Гулкое, «ура» раскатилось по просторам волнующейся Балтики и отдало эхом в далеких берегах залива. Радостные, с горящими глазами подходили друг к другу люди, пожимали руки и поздравляли с победой.

«Девятку» накрепко запеленали в стальные тросы и, бережно буксируя, повели в Кронштадт.

Много месяцев под ногами водолазов была только зыбкая падуба да простиравшиеся вокруг бескрайные водные просторы. И теперь, когда Разуваев и Гутов выскочили на кронштадтский берег, им показалось, что под ними по-прежнему все качается. Пошатываясь, нетвердой походкой пошли они по берегу.

Была осень — лучшее время для ловли трепангов. Водолазный баркас зашел в самую глухую бухту моря и бросил якорь. Два корейца, качальщики водолазной помпы на баркасе, быстро начали перетаскивать к трапу водолазные принадлежности: шлем, груза, манишку, сигнал. Водолазы Дудыкин и Коваленко, с ключами в руках, присоединяли к помпе длинный резиновый шланг, а водолаз Зыбков сидел в рубке и готовился к спуску под воду.

Зыбков натягивал на себя вязаное шерстяное белье и все время поглядывал на вешалку. Там висели старые водолазные костюмы, ободранные, выцветшие, в сплошных заплатах. Но Зыбков глядел не на них. Он любовался новеньким костюмом, который висел с краю. По зеленому тифтику костюма растянулась во всю грудь несмываемая надпись крупными, ярко-красными буквами:

Вчера на торжественном заседании директор рыбоконсервного завода вызвал Зыбкова на трибуну и вручил ему этот костюм.

— Довольно, — сказал он, — товарищ Зыбков, ходить тебе под воду в старье. Примерь-ка новый костюм, как он на тебе сидит.

— Под водой примерю, — ответил Зыбков и, взяв костюм, сошел с трибуны под громкие аплодисменты.

В старом костюме Зыбков проработал семь лет, — на три года дольше, чем полагается. Столько проносить костюм мог только очень опытный водолаз. Но теперь со старым костюмом можно было расстаться.

Зыбков поднялся с банки, снял с вешалки новый костюм и крикнул водолазам:

— А ну подходи, наряжай в обновку!

Водолазы и качальщики натянули на него костюм, надели манишку, ботинки и опоясали толстым кожаным ремнем, на котором висел в медном футляре большой водолазный нож.

Зыбков важно прошелся в обновке по палубе баркаса.

— Ой, Константин Федорович, ты теперь красавец писаный, на тебя же все медузы сбегутся глядеть, — сказал Дудыкин.

— А вот притащи зеркало, посмотрюсь, в самом ли деле я красавец! — сказал Зыбков.

Качальщик принес Зыбкову из рубки кусок зеркала.

— Может, одеколону «Египетская ночь» с берега доставить? — засмеялись водолазы.

— Без всякой «Египетской ночи» пахнет, — ответил Зыбков.

И верно: от нового костюма шел острый запах свежего каучука и эластичного тифтика. Запах близкий и родной водолазам.

Дудыкин надел Зыбкову груза, прицепил к поясу сетку для трепангов и крикнул корейцам:

— Качай помпу!

Качальщики схватились за маховики. А Дудыкин надел на Зыбкова старый медный шлем, весь в царапинах и вмятинах.

— Хоть бы почистили шлем, срам ведь — надевать такой на новую рубаху[1], — глухо сказал Зыбков уже за стеклом шлема и грузно шагнул по ступенькам в воду.

Постепенно вода, закрыла слова на тифтике «За долголетнюю работу», закрыла груза, манишку и всколыхнулась на широких плечах водолаза. Зыбков стравил воздух в шлеме и пошел на дно.

На дне Зыбкову показалось вначале темновато — будто кофе размешали в воде. Зыбков на минуту зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел крутом густые, косматые водоросли. Среди водорослей, у самых ног Зыбкова, копошились мирные бугристые трепанги.

«Ну и сила же их тут, — подумал Зыбков. — Наверно, лет десять не пуганы».

И он принялся хватать обеими руками огромных, толстых червяков и засовывать их к себе в сетку.

Вдруг что-то скользкое и гибкое, как плетка, по локоть обвило ему руку. Зыбков поднял глаза и вздрогнул: перед ним в густых водорослях распялился огромный океанский осьминог. Обхватил он правую руку Зыбкова щупальцем и смотрит на него круглыми желтыми глазами. От неожиданности чуть было не попробовал Зыбков свои глаза протереть. Уж не померещилось ли? Как раз на днях пришлось прочитать похожую на вранье смешную историю со спрутом. Но какой тут смех — рука точно обручем все туже перетягивается.

Дернул водолаз руку изо всей силы, осьминог заворочался и выпустил из себя какую-то черную жидкость. Заволокло этой слизью иллюминаторы, и стало Зыбкову темно. А осьминогу только того и надо. Огромные его щупальца разом захлестнули водолазу руки и ноги. Обидно Зыбкову стало: «Загадит, мразь противная, костюм новый».

Кое-как дотянулся Зыбков пальцами левой руки до ножа. А нож ввинчен в футляр, на шесть поворотов ввинчен. Стиснув зубы, водолаз стал вывинчивать — нож. В то время с баркаса задергали сигнальную веревку.

— «Что с тобой?» сигнализируют.

А как ответить Зыбкову, когда он связан по рукам! Вывинчивает Зыбков нож, считает про себя: один поворот, два поворота, три поворота, четыре, пять…

Вплотную навалился на Зыбкова осьминог. Облепил шлем и глазами в самый иллюминатор заглядывает.

Но тут как раз Зыбков вытянул нож из футляра и ударил осьминога.

Пляшет наверху, на баркасе, сигнальная веревка.

— Случилось что-то, тащить надо, — говорят водолазы. Схватились за веревку и шланг, а тащить тяжело, будто не Зыбкова тянут, а свинцовую глыбу.

Вот забурлила вода около баркаса, и вместо Зыбкова показался из воды какой-то огромный серый ком, весь в красных бородавках.

— Осьминог! — крикнул кореец, схватил с палубы топор и побежал вниз по лесенке.

— Куда ты с топором! — закричал Дудыкин на корейца. — Ведь там водолаз!

Кореец застыл с топором в руке, не зная, что делать.

Но бородавчатый ком вдруг разжался и соскользнул в воду, а из-под него вынырнул Зыбков.

— Выбирай водолаза! — скомандовал Дудыкин.

Все разом схватились за шланг и сигнал, и Зыбков опрокинулся на бок, стукнув ботинками о железный трап.

Положили водолаза на палубу, торопливо сняли с него шлем, стащили груза, отвинтили манишку.

Все поснимали.

Но как вот костюм снимешь? Нет у водолазного костюма пуговиц. Кабы держался еще Зыбков на ногах, тогда бы за фланец стянули… Но Зыбков лежит, и лицо у него бледное, как папиросная бумага. Полез Дудыкин в карман, достал перочинный нож и наклонился к Зыбкову.

— Резать будешь? — спросил Коваленко.

— А как же иначе? — ответил Дудыкин и воткнул нож во фланец.

Захрустел под ножом тифтик, дернул Дудыкин рукой и расхватил костюм от фланца до самого подхвостника. Ярко-красная надпись разъехалась надвое: буквы «К. Ф.» — в одну сторону, «Зыбкову» — в другую.

Вдруг Зыбков открыл глаза, приподнялся, огляделся, сжал кулаки да как начнет ругать водолазов:

— Черти! Кочерыжки! Дубины!

— С чего это он вдруг так! — растерялись водолазы. — Уж не бредит ли?

— Полежи, — говорят, — Костя. Полежи, сейчас мы тебе помощь окажем.

— Полежи! — заорал Зыбков на весь баркас. — Сами полежите, медные головы. Меня, может, на сто лет хватит, а костюм уже располосовали! Постарались вы на мою шею…

Зыбков провел пальцами по разрезу костюма и чуть не заплакал.

Баклан — морская птица, главным образом на Черном море. Быстро и глубоко ныряет за рыбой.

Банка — 1) поперечная доска — сидение на шлюпке, баркасе; 2) морская мель.