— Тому уж скоро десять лет, — прибавила тетушка Талита странно мягким голосом.

— Чего ж ты столько годов молчала про то, что слыхала такое? — спросил Сай. Он посмотрел на стрелка. — Нельзя верить всему, что она болтает, ваша милость. Ее, Мерси мою, хлебом не корми, дай покрасоваться.

— Ах ты, горшок с помоями! — вскричала та и звонко шлепнула Сая по руке. — Тебя жалеючи молчала — больно ты своей байкой гордишься, не хотелось ее затмевать. Но теперь как же я смолчу, коли оно важно!

— Я верю тебе, саи, — успокоил слепую Роланд. — Однако точно ли ты с той поры не слышала моно?

— Нет, ни разочка. Сдается мне, он наконец прошел свой путь до конца.

— Любопытно, — пробормотал Роланд. — Поистине, весьма и весьма любопытно. — Он уперся взглядом в столешницу и погрузился в невеселые раздумья, внезапно оказавшись за тридевять земель от своих собеседников.

«Чух-чух», — подумал Джейк и вздрогнул.

По прошествии получаса они вновь были на поселковой площади. Сюзанна сидела в инвалидном кресле. Джейк подтягивал лямки ранца. Чик, который по-прежнему держался чуть позади, внимательно наблюдал за манипуляциями мальчика, сидя у самых его ног.

По-видимому, на торжественном обеде в маленьком райском саду за церковью Крови Предвечной присутствовали лишь старейшины: когда путники вернулись на площадь, там их поджидало еще с десяток человек. Они скользнули взглядом по Сюзанне, чуть пристальнее посмотрели на Джейка (очевидно, его молодость представляла для них несравненно больший интерес, чем ее темная кожа), но цель их появления не вызывала сомнений: они пришли увидеть Роланда; в их изумленных глазах светилось древнее, почти первобытное благоговение.

«Он — живой осколок прошлого, которое они знают лишь по легендам, передающимся из уст в уста, — подумала Сюзанна. — На него смотрят так, как верующие смотрели бы на святого — Петра, Павла или Матфея — если бы тому вздумалось в субботний вечер заглянуть к ним на ужин и за тушеными бобами рассказать о том, каково было бродить с Иисусом-Плотником вкруг моря Галилейского».

Повторилась завершившая трапезу церемония. На сей раз в ней приняли участие все без исключения уцелевшие жители Речной Переправы. Шаркающая вереница стариков потянулась к гостям; пожав руку Эдди и Сюзанне и чмокнув в лоб или щеку Джейка, они преклоняли колена перед Роландом, чтобы получить его благословение. Мерси порывисто обняла стрелка и уткнулась слепым лицом ему в живот. Ответив объятием на объятие, Роланд поблагодарил ее за рассказ.

— Неужто не заночуешь, стрелок? Не успеешь оглянуться, солнце зайдет, а ведь я поручусь, что и ты, и твои люди давненько не ночевали под крышей.

— Благодарствую, саи, это верно, однако задерживаться нам нельзя.

— Воротитесь, коли сможете, стрелок?

— Да, — ответил Роланд, но Эдди, даже не заглядывая в лицо своему удивительному другу, понял: они навсегда прощаются с Речной Переправой. — Коли сможем — вернемся.

— Ах… — Мерси в последний раз сжала его в объятиях и пошла, держась за коричневое от загара плечо Сая. — Доброго пути!

Последней подошла тетушка Талита. Она хотела было исполнить обряд, но Роланд остановил ее, взяв за плечи:

— Нет, саи. Не ты. — И на глазах у изумленного Эдди он сам опустился перед ней на колени в пыль площади. — Благослови, праматерь. Благослови нас всех на нашем пути.

— Быть посему, — отвечала тетушка Талита без удивления, глядя сухими глазами, и все же голос ее вздрагивал от сильного, глубокого чувства. — Я вижу, у тебя верное сердце, стрелок, без измены и обмана, и старинный обычай своего племени ты блюдешь изрядно. Благословляю тебя и твоих людей и буду молиться о том, чтобы с вами не приключилось ничего дурного. Теперь, коли пожелаешь, возьми вот это. — Старуха сунула руку за лиф линялого платья, вытащила серебряный крест на тонкой серебряной цепочке из мелких звенышек и сняла его с шеи.

Настал черед Роланда дивиться.

— Да стоит ли, саи? Я приходил не затем, чтобы обобрать вас, праматерь.

— Стоит, стоит. Более века я ни днем ни ночью не расставалась с этим крестом, стрелок. Отныне он твой. Когда-нибудь ты положишь его к подножию Темной Башни и вымолвишь на далеком краю света имя Талиты Анвин. — Старуха надела цепочку Роланду на шею. Крест упал в раскрытый ворот рубахи из оленьей кожи, словно его место было там. — Теперь ступайте. Хлеб преломлен, разговор состоялся, мы получили твое благословение, а ты — наше. Ступайте, да минует вас в дороге беда. Будьте стойкими и верными, не отступайтесь. — Голос тетушки Талиты дрожал и на последнем слове сорвался.

Роланд поднялся и поклонился, трижды хлопнув себя по горлу.

— Благодарствую, саи.

Старуха поклонилась в ответ, но ничего не сказала. По ее щекам бежали слезы.

— Готовы? — спросил Роланд.

Эдди кивнул. Он боялся заговорить.

— Вот и славно, — сказал Роланд. — Пошли.

По разрушенной главной улице поселка они двинулись к околице. Джейк катил кресло Сюзанны. Когда последний дом («МЕНА И ТОРГ», значилось на поблекшей вывеске) остался позади, мальчик оглянулся. Старики еще не разошлись и стояли около каменного указателя — затерянная в пустынных степных просторах жалкая горстка представителей рода человеческого. Джейк поднял руку. До сих пор ему удавалось сдерживаться, но когда несколько стариков — в том числе Сай, Билл и Тилл — подняли руки в ответ, он заплакал.

Эдди обнял его за плечи.

— Ты знай шагай, приятель, — сказал он вздрагивающим голосом. — Глядишь, и полегчает. А иначе никак.

— Они такие старые! — всхлипнул Джейк. — Как мы могли вот так вот просто взять и бросить их? Это неправильно!

— Это ка, — не задумываясь ответил Эдди.

— Да? Гов… гов… говно ваше ка!

— Да, и притом крутое, — согласился Эдди… но не остановился. Не остановился и Джейк. Больше он не оглядывался: боялся, что старики еще не ушли, что они стоят посреди заброшенного поселка и глядят, как Роланд с друзьями постепенно исчезает вдали. И был прав.

Не прошли они и семи миль, как небо стало темнеть, а западный его край запылал червонным золотом заката. Поблизости виднелась эвкалиптовая роща. Джейк и Эдди отправились туда по дрова.

— Не понимаю, почему мы не остались, — сказал Джейк. — Не понимаю, и все. Нас же приглашала слепая леди. Все равно мы далеко не ушли. Я так наелся — до сих пор еле хожу.

Эдди улыбнулся.

— Я тоже. И могу сообщить тебе еще кое-что: твой добрый друг Эдвард Кантор Дийн спит и видит, как завтра утречком первым делом надолго и без спешки засядет орлом в этой роще. Ты не поверишь, как я устал жрать оленину и гадить козьими орешками. Если б год назад ты мне сказал, что моей самой большой радостью будет хорошо высраться, я бы рассмеялся тебе в лицо.

— Твое второе имя действительно Кантор?

— Да, но ты лучше про это помалкивай.

— Ладно. Ну почему мы не остались, Эдди?

Эдди вздохнул.

— Потому что оказалось бы, что им нужны дрова.

— А?

— Мы нарубили бы дров, и оказалось бы, что старикам позарез нужно свежее мясо — ведь последние запасы они отдали нам. Мы же не полные уроды, чтобы не возместить того, что умяли, так? Тем более, что сами при стволах, а у стариков, небось, одни луки со стрелами, да и тем лет пятьдесят, если не все сто. Поэтому мы отправились бы на охоту и вернулись бы только к ночи, а утром Сюзанна сказала бы: прежде чем двигать дальше, следует кое-что подправить — не снаружи, Боже упаси, это опасно, — но, может быть, в гостинице или где они там живут. Это ведь всего день-другой, а что такое день-другой, верно?

Из сумрака материализовался Роланд. Он двигался как всегда неслышно, но казался усталым и озабоченным.

— Я уж подумал, вы оба свалились в зыбун.

— Не-а. Я просто объяснял Джейку факты так, как я их понимаю.

— Ну и что в том было бы плохого? — спросил Джейк. — Ведь эта Темная Башня стоит где стоит уже давным-давно, верно? Она ведь никуда не денется, правда?