– Да я вообще была против этой идеи!

Однако только спустя двадцать минут, в течение которых мы то и дело переругивались, Марк наконец-то выдохся. Его взгляд, устремленный на меня, был каким-то странным, но я не стала заморачиваться по этому поводу. По-видимому, Марк, который еще недавно без особого удивления наблюдал, как я карабкалась по стене, запросто предоставил себя для подпитки и без церемоний обосновался в моем доме, теперь был несколько ошеломлен, уже в качестве исследователя столкнувшись с голыми фактами.

– Ну что, доктор, пациентка жить будет? – засмеявшись, спросила Джессика.

– Ну что я могу сказать?.. – Марк прокашлялся. – Давление в несколько раз ниже нормы, рефлекс Бабинского отсутствует, температура тела – двадцать шесть и шесть… потому-то у тебя такое холодное, гадкое рукопожатие… три вдоха-выдоха в минуту, частота пульса – шесть ударов. В общем, все параметры абсолютно несовместимы с жизнью.

– Ого! – изумилась Джессика. – Ты слышала, подруга? Оказывается, ты не совместима с жизнью!

– Н-да… Я-то думала, что у меня несовместимость только с розовым цветом.

– Так что будь начеку, Бетси… береги свою задницу, – посоветовал Марк. – Если кто-то посторонний обнаружит тебя днем, во время сна, и вызовет «скорую», то врачи решат, что ты отбросила коньки и отправят тебя прямиком в морг.

Джессика не отрывала от меня взгляда.

– Так, значит, ты вдыхаешь и выдыхаешь только три раза в минуту?

– Наверное, – пожала я плечами. – Как-то не обращала на это внимания. Ты же не задумываешься о том, как дышишь, пока не простудишься и не подхватишь насморк.

– И вовсе она не гадкая, – возразила Марку моя преданная подруга. – Прикасаться к ней – это все равно… что находиться в прохладной тени.

– Да нет, я действительно гадкая, – мрачно подтвердила я. – Впрочем, спасибо, что сравнила меня с прохладной тенью.

– Тем не менее… – продолжил Марк. – Несмотря на то, что функционирование твоего организма несовместимо с жизнью, ты обладаешь необычайной силой, нечеловеческой ловкостью и стремительностью, придерживаясь при этом жидкой диеты. Кроме того, у тебя по-прежнему наблюдается перрла…

– Эй, бледнолицый, говори на нормальном языке, – потребовала Джессика.

– В общем, зрачки круглые, одинаковые, реагируют на свет и иное воздействие…

– Я бы охотно поступила в медицинский колледж, – вставила я. – Если б не нужно было зубрить математику и прочую тягомотину.

– …хотя следует отметить, что твои зрачки раза в два больше, чем у обычных людей. Никогда не видел ничего подобного.

– Ну что тут сказать? – произнесла я со скромным видом. – Я всегда была особенной.

– Без сомнения, – согласилась Джессика. – Но теперь ты еще и способна ставить олимпийские рекорды.

Не обращая внимания на наш треп, Марк в манере настоящего ученого продолжил:

– Также наблюдается очень низкая активность на клеточном уровне, отчего старение организма прекратилось. И по какой-то причине отсутствуют естественные выделения. Ты говоришь, что ни разу не мочилась с тех пор, как погибла… Совершенно непонятно почему, ведь ты постоянно поглощаешь жидкости. Ты также не потеешь, у тебя не выделяются слезы…

– Она очень странная девчонка… – фальшиво пропела Джессика строчку из песни. – Такую к себе в дом не приведешь…

– И Джессика сказала, что ты не можешь пить консервированную кровь… – Размышляя вслух, Марк постукивал чашечкой стетоскопа по своим зубам. Бр-р-р!.. Он же еще недавно прикладывал ее к моему телу. Надеюсь, он протрет инструмент спиртом, прежде чем приставить его к грудной клетке очередного ничего не подозревающего пациента. – Значит, в свежей, то есть живой, крови содержится что-то такое, что поддерживает в тебе силы. Может, это электролиты? Чистая энергия, заключенная в живых клетках? Интересно, если ты попробуешь…

– Одной наукой это не объяснить, – перебила Джессика. – Наверняка здесь имеется примесь какого-нибудь мистического дерьма.

Я засмеялась:

– Мистическое дерьмо?.. Это что, такой специальный термин?

Через несколько минут, накинув верхнюю одежду и погасив свет, мы как можно тише покинули отделение через боковой выход. В эту ночь у Марка не было дежурства, и ему совсем не хотелось отвечать на расспросы любопытных коллег по поводу говорящей покойницы, побывавшей на смотровом столе.

– Не знаю, – продолжал недоумевать Марк по дороге. – Я никогда во все это не верил. Блин, я даже фантастику не читаю! Хотя кое-что из того, что я видел в клинике… очень редкие случаи… свидетельствуют, что человеческий организм обладает невероятной приспособляемостью. Порой человек способен переносить воздействие такой дряни, которая, по идее, должна убивать все живое.

– В самом деле? – поразилась я.

– Уж можешь мне поверить. Я видел детей, которые поступали к нам со штырями, торчащими из черепа… А уже на следующий день они за обе щеки уплетали завтрак и просили добавки. В мире много невероятного и совершенно непредсказуемого. Так что наверняка как-то можно объяснить, почему ты стала… такой. Возможно, ты подверглась какой-то мутации. Возможно, слово «вампир» – просто иное определение…

– …мутировавшего уродца. Спасибо, утешил.

– Я мог бы опубликовать научный труд… – Глаза Марка, горящие фанатизмом, прямо-таки пугали. – Я бы прославился, стал знаменитым… Ну а потом меня бы заперли в психушку, примерно на годик, где я бы объедался абрикосовым пюре и малевал картины.

Мы все рассмеялись.

Двери клиники закрылись за нами, и мы двинулись по аллее в сторону улицы. Вот тут-то все и произошло.

Конечно, я почувствовала опасность куда раньше, чем Джессика и Марк (они-то ни о чем не подозревали до самого последнего момента), однако вовремя среагировать не успела. К нам метнулась темная стремительная тень, и мгновение спустя Марк очутился в руках какой-то маленькой черноволосой женщины с невероятно голубыми глазами. Она обхватила моего приятеля за шею и резко наклонила назад – так, что его горло оказалось на уровне ее рта. Джессика растянулась на земле, уткнувшись носом в молодую траву – бросаясь к Марку, эта коротышка успела отправить мою подругу в нокаут, с силой швырнув ее на стену.