Примерно в без четверти десять, минут через двадцать после ухода матери (она пробыла недолго, и цель ее короткого визита так и осталась неясной), в комнату Джейка просунул голову отец. В одной руке Элмер Чэмберс держал сигарету, в другой — стакан с шотландским виски. Джейку отец показался не просто более-менее спокойным, а почти заторможенным. Интересно, мелькнула у мальчика равнодушная мысль, он что, долбанул мамину заначку валиума?

— Ты в норме, парень?

— Да. — Джейк снова стал тем маленьким опрятным мальчуганом, который всегда полностью владел собой. Взгляд, обращенный им на отца, уже не пламенел — он был тусклый, непроницаемый.

— Я насчет давешнего… ты уж извини. — Просить прощения Элмер Чэмберс не привык, и получалось у него неважнецки. Джейк вдруг почувствовал легкую жалость к отцу.

— Да ладно.

— Денек — врагу не пожелаешь, — пожаловался отец, вертя в руках пустой стакан. — Может, забудем, что было, и дело с концом? — Он говорил так, будто эта замечательная разумная мысль пришла ему в голову только что.

— Я уже забыл.

— Ну и хорошо. — В тоне отца звучало облегчение. — Самое время тебе отправляться спать, верно? А то завтра пойдет писать губерния — объяснения, проверки…

— Уж наверное, — согласился Джейк. — Как ма, ничего?

— Отлично. Лучше всех. Я буду в кабинете. Накопилась уйма бумажной работы, и все нужно сделать за сегодняшний вечер.

— Пап?

Отец настороженно оглянулся.

— Как твое полное имя? Элмер, а дальше?

Что-то в лице отца подсказало Джейку, что оценку на «Итоговом эссе» он видел, но не потрудился прочесть ни само сочинение, ни критический отзыв мисс Эйвери.

— Дальше? Никак. Инициал, как у Трумэна — «Гарри С.». Только у меня — «Р». А что?

— Просто любопытно, — ответил Джейк.

В присутствии отца ему как-то удавалось сохранять самообладание… но едва дверь за Элмером Чэмберсом закрылась, мальчик кинулся к кровати и уткнулся лицом в подушку, чтобы заглушить очередной приступ безудержного хохота.

Убедившись, что последний пароксизм смеха миновал (хотя редкие смешинки еще клокотали в горле — так при землетрясении за главным толчком следуют мелкие и слабые) и что отец, должно быть, благополучно заперся в кабинете с сигаретами, виски, бумагами и флакончиком белого порошка, Джейк вернулся к столу, включил настольную лампу и раскрыл «Чарли Чух-Чуха». Бросив беглый взгляд на страницу с выходными данными, он увидел, что впервые книга вышла в пятьдесят втором году; его экземпляр представлял четвертое издание. Джейк заглянул в конец книги, но никакой информации об авторе, Берил Ивенс, не нашел. Он возвратился к началу, посмотрел на картинку (допотопный паровозик; в будке машиниста усмехающийся блондин), вгляделся (усмешка светловолосого машиниста при ближайшем рассмотрении оказалась гордой улыбкой) и начал читать.

…

Боб Брукс водил поезда Межземельской железнодорожной компании на линии Сент-Луис — Топека. Боб Брукс был самым лучшим машинистом Межземельской железнодорожной компании, а Чарли — самым лучшим паровозом!

Чарли был Паровоз Марки Четыре-Ноль-Два-Икс-Пресс, и одному только машинисту Бобу дозволялось подыматься на его высокое сиденье и гудеть в гудок. «УУ-УУУ» гудка Чарли знали все, и всякий раз, заслышав этот голос, летящий над ровными просторами канзасских степей, люди говорили: «Вот едут Чарли и Машинист Боб, самая быстрая команда от Сент-Луиса до Топеки!»

Девчонки и мальчишки выскакивали из домов посмотреть, как Чарли и Машинист Боб поедут мимо. Машинист Боб всякий раз улыбался и махал им рукой. Ребятишки улыбались и махали в ответ.

У Машиниста Боба был особый секрет. Только он один знал, что Чарли Чух-Чух по самому-пресамому настоящему живой. Как-то раз на перегоне между Топекой и Сент-Луисом Машинист Боб услыхал пение — тихое-тихое и басистое.

— Кто это со мной в кабине? — сурово спросил Машинист Боб.

— Лечиться надо, Машинист Боб, — пробормотал Джейк и перевернул страницу. На картинке Боб, нагнувшись, заглядывал Чарли под топку. Джейк задался вопросом, кто же ведет поезд и следит за дорогой, высматривая на рельсах коров (не говоря уж о мальчишках и девчонках), пока Машинист Боб занят ловлей зайца, и заключил, что Берил Ивэнс в поездах разбиралась слабо.

…

— Не тревожься, — послышался чей-то хриплый голосок. — Это я.

— Кто это «я»? — спросил Машинист Боб. Он говорил своим самым внушительным, самым суровым голосом, поскольку все еще думал, что его кто-то разыгрывает.

— Я, Чарли, — отвечал хриплый голосок.

— Три ха-ха! — воскликнул Машинист Боб. — Паровозы не умеют говорить! Может, я не семи пядей во лбу, но уж это-то я знаю! Коли ты — Чарли, так, сдается мне, сумеешь сам дать гудок!

— Ясное дело, — отозвался хриплый голосок, и только он это сказал, как гудок оглушительно загудел, и над равнинами Миссури раскатилось: «УУ-УУУ!»

— Батюшки-светы! — ахнул Машинист Боб. — Да это и впрямь ты!

— Вот видишь, — сказал Чарли Чух-Чух.

— Как же это я до сих пор не знал, что ты живой? — спросил Машинист Боб. — Почему раньше ты никогда со мной не разговаривал?

Тогда Чарли своим хриплым голоском спел Машинисту Бобу песенку. Вот эту:

— Надеюсь, мы с тобой еще не раз потолкуем в дороге? — спросил Машинист Боб. — Мне это по душе.

— Непременно потолкуем, — пообещал Чарли. — Я люблю тебя, Машинист Боб.

— И я тебя люблю, Чарли, — сказал Машинист Боб и сам дал гудок — просто, чтобы показать, как он счастлив.

«УУ-УУУ!» Так громко и красиво Чарли еще никогда не гудел, и все, кто услышал его, вышли посмотреть.

Иллюстрация к этому последнему отрывку обнаруживала большое сходство с изображением на обложке. На предыдущих рисунках (аляповатых и безыскусных, напомнивших Джейку картинки к любимой книжке детсадовского детства «Майк Маллиган и его паровой каток») Чарли был паровоз как паровоз — энергичный, жизнерадостный, без сомнения, интересный мальчишкам эры пятидесятых, кому предназначалась книга, но всего-навсего механизм. Здесь, однако, у него были явно человечьи черты, и, несмотря на улыбку Чарли и довольно тяжеловесное жеманство рассказа, Джейка пробрал озноб.

Улыбка не внушала ему доверия.

Он схватил свое «Итоговое эссе» и пробежал глазами по строчкам. «Возможно, Блейн опасен, — прочел он. — Истина ли это, я не знаю».

Он закрыл папку, несколько мгновений задумчиво барабанил по ней пальцами, потом вернулся к «Чарли Чух-Чуху».

…

Машинист Боб и Чарли провели вместе много счастливых дней и толковали обо всем на свете. Машинист Боб жил бобылем, и Чарли был первым настоящим другом, каким Боб обзавелся после смерти своей женушки — а умерла она давным-давно, в городе Нью-Йорке.

Но однажды, вернувшись в Сент-Луисское паровозное депо, друзья обнаружили на месте стоянки Чарли новый тепловоз. Да какой! Пять тысяч лошадиных сил! Сцепка из нержавеющей стали! Двигатель из «Механических мастерских Ютики», Ютика, штат Нью-Йорк! А на самом верху, позади генератора, расположились три ярко-желтых вентилятора радиаторного охлаждения.

— Что это? — встревоженно спросил Машинист Боб, но Чарли лишь пропел самым тихим и хриплым голоском, на какой был способен: