— А как насчет детей, отцы которых уйдут на войну, чтобы никогда не возвратиться? — перебил короля советник.

— Что ж, — Дункан покачал головой, — они будут горевать месяц, два, но в конце концов успокоятся. Во всяком случае, все это время у них будет небольшая ежедневная порция еды и угля. Впрочем, трудно сказать, что лучше…

С этими словами король поднялся с трона и вышел из зала Совета. Он снова шел на дозорную башню.

Пока Карас разговаривал с королем в зале Совета, Регар Огненный Горн и его товарищи ехали на своих коротконогих и мохнатых горных пони прочь от Пакс Таркаса. Грубые насмешки и оскорбления все еще звучали у них в ушах. На протяжении нескольких долгих часов Регар не произнес ни одного слова и очнулся от своей мрачной задумчивости лишь тогда, когда они отъехали от крепости уже довольно далеко. На перекрестке дорог старый гном натянул поводья и остановился.

Обернувшись к самому молодому из сопровождавших его гномов, посол сказал ровным, бесцветным голосом:

— Ты поедешь дальше на север, Даррен Железный Кулак.

С этими словами старый гном вытащил из-за пояса потертый кожаный кошелек.

Оттуда он достал свою последнюю золотую монету. Огненный Горн долго глядел на нее, затем вложил в протянутую ладонь Даррена.

— Вот. Этим ты оплатишь переправу через Новое море. Отыщи этого Фистандантилуса и скажи ему… скажи ему…

Регар замолчал — то, что он должен был сказать, не лезло ни в какие ворота, но другого выхода он не видел. Это решение он принял, уезжая из Пакс Таркаса под свист и улюлюканье горных гномов. Ухмыльнувшись, он продолжил хрипло:

— Найди Фистандантилуса и скажи ему, что когда он окажется под стенами Пакс Таркаса, его будет ждать армия гномов, готовая сражаться на его стороне…

Над Соламнией сгустилась холодная ночная тьма. Звезды в чернильно-черном небе сверкали так ярко, как бывает только в морозные зимние ночи. Созвездие Платинового Дракона Паладайна и созвездие Такхизис, Владычицы Тьмы, осторожно кружились вокруг неподвижных Весов Гилеана. Пройдет еще две сотни лет, если не больше, прежде чем эти два созвездия исчезнут с небосвода, боги сойдут на землю и начнут войну, в которой примут участие все жители Кринна.

Пока же двое извечных врагов просто глядели друг на друга в небесах.

Если бы хоть один из великих богов бросил взгляд вниз, он (или она) непременно заметили бы слабые и жалкие попытки людей сравняться с ними в их небесной славе. На равнинах Соламнии, под стенами города-крепости Гарнет, вся степь была усыпана кострами, освещавшими ночь, подобно звездам в вышине.

Это стояла лагерем армия Фистандантилуса. Огни костров отражались в сверкающих щитах воинов и начищенных нагрудных пластинах, играли на лезвиях мечей и остриях бесчисленных копий. Языки пламени дрожали на лицах, и без того уже освещенных огнем надежды и вновь обретенной гордости, искрились в темных глазах тех, кто примкнул к лагерю совсем недавно и не решился пока вступить в войско, взлетали высоко в небо и глядели на веселые игры детей.

Вокруг походных костров сидели и стояли группы людей. Воины негромко переговаривались, смеялись, пели песни, пили, ели, точили мечи и полировали доспехи. Ночной воздух был полон шуток и проклятий, звона железа и длинных историй, которые так хорошо рассказывать и слушать у костра долгой осенней ночью. То тут, то там раздавались болезненные стоны, и люди растирали руки и плечи, гудевшие от непривычных упражнений с мечами и копьями. Загрубевшие от работы с мотыгами и лопатами ладони покрылись свежими мозолями от рукояток мечей и пик, однако никто не жаловался. Жаловаться им было не на что: люди у костров видели, как веселы и беззаботны их дети, они знали, что дети более или менее сыты, а что будет завтра — мало кого волновало. Лица женщин светились гордостью за своих мужей: впервые за долгие годы у них в жизни появилась какая-то определенная цель.

Были, конечно, среди них и такие, кто понимал — на пути к этой цели погибнуть так же легко, как выпить кружку воды в жаркий летний полдень, однако смерть в бою была совсем иной, чем от голода или жгучей лихорадки. Поэтому никто не покинул войска, каждый надеялся на лучшую долю для себя лично и уж как минимум — на достойную и быструю смерть.

«В конце концов, — подумал про себя Гэрик, когда появился другой солдат, чтобы сменить его на посту, — смерть придет к каждому из нас; уж лучше встретить ее при свете дня, с мечом в руке, чем позволить ей подкрасться к тебе ночью, под покровом темноты, и дать схватить себя за горло ужасными холодными руками».

Теперь он был свободен. Вернувшись к своему костру, Гэрик достал из мешка толстый походный плащ и, торопливо проглотив миску кроличьего рагу, пошел по равнине между кострами.

Направляясь к окраине лагеря, он миновал множество костров, отмахиваясь от приглашений посидеть с друзьями. Сегодня у него было дело, и он торопился.

Никто, впрочем, не обратил на него внимания и ничего особенного не заподозрил.

Многим не спалось по ночам, несмотря на усталость; радостное ожидание и волнение овладело душами и умами многих. И Гэрик был отнюдь не единственным, кто избегал света костров, лишь только наступала ночь: темнота вокруг лагеря была наполнена шорохами, шепотом и нежным смехом.

У Гэрика действительно было назначено свидание, но вовсе не с любовницей, хотя многие девушки в лагере были бы счастливы малейшим знакам внимания молодого и привлекательного аристократа.

Подойдя к условленному месту возле большого серого валуна, довольно далеко от лагеря и от тех мест, где обычно встречались любовники, Гэрик поплотнее завернулся в плащ, присел и стал ждать. Ожидание было недолгим.

— Гэрик? — раздался в темноте неуверенный голос.

— Микаэл! — радостно воскликнул Гэрик, вскакивая на ноги.

Двое мужчин пожали друг другу руки и вдруг, повинуясь внезапному импульсу, крепко обнялись.

— Я не поверил своим глазам, когда увидел, что ты въезжаешь в лагерь, кузен! — проговорил Гэрик, слегка отдышавшись. Он по-прежнему сжимал руку молодого человека, словно боясь, что тот может раствориться в темноте.

— Я тоже, — откликнулся Микаэл, крепко держа своего родича за плечо и кашляя, словно пытаясь освободиться от комка в горле. Наконец оба опустились на валун. Некоторое время они молчали, смущенно покашливая. Оба боялись, как бы дрожь в голосе не выдала их чувств, и изо всех сил притворялись мужественными и бывалыми солдатами.

— Я думал, что вижу призрака, — сказал наконец Микаэл, делая попытку засмеяться. — До нас дошли слухи, что ты умер… Убит… — Его голос прервался, и он снова кашлянул. — Слишком сыро, — пробормотал он вполголоса.

— У меня горло постоянно чем-то забито.

— Мне удалось спастись, — негромко ответил Гэрик. — Но моим отцу с матерью и сестре не повезло.

— Анне? — пробормотал Микаэл с болью в голосе.

— Она умерла быстро и без мучений, — тихо сказал Гэрик. — Как и мама… Отец сам зарубил их, прежде чем толпа расправилась с ним. Чернь словно взбесилась. Они разорвали тело отца в клочья…

Гэрик поперхнулся, и Микаэл сочувственно пожал ему руку.

— Твой отец поступил как истинно благородный человек. Он погиб как настоящий рыцарь, защищая свой дом. Эта смерть все же лучше того, что было уготовано многим… — добавил он мрачно, и Гэрик внимательно посмотрел на друга. Впрочем, в темноте мало что можно было рассмотреть. — Но как же ты? — продолжал Микаэл. — Как тебе удалось спастись? Где ты пропадал больше года?

— Мне не пришлось спасаться от толпы, — с горечью в голосе объяснил Гэрик.

— Я был далеко и вернулся, когда все уже было кончено. Я был… впрочем, это не важно. — Молодой человек вспыхнул. — Дело в другом. Я должен был там быть вместе со своей семьей, когда все это случилось. Я должен был умереть вместе с ними!

— Твой отец не был бы от этого в восторге, — покачал головой Микаэл. — Он был бы счастлив, если б узнал, что ты жив и что его род не прервется.