— Ну да ладно, это я к чему. Зима, она в Дамон-Тарре есть, но не здесь. Но там и сутки по-другому считают, и времена года. А здесь принято так: весна, лето, осень и снова лето. А потом всё по новой.

— Как же, совсем без зимы, даже на севере?

— Даже да. Мне тоже эта новость казалась огромной такой жирной молнией, свалившейся на голову. Но здесь свои, очень замороченные и чудные устои, как выяснилось. Даже если изморозь появляется, то это называется «чахлой осенью», но никак не зимой. Снег здесь — это миф, выдумка, шашни злых духов и всё в таком духе. Свои странности, в общем. Давай будем иногда собираться с тобой и обсуждать странности этой Эмиронии, а?

— Клуб обиженных?

— Ну да. Сплетники и оскорблённые.

— Подходит.

— Сразу добавляю в список местных ужасов “зефир”.

— Что, не любишь его?

— Вообще отказываюсь признавать это едой. Ужас, сделанный невесть из чего. Лучше жрать политое мёдом болото.

— Идёт, мне зефир тоже не очень нравится. Тогда сразу за ним запиши и воду с лимонным соком.

— Да-а-а! — рассмеялся Парадокс. — Даже знаю кто тебя заставил её пить. Мятная выпечка ещё — преступление против вкуса, считаю. Три пункта на ровном месте, вот так энтузиазм!

Взгляд замер на воронке в небе. Ассоциация сразу же протянулась к Скаю, а оттуда к мелодии и его словам, сказанным на крыше. Оттуда нить мысли протянулась дальше и превратилась в тот самый вопрос, ответ на который Мия каждый раз ждала с за́мершим сердцем.

— Докс, а ответишь мне на один вопрос очень честно?

— Сначала задай его.

— В чём заключается твоя бесконечность?

— Не-е-ет, — проскрипел парень. — Нет-нет-нет. Дурацкий вопрос, Мия.

— Почему же?

— Я не люблю формулировать сложные мысли и пытаться в нескольких предложениях выразить суть чего-то. Я плохо подбираю слова, в конце концов. Поэтому ответа от меня не дождёшься.

— Ты даже не попытаешься?

— Может, когда-то, но не сейчас. Пока что вся суть в том, что нас окружает сейчас, но через момент времени этого уже не будет. — Парень выждал секунду-другую и досадно щёлкнул языком. — Ну вот, его уже нет. И снова. И снова!

* * *

Она вернулась к полудню. Вот-вот должна была начаться очередная тренировка, уже седьмая, если не подводила память. Стоило только выйти из комнаты чтобы не опоздать на поле, Эстер была тут как тут. Она оставалась столь же серьёзной, что и в последние разы: ни намёка на ту притягательную улыбку, широкий шаг и чуть наклонённый вперёд корпус, будто она рвалась побыстрее оказаться на улице.

— Доброе. Давай так, — сразу выпалила наставница. — Я придумала, как ещё можно попробовать раскрыть твой потенциал. Совсем другой способ, и, если не сработает, будем пробовать что-то ещё. Всё хорошо, спать или есть не хочется?

— Нет, — голос её был бодр. — Полностью готова к тренировке.

— Замечательно. У меня есть одна хорошая идея и несколько тех, что мне нравятся поменьше. Потому давай начнём с первого. Помимо воздействия на другие физические предметы нам с тобой обязательно нужно попробовать направить амарантин на твоё тело. Это совершенно отличается от того, когда ты воздействуешь на посторонний объект. Сейчас всю эту энергию нужно замкнуть в себе и дать ей циркулировать внутри.

— Так.

— И давай сразу тебе скажу, что это может быть опасно. Слегка. Если твоя мысль «соскочит», то в теории ошибка скажется на твоём теле. Понимаешь, о чём я?

— Понимаю. — В голове всплыл образ, как Мия плачет от боли и не может потушить обожжённые руки. Ни с того ни с сего, будто она уже видела это и лишь снова вспомнила. — Может тогда не стоит?

— Нет-нет, стоп, пожалуйста. Не паникуй раньше времени. Ты должна понимать, что у неопытного носителя ничего не произойдёт мгновенно, хоть изо всех сил попытайся взорвать всё в округе. Естественно я буду рядом и выведу тебя из этого состояния, как только увижу, что ситуация накаляется. Опасность, она здесь скорее потенциальная, поэтому я даю гарантию твоей безопасности. Просто хотела, чтобы ты знала. — Эстер обернулась на ученицу и замешкалась, стараясь сохранять серьёзный вид. — Ну… Если тебя и правда пугает этот метод, то мы прямо сейчас отбросим эту затею. Я придумаю что-то ещё.

— Нет-нет, — сразу возразила та. — Не то, что пугает. Это не страх и даже не трусость.

Мия понимала это чувство внутри. В такие моменты самая примитивная часть тебя хочет откинуть любой важный урок и почему-то сбежать с него. Не потому, что он скучный или опасный, — это только повод. Отдых, а вслед за ним ещё один и ещё один — довольно длинная цепь, изо дня в день ни к чему не приводящая. А продуктивность и саморазвитие казались нужными, даже необходимыми, но в то же время и чем-то другим, абсолютно незнакомым. Это желание развиваться в совокупности с порывами пойти путём наименьшего сопротивления вызывало очень двоякое ощущение. Но каждый раз она твердила себе: «Статичность ни в коем случае не должна победить».

— Я сделаю что нужно, обещаю. Это была просто секундная неуверенность, правда. — Взгляд упал на всё ту же банку, что даже стояла на том же самом месте. — Так как, направить ту же энергию, что и в прошлые разы, но в этот раз на себя?

— Верно. — Слово прозвучало неуверенно, но Эстер словно словила себя на этом и тут же собралась. Тон стал таким же серьёзным, что и был. — Да, верно. Направить и попытаться найти нужный образ. Можешь приступать, а я буду наблюдать.

Всё то же самое: закрытые глаза, концентрация и удобная поза. Седьмая тренировка, а чувство, словно она всё это с детства знает. Нужно и самой будет подумать, как разнообразить подход: задерживать дыхание, стоять спиной к цели или достигать помутнения, как Венди — вдруг поможет, мало ли.

Это состояние перехода не ощущалось таким уж тяжёлым. Стоит только понять принцип, и сложный первый шаг становится совершенно понятным. Мия чуть ли не зарекалась, что не будет тратить всю энергию сразу, чтобы снова не стало плохо — лучше попробовать несколько раз, чем вложиться в один и потом мучительно таять до конца дня. Но неожиданно для неё самой, поток полился так просто, так быстро, что остановить его было бы просто кощунством.

В этот раз мысли ощущались совершенно по-другому. Она не думала о каких-то конкретных проявлениях и цветах, старалась не слышать звуков и отдать мысли на растерзание чему-то большему, чем попытка найти правильную картину. Амарантин представлялся похожим на то, как его описывала Фрида: фиолетово-серое солнышко, которое находилось где-то совсем неподалёку от тела. И сейчас его лучи были направлены не на банку, а на тело, которое пронзали. Сознание рисовало образ, как лучи эти просвечивали сквозь кожу и оставались где-то внутри. С едва заметным покалыванием какие-то невидимые серые иголки вонзались в тело, а какие-то разбивались об него, трескались и растворялись, так и не коснувшись земли.

Ощущения притупили даже звуки, какими она привыкла их слышать. Всего на несколько секунд, чтобы дать заговорить внутри чему-то более важному. Тому голосу, который впервые послышался настолько громко и ясно. Сначала он не произнёс ничего конкретного, просто создавал ритм: гудел, трескался и просто звучал вразнобой. Он не вызывал чувства страха, но и не звучал дружественно.

Голос внутри казался до того родным, что путались мысли. Говорила ли Мия сама с собой? Она готова была поклясться, что нет. Или же это раскрылась та её сторона, которую она очень плохо знала. Та часть, которая всё это время в ней существовала, но до этого момента даже не удосужилась представиться. У него был всё тот же образ — жёлтый огонь, что напоминает форму глаз без радужки и зрачков. Сейчас из огня исходил не только голос, а и жар, который одновременно и прожигал, и заживлял. Именно он знал нужные вещи, именно он точно понимал, что из себя представляет амарантин.

Медленно и глубоко выдохнув, Мия ощутила, что внутри неё есть энергия. Это была не выдумка мечтателя, который в глубине своей фантазёрской души знал, что мир куда менее удивительный, чем есть на самом деле. Образ становился таким же настоящим, как и дыхание, как и мысли, зарождающиеся в голове, как и чувство предвкушения. Голос и энергия казались настолько реальными, что на их фоне растворялось всё, даже образ стоящего рядом человека.