Время пришло.

Рейстлин в последний раз глянул на Врата и, слегка поклонившись Владычице Тьмы, развернулся и стремительно зашагал прочь.

Крисания стояла на коленях в своей комнате и молилась.

Вернувшись из подземелья, где лежал больной кендер, жрица хотела было снова лечь, но какое-то неясное предчувствие, наполнившее ее, помешало ей уснуть.

Кругом стояла полнейшая тишина, словно все живое затаило дыхание. Предчувствие становилось все острее. Нет, пытаться заснуть бесполезно. Крисания вся была в напряжении и чувствовала себя бодрой, как никогда прежде.

Небо за окном было наполнено светом. Во тьме сверкали яркие звезды, а серебряная луна Солинари светилась, словно изогнутый кинжал. Несмотря на то что окно было довольно узким, Крисания ясно видела каждый предмет в своей комнате.

Вещи и мебель казались ей живыми, затаившимися в ожидании каких-то важных событий.

В задумчивости Крисания стала рассматривать небо вычерчивая в нем знакомые созвездия. Вот Гилеан, Бог Книги, вот его Чаша Равновесия, вот Великая Такхизис и Всебесцветная Драконица. А вот и Паладайн — Отважный Воин, и его Платиновый Дракон. Две луны — Солинари Божий Глаз и Лунитари Ночная Свеча — медленно плыли в вышине. За ними, разбросанные по черному бархату неба, перемигивались созвездия второстепенных богов и мерцающие искры планет.

Где-то там была и черная луна — луна, увидеть которую могли только его глаза.

Крисания стояла у окна до тех пор, пока не замерзли пальцы, которые она положила на каменный подоконник. Осознав, что дрожит от холода, она повернулась к кровати с твердым намерением поспать хоть немного…

Но ночь продолжала сдержанно вздыхать, словно говоря ей: «Подожди… подожди еще чуть-чуть».

А потом она услышала звук трубы. Высокий, чистый, переливчатый, он пронзил ее сердце победным гимном, отчего ее кровь быстрее побежала по жилам.

Дверь в ее комнату со стуком отворилась.

Крисания не удивилась. Теперь ей стало понятно, чего она ждала, стоя у окна, почему не ложилась. Он пришел, и она спокойно повернулась к нему.

Рейстлин стоял на пороге, и его силуэт четко вырисовывался на фоне освещенного факелами коридора. Но не хуже, чем факелами, лицо мага освещалось его собственным светом, порочным светом его души, подобно темной заре поднимавшейся откуда-то из-под черных складок его мантии.

Словно что-то подтолкнуло Крисанию. Обернувшись к окну, она увидела в небесах мерцающую тем же нечистым светом Нуитари — черную луну. Кровь бросилась ей в голову, и жрица прикрыла глаза, пытаясь справиться с головокружением и унять сердцебиение. Затем, когда силы вернулись к ней, Крисания посмотрела на стоящего перед ней Рейстлина.

И почувствовала, как у нее перехватило дыхание. Она видала его всяким — охваченным магическим экстазом, сражающимся с неудачами и с самой смертью, но еще ни разу она не видела его во всей полноте и величии его темного могущества и силы. Печать древних знаний и тысячелетней мудрости лежала на его челе, а теперь оно так изменилось, что Крисания едва его узнавала.

— Пора, Крисания, — сказал маг, протягивая руки. Крисания протянула ему свои. Ее пальцы замерзли, и прикосновение Рейстлина буквально обожгло ее.

— Я боюсь, — прошептала жрица.

Рейстлин притянул ее ближе.

— Не надо бояться, — сказал он. — Я вижу ясно — Паладайн с нами. Это моя богиня — Владычица Тьма — должна бояться. И она боится. Я чувствую ее страх. Ты и я — вместе мы пересечем границу времен и вступим в Царство Смерти. Вместе мы станем сражаться с Тьмой и заставим Такхизис пасть на колени!

Маг обнял Крисанию и прижал к груди. Его уста нашли губы жрицы и закрыли их поцелуем.

Крисания закрыла глаза и позволила магическому огню — тому, что пожирает тела мертвых, — охватить и свое тело, которое представлялось ей всего лишь холодным, жалким, испуганным, простой скорлупой из белых одежд, в которую она пряталась все эти годы.

Рейстлин чуть отстранился и провел пальцем по ее губам и подбородку, заставив жрицу приподнять голову и заглянуть прямо себе в глаза. В них Крисания увидела самою себя, отраженную зеркалом его души, — себя, окруженную аурой слепящего и чистого белого света. Она увидела себя прекрасной, обожаемой, любимой. Она увидела себя вестницей правды и справедливости, навеки закрывающей путь в этот мир горю, отчаянию и страху.

— Благословен будь, Паладайн! — прошептала жрица.

— Благословен, — согласился Рейстлин. — Я снова должен защитить тебя заклятием, подобным тому, какое я дал тебе, чтобы пройти сквозь Шойканову Рощу. Теперь мой поцелуй будет защищать тебя при переходе через Врата.

Крисания затрепетала. Маг снова прижал ее к себе и коснулся губами высокого чистого лба… Острая боль пронзила все тело Крисании и достала до самого сердца, так что она поморщилась. И все же она смолчала.

Рейстлин улыбнулся ей.

— Идем.

Они покинули комнату на легких крыльях произнесенного быстрым шепотом заклятья за несколько мгновений до того, как красные лучи Лунитари проникли в комнату сквозь окно — словно кровь, стекающая с узкого серпа Солинари в подставленную чашу черной луны.

— А что у нас с провиантскими обозами? — спросил Карамон усталым голосом человека, который заранее знает ответ.

— Никаких известий, — ответил Гэрик, избегая взгляда предводителя. — Но… мы еще ждем.

— Они не придут. Они попали в засаду, и ты об этом знаешь, — устало улыбнулся гигант.

— Зато мы нашли воду, — неуверенно сообщил молодой рыцарь, тщетно пытаясь придать своему голосу оптимистическую тональность. Взглянув на расстеленную на столе карту, он начертил небольшой кружок внутри крошечного зеленого пятнышка на пергаменте.

Карамон фыркнул.

— Колодец, который к полудню бывает уже пуст. О да, за ночь он снова наполняется, да только эта вода на вкус ничуть не лучше лошадиного пота. Должно быть, в него проникает морская вода.

— И все же ее можно пить, — возразил Гэрик. — Правда, нам пришлось выдавать людям строго ограниченные порции и поставить вокруг колодца стражу, однако не похоже, чтобы он внезапно высох.

— Ну хорошо, — вздохнул Карамон, приглаживая пятерней свои длинные вьющиеся волосы. — Скоро у нас будет не так много воинов, чтобы мы не смогли напоить их вволю водой из этой дыры.

В комнате было тепло и душно. Кто-то из слуг перестарался — набил камин дровами и поджег прежде, чем привыкший спать под открытым небом Карамон успел его остановить. Теперь гиганту приходилось держать окна открытыми, чтобы в помещение проникло хоть немного морозного чистого воздуха, однако бушевавшее в очаге пламя продолжало поджаривать его с одного бока.

— Сколько солдат дезертировало сегодня? — спросил Карамон.

Гэрик смущенно откашлялся.

— Около… около сотни, — признался он неохотно.

— Вот как? Куда же они все направляются? В Пакс Таркас?

— Да. Мы так считаем.

— Что еще новенького? — мрачно спросил Карамон, всем своим видом показывая, что ничего хорошего он не ждет. — Я вижу, у тебя есть что еще сказать. Выкладывай… — И он строго посмотрел на молодого человека.

Гэрик покраснел. В эти минуты ему очень хотелось, чтобы ложь не противоречила Кодексу чести Ордена, который он ставил для себя превыше всего. И все же, как он готов был без раздумий отдать жизнь за своего предводителя, так же он готов был и солгать, лишь бы избавить Карамона от боли и разочарований. Он едва не сделал этого, но в последний момент заколебался, а когда поднял глаза, то понял — Карамон знает.

— Варвары? — спросил предводитель. Гэрик, не ответив, потупился.

— Все?

— Увы. Все до одного.

Карамон закрыл глаза. Затем он вздохнул, снял с карты небольшую деревянную фишку, обозначавшую место дислокации его людей, и принялся задумчиво вертеть ее в пальцах. Внезапно Карамон громко выругался и швырнул фигурку в огонь. Минуту спустя он успокоился.