— День-другой, потом еще день-другой, потом еще. — Эдди оглядел ветку, которую только что подобрал, и с отвращением отшвырнул ее в сторону. «Что-то я начинаю говорить точь-в-точь как он», — подумал молодой человек. Тем не менее он знал, что все сказанное — чистая правда. — Может быть, мы увидели бы, что родник забился илом, и было бы хамством уйти, не очистив его. Но почему бы тогда не прихватить еще пару недель и не сварганить на скорую руку водяное колесо? Старикам не годится таскать воду из колодца. И загонять бизонов на своих двоих — тоже. — Эдди покосился на Роланда, и в его голосе зазвучал упрек. — Знаешь… как представлю, что Билл с Тиллом выслеживают стадо диких бизонов, аж мороз по коже.
— Им не привыкать, — сказал Роланд. — Более того, я думаю, нам нашлось бы чему у них поучиться. Не тревожьтесь о них. А пока давайте наберем хвороста — ночь будет холодная.
Но Джейк еще не успокоился. Он пристально, почти сурово, смотрел на Эдди.
— Ты хочешь сказать, мы никогда не сделали бы для них достаточно?
Эдди выпятил нижнюю губу и сдул со лба прядь волос.
— Не совсем так. Я хочу сказать, что потом уйти было бы не легче, чем сегодня. Тяжелее — может быть, но легче — нет.
— Все равно, по-моему, это неправильно.
За разговором они вернулись к тому месту, которому предстояло, едва запылает костер, стать очередным привалом на пути к Темной Башне. Сюзанна, которая выбралась из кресла и, подложив руки под голову, лежала, глядя на звезды, села и принялась укладывать хворост особым образом, как много месяцев назад ее научил Роланд.
— Суть вашего спора в том, что же правильно, — сказал Роланд. — Но, коль излишне долго приглядываться к мелким правильностям, Джейк, к тем, что под носом, легко утерять из виду крупные, стоящие дальше. Мир расшатался: все идет наперекосяк, хаос умножается, но время решительных действий не пришло. Покуда мы помогали бы двум-трем десяткам душ в Речной Переправе, в иных краях, быть может, страдали бы или умирали двадцать или тридцать тысяч. И если есть во вселенной место, где можно вправить наш вывихнутый век, это — Темная Башня.
— Почему? Как? — спросил Джейк. — Что вообще такое эта Башня?
Роланд присел рядом со сложенным Сюзанной хворостом, достал огниво и принялся высекать над растопкой искры. Вскоре среди прутьев и пригоршней сухой травы расцвели маленькие язычки пламени.
— К моему величайшему сожалению, на эти вопросы я не могу ответить, — промолвил он.
Очень хитро, подумал Эдди. Роланд сказал «не могу ответить»… но это было вовсе не то же самое, что «не знаю». Далеко не то же самое.
Ужинали водой и зеленью. Давала себя знать обильная трапеза в Речной Переправе: даже Чик, проглотив пару кусочков, отказался от предложенных ему Джейком объедков.
— Что ж ты в поселке заупрямился, не стал говорить? — укорил Джейк косолапа. — Выставил меня идиотом!
— Идь-етом! — эхом откликнулся Чик и положил морду на ногу Джейку.
— Он говорит все лучше и лучше, — заметил Роланд. — У него даже голос становится похож на твой, Джейк.
— Эйк, — подтвердил Чик, не поднимая головы. Джейка заворожили золотистые колечки в глазах зверька — в колеблющемся, мерцающем свете костра казалось, что они медленно вращаются.
— Но он не захотел говорить при стариках.
— Косолапы переборчивы, — отозвался Роланд. — Они странные создания. Кабы кто спросил, что я думаю, я бы сказал, что этого прогнала стая.
— Почему ты так думаешь?
Роланд указал на бок Чика. Джейк очистил рану от запекшейся крови (Чику процедура пришлась не по душе, но он стерпел), и укус постепенно заживал, хотя косолап еще прихрамывал.
— Я не побоялся бы поспорить на золотой, что его попробовал на зуб другой косолап.
— Но с чего его собственной стае…
— Может, твой дружок утомил их своей трепотней, — вставил Эдди. Он лежал рядом с Сюзанной, обнимая ее за плечи.
— Возможно, — согласился Роланд, — особенно, коли он единственный из всех пробовал говорить. Остальные могли счесть, что он, на их вкус, чересчур умен… или чересчур заносчив. Зверям зависть знакома не так хорошо, как людям, и все же она им не чужда.
Предмет обсуждения прикрыл глаза и как будто бы задремал… но Джейк заметил, что, едва разговор возобновился, уши Чика начали подрагивать.
— Косолапы очень умные? — спросил Джейк.
Роланд пожал плечами.
— Старик конюх, о ком я тебе рассказывал, — тот, что говорил «добрый косолап удачу за собой ведет», — божился, будто в юные лета у него был косолап, и этот косолап знал сложение. Якобы он отвечал итог, либо царапая по полу конюшни, либо мордою подталкивая камешки в кучку. — Стрелок усмехнулся. Усмешка озарила его лицо, прогнав хмурую тень, залегшую там с тех пор, как они покинули Речную Переправу. — Конечно, конюхи да рыбаки — прирожденные врали.
Воцарилось дружелюбное молчание, и Джейк почувствовал, как его одолевает дремота. Он с радостью подумал, что скоро заснет. Потом на юго-востоке мерно забили барабаны, и мальчик опять сел. Все молча слушали.
— Это же рок-н-ролл, ударные, — неожиданно сказал Эдди. — Точно. Фоновый ритм. Убрать гитары, и пожалуйста. Вообще-то здорово смахивает на «Зи Зи Топ».
— На «Зи Зи» что? — переспросила Сюзанна.
Эдди усмехнулся.
— При тебе их не было, — объяснил он. — То есть быть-то они, видимо, были, но в шестьдесят третьем эта компашка наверняка еще ходила в школу у себя в Техасе. — Он прислушался. — Будь я проклят, если это не какой-нибудь «Круто упакованный» или «Ширинка на липучке».
— «Ширинка на липучке»? — повторил Джейк. — Дурацкое название для песни.
— Зато с приколом, — сказал Эдди. — Отстаешь лет на десять, командир.
— Давайте-ка на боковую, — вмешался Роланд. — Светает рано.
— Не могу я спать под это говно, — пожаловался Эдди. Он замялся, помедлил и наконец сказал то, о чем думал с того самого утра, когда они протащили белого как мел, визжащего Джейка через дверь в земле. — Слушай, Роланд, может, пора переговорить с парнем? Вдруг окажется, что мы знаем больше, чем думаем?
— Да, осталось потерпеть совсем немного. Однако ночь не время для разговоров. — Роланд повернулся на бок, укрылся одеялом и, по всей видимости, заснул.
— Елки-палки! — не сдержался Эдди. — Нате вам! — И с отвращением фыркнул.
— Он прав, — сказала Сюзанна. — Угомонись, Эдди, — пора спать.
Эдди усмехнулся и чмокнул ее в кончик носа.
— Да, мамуся.
Через пять минут они с Сюзанной, несмотря на барабаны, уже спали как убитые. Зато Джейк с удивлением обнаружил, что ему расхотелось спать. Он лежал, глядел на неведомые чужие звезды, и слушал беспрерывное размеренное буханье барабанов, доносившееся из темноты. Быть может, это Зрелые отплясывали под «Ширинку на липучке» бешеное буги, доводя себя до неистовства перед ритуальным убийством?
Джейк думал о Блейне Моно — таком скором поезде, что он проносился по этому огромному, населенному призраками миру, потрясая его акустическим ударом, — и, естественно, ему вспомнился Чарли Чух-Чух, с прибытием нового «Берлингтон-Зефира» признанный устарелым и отправленный на покой на заброшенный запасный путь. В памяти мальчика всплыло лицо Чарли, которое должно было быть бодрым и симпатичным, но почему-то не было. Межземельская железнодорожная компания, голая степь между Сент-Луисом и Топекой… Джейк задумался о том, как получилось, что Чарли, когда он вдруг понадобился мистеру Мартину, оказался в полной боевой готовности, и о том, как это Чарли сам мог гудеть в гудок и подбрасывать угля в топку. И вновь мальчик задал себе вопрос: уж не нарочно ли Машинист Боб испортил «Берлингтон-Зефир», чтобы дать своему ненаглядному Чарли еще один шанс.
Наконец — так же внезапно, как и загремели — барабаны смолкли, и Джейк медленно погрузился в сон.
Ему приснился сон, но не о Штукатурнике.
Ему приснилось, что он стоит на черном, засыпанном щебнем гудроне железнодорожного переезда где-то в пустынных просторах западного Миссури. С ним был Чик. Переезд огораживали предупредительные знаки — белые косые кресты с красными лампочками в центре. Лампочки мигали, звонили звонки.