Он открыл свою школьную сумку, осторожно достал голубую папку с экзаменационным сочинением и положил ее на парту, собираясь еще раз проверить ошибки, но тут его взгляд случайно упал на дверь слева. Он, разумеется, знал, что ведет она в гардероб, и сегодня ее закрыли, потому что на улице – семьдесят по Фаренгейту и вряд ли кто-нибудь из учеников придет в пальто или плаще. За дверью нет ничего, только ряд медных крючков на стене и длинный резиновый коврик для обуви на полу, и еще в дальнем углу несколько ящиков с канцелярскими принадлежностями – мел, тетради для письменных экзаменационных работ и тому подобное.

Ничего интересного.

Но Джейк все равно поднялся из-за парты – папка с его сочинением так и осталась лежать нераскрытой – и подошел к двери. Он слышал, как шепчутся между собой одноклассники, слышал шелест страниц, это они проверяли свои сочинения на предмет неправильной постановки определения или корявой фразы, которые могли оказаться решающими, но все эти звуки доносились как будто издалека.

Все внимание его захватила дверь.

В течение последних дней десяти, когда голоса у него в голове стали громче, двери стали оказывать на него пленяющее, гипнотическое воздействие… любые двери. Только за последнюю неделю он открыл и закрыл дверь между своей спальней и коридором верхнего этажа, наверное, раз пятьсот, а между спальней и ванной – не меньше тысячи. И каждый раз, когда он брался за дверную ручку, у него перехватывало дыхание, надежда и предвкушение теснились в груди, как будто решение его проблемы скрывалось за этой… или за этой дверью, и он обязательно его найдет… рано или поздно. Но каждый раз дверь открывалась в обычную ванную, в коридор, или на улицу, или куда-то еще.

В прошлый четверг он вернулся домой из школы, бросился на кровать и заснул… сон, похоже, остался последним его пристанищем. Не считая того обстоятельства, что когда он проснулся три четверти часа спустя, он не лежал, где заснул, в кровати, а стоял у стены рядом с книжным шкафом и сосредоточенно рисовал на обоях дверь. Хорошо еще – часть своего «произведения».

Вот и сейчас, подойдя к двери в гардероб, он снова почувствовал этот наплыв надежды, от которого у него кружилась голова и перехватывало дыхание… убежденность, что дверь распахнется не в темную раздевалку, где нет ничего, кроме стойких запахов зимы: фланели, резины и влажного меха, – а в какой-то другой мир, где он снова сможет стать целым. Горячий, головокружительный свет ляжет на пол классной комнаты расширяющимся треугольным клином, и он увидит там птиц, кружащих в бледно голубом небе цвета (его глаз) старых линялых джинсов. Ветер пустыни взъерошит ему волосы и высушит нервную испарину у него на лбу.

Он войдет в эту дверь и исцелится.

Повернув ручку, Джейк открыл дверь. Внутри была лишь темнота и ряд тускло мерцающих медных крючков на стене. Чья-то забытая варежка одиноко лежала у стопки тетрадей для экзаменационных работ.

Сердце Джейка упало, и внезапно ему захотелось спрятаться в этой темной комнате с ее горькими запахами зимы и меловой пыли – потрогать варежку, пристроиться где-нибудь в уголке под медными крючками на резиновом коврике, куда зимой ставят обувь, и сидеть там, засунув в рот большой палец и подтянув колени к груди… закрыть глаза и… и…

Он сумел себя перебороть.

Такая заманчивая была мысль… облегчение от этой мысли. Это будет конец его страхам, смятению и неуверенности. От последнего Джейк страдал больше всего – его донимало настойчивое ощущение, что вся его жизнь превратилась в этакий лабиринт из кривых зеркал.

Но у Джейка Чемберса был сильный характер… как был он у Эдди и у Сюзанны… внутренний несгибаемый стержень, который налился теперь мрачным голубоватым светом, точно маяк во тьме. Он не сдастся так просто. Быть может, в конце он сойдет с ума, но бороться будет до последнего. Он не позволит безумию себя одолеть.

«Никогда! – в ярости думал он. – Никогда! Ни…»

– Я смотрю, ты там в гардеробе увлекся инвентаризацией, Джон, школьное имущество надо, конечно, беречь, но, может, ты все-таки к нам вернешься, когда закончишь, – проговорила у него за спиной мисс Авери своим сухим, неизменно вежливым голосом.

Джейк отвернулся от двери. По классу прошел смешок. Мисс Авери стояла за своим столом, легонько поглаживая журнал длинными тонкими пальцами. Лицо ее оставалось спокойным и как всегда интеллигентным. Сегодня она пришла в синем костюме, а волосы зачесала назад и уложила в пучок, как обычно. Со стены у нее за плечом сурово взирал Натаниэль Готорн, хмурясь на Джейка со своего портрета.

– Простите, – пробормотал Джейк, закрывая дверь. И тут же ему захотелось открыть ее снова, просто на всякий случай, чтобы еще раз проверить… а вдруг тот, другой, мир с его жарким солнцем и безбрежным простором пустыни все-таки будет там.

Но он не поддался порыву. Отошел от двери и направился к своей парте. Петра Джессерлинг тихонько шепнула ему:

– Возьми меня тоже в следующий раз. – В глазах у нее заплясали веселые огоньки. – Когда тебе будет на что посмотреть.

Джейк рассеянно улыбнулся и сел на место.

– Спасибо, Джон. – Голос мисс Авери оставался все так же непробиваемо доброжелательным и спокойным. – А сейчас, дети, пока вы не начали проверять свои экзаменационные сочинения, которые, я в том ни мало не сомневаюсь, все будут хорошими и каждое – в чем-то особенным, я вам раздам список литературы, рекомендованной Министерством Образования для летнего домашнего чтения, и скажу пару слов хотя бы о некоторых из представленных там изумительных книг…

Попутно она протянула небольшую стопку отпечатанных на мимеографе листов Дэвиду Сари. Тот принялся их раздавать, а Джейк открыл свою папку, чтобы еще раз перечитать, что он там накатал на тему «Как я понимаю правду», причем – с искренним интересом, потому что он просто не помнил о том, как вообще писал это самое сочинение… ни как писал сочинение, ни как готовился к экзамену по французскому.

С изумлением и нарастающим беспокойством смотрел он на титульный лист. «КАК Я ПОНИМАЮ ПРАВДУ, Сочинение Джона Чемберса» – аккуратно напечатанное по центру страницы заглавие, тут все в порядке, но под ним он зачем-то приклеил две фотографии. На одной была дверь… скорее всего, решил Джейк, дом № 10 по Доунинг-стрит в Лондоне, на второй – большущий электровоз. Цветные фотки, вырезанные, вне всяких сомнений, из иллюстрированного журнала.

«Зачем я их сюда налепил? И когда?»

Джейк перевернул страницу и тупо уставился на первый лист своего экзаменационного сочинения, не веря тому, что он видит, и не понимая. А потом, когда сквозь пелену потрясения пробились первые искорки понимания, его обуял настоящий ужас. Это все-таки произошло – теперь все увидят, что он рехнулся.

3
КАК Я ПОНИМАЮ ПРАВДУ
Сочинение Джейка Чемберса

«Я покажу тебе страх в горстке праха».

Т. С. «Мясник» Элиот

«Моей первой мыслию было, что он каждым словом мне лжет».

Роберт «Солнечный Танец» Браунинг

Стрелок – вот правда.

Роланд – вот правда.

Узник – вот правда.

Госпожа Теней – правда.

Узник и Госпожа поженились. Вот правда.

Дорожная станция – правда.

Говорящий Демон – правда.

Мы вошли в тоннель под горами, и это правда.

Там были чудовища, под горами. И это правда.

Один держал между ног шланг бензоколонки «АМОКО» и притворялся, что это член. Это правда.

Роланд позволил мне умереть. Вот правда.

Я люблю его до сих пор.

Это правда.

– И еще очень важно, чтобы все вы прочли «Повелителя мух», – продолжала мисс Авери своим чистым, но бледным голосом. – А когда вы прочтете, вы должны будете поразмыслить и постараться ответить на некоторые вопросы. Хорошая книга – всегда как загадка, за которой скрывается много еще загадок, а это действительно очень хорошая книга… одна из лучших, написанных во второй половине двадцатого века. Во-первых, подумайте и ответьте, какой символический смысл заключен в образе раковины. Во-вторых…