на клубнику, которая приземлилась на его грудь. А потом с непроницаемым выражением лица подносит ее ко рту и съедает.
— М-м-м, вкусно, — усмехается он, изображая высшую степень наслаждения.
— Я не шучу, возвращайся в свою пещеру плебея, эта мягкая кроватка не для тебя, — заявляю я, сама же пробую одну из клубничек и нарочито долго облизываю пальцы. Глаза Кравцова загораются. А еще он очень быстро накрывается по пояс одеялом. Какой стеснительный мальчик.
— К твоему сведению, Мила, плебеи не жили в пещерах. Плебеи — это представители низшего сословия в древнем Риме, которые не имели прав. Все же историк ставил тебе пятерки за длинные ноги, а не за знания, — тяжело вздыхает он, откровенно насмехаясь надо мной.
— Ты прекрасно знаешь, что все мои оценки были заслуженными, — гордо вскидываю подбородок.
— Согласен. Двойка по географии и тройка по химии были заслуженными, — произносит серьезным тоном, в глазах же пляшут черти.
Я возмущена. Вообще-то, двойка по географии за первый семестр в десятом классе была именно из-за него. Он спер мою тетрадь для контрольных и подменил атлас, который я сдала на проверку. И он об этом прекрасно знает!
Очередная красная ягода летит в Кравцова, правда в этот раз я промазываю и она приземляется на подушку рядом с ним, оставляя пятно. Черт.
— Иди сюда, Мила, — протягивает в мою сторону руку, в один миг становясь серьезным. — Тебе уже давно пора спать.
Я недовольно поджимаю губы. Упертый баран. Но сама виновата, нужно было не открывать дверь. Я подхожу к нему, но лишь для того, чтобы убрать чертову клубнику с постели. Теряю бдительность, чем Даня и пользуется. Тянет меня на себя, и уже через мгновенье я оказываюсь под ним, прижатая к кровати и обездвиженная.
Мы оба замолкаем. Смотрим друг другу в глаза, не моргая. Я начинаю задыхаться от такой близости. Голова кружится от запаха мужчины. А еще оттого, что кожа к коже. Наверное, это из-за того, что внутри меня его ребёнок. Одна кровь, так сказать. Поэтому и чувствую странное притяжение, и сердце так часто грохочет. И язвить уже не хочется. Скорее уткнуться носом в крепкую мужскую грудь и…
— Будь хорошей девочкой и открой ротик, — сипло произносит Даня.
— А?
И в этот же момент у меня во рту оказывается клубника.
— Вкусно? — интересуется он, а взгляд хитрый, порочный. Зрачки чёрные, расширенные. Словно под кайфом. От меня.
Я отрицательно качаю головой.
— Ты, наверное, плохо распробовала. — Он тянется через меня к прикроватной тумбочке, где я оставила клубнику, берет ещё одну и снова подносит к моему рту. Я обхватываю ее губами не задумываясь. Вместе с его пальцами. Отчего он делает глубокий прерывистый вдох, а выдохнуть уже забывает. Просто смотрит на меня, замерев. И все.
Мне интересно вот что. Той ночью я перебрала, а вот Даня был за рулем — значит, трезв как стёклышко. Значит, он осознавал все происходящее. Не оттолкнул меня. Не наговорил глупостей. А набросился словно изголодавшийся по женской ласке зверь. Он мог выбрать кого угодно той ночью. Но выбрал меня. Значит ли это, что я ему нравлюсь? Или же это была обычная месть? Спор? Но в таком случае он не был бы рад ребёнку.
Я с силой прикусываю губу и отворачиваюсь от него, не в силах больше выдержать этот взгляд. Кажется, мы пылаем оба. С ним всегда все так странно: вот минуту назад ненавидела, а сейчас, могу поклясться, покрылась румянцем.
— Не мог бы ты слезть с меня? Я, вообще-то, беременная, а ты тяжёлый, как слон, — сквозь зубы шиплю я, желая избавится от назойливого огонька, что медленно разгорается внизу живот.
— Да, конечно, прости. — Даня скатывается с меня и прикрывает глаза. Дышит все так же тяжело.
— Зачем ты сделал это? — все же спрашиваю я.
— Что именно?
— То, из-за чего рождаются дети, — поясняю я и устраиваюсь поудобней. Тянусь за клубникой. Все же вкусная, хоть и была замороженной.
Даня не отвечает. Неопределенно пожимает плечами. Потом открывает рот, как бы намекая, что тоже не против заполучить ягодку. Я кормлю его из рук. Странно все это. Не должно так быть. Я выставить его за порог должна, а не лежать в одной постели и заводить разговоры по душам.
— Хреново мне было, Мил, вот и решил забыться. А утром понял, что натворил, и ушёл. Вообще-то, по моему плану мы не должны были никогда больше увидеться.
— Провалился твой план. С треском, — невесело усмехаюсь я и прикладываю ладонь к плоскому животу. — Ладно, раз уж ты здесь, в моей постели, то установим правила. — Откладываю в сторону пустой контейнер и кладу одну из подушек посередине кровати. — Это моя часть, это твоя. Подушка — граница. За неё не заступать. Никаких поползновений и неприличных предложений. Никаких посягательств на мое тело. Все ясно? — в свои слова вкладываю как можно больше серьезности и твёрдости.
— Боже, Решетникова, а ты, оказывается, та ещё зануда. Но я не могу за себя ручаться, пока ты не сменишь свою ночнушечку на закрытую пижаму.
Я краснею. Серьезно. Он так смотрит, что несложно догадаться, что именно у него на уме сейчас.