От ужаса, охватившего ее, когда она не почувствовала твердой земли под ногой, кровь до сих пор стучала у нее в висках. Она стояла, дрожа, как щенок, жмущийся к ее ногам. Им не пришлось далеко идти, хотя Элейн ни за что бы не смогла найти вход в эту пещеру. Но белая собака безошибочно привела их к убежищу. Пес энергично отряхнулся, разбрызгивая во все стороны воду и не обращая внимания на щенка, пытавшегося лизнуть его в морду.

– Гран мерси, – искренне поблагодарила своего спасителя Элейн и потянулась, чтобы потрепать его по лохматому загривку.

Пес равнодушно посмотрел на нее и вдруг с лаем бросился вниз по проходу. Щенок, тоже гавкая, помчался за ним.

Рейвен пристально смотрел им вслед. Затем, когда лай постепенно затих вдали, он повернулся к Элейн и наконец выпустил се руку.

– Впредь слушайте меня, когда я говорю, что пора идти.

– Благодарю вас, – чопорно ответила Элейн, хотя испытывала к нему глубокую признательность.

– Не ожидал, что вы так долго там продержитесь, – сказал он, смахивая с лица дождевые капли. – Недооценил ваше упрямство.

– Простите, что заставила вас искать меня.

– Да, я надеялся лежать в постели с молодой женой. К несчастью, она теперь напоминает утонувшую крысу.

– Сожалею!

– Но даже крысы высыхают.

Сняв с крюка голубой светильник, пират начал спускаться по проходу. Элейн медлила. Но если она не пойдет за ним, то останется одна в полной темноте, будет дрожать от холода и слушать доносящийся снаружи рев бури. Она выбрала меньшее из зол.

Их шаги гулко отдавались в тоннеле, который постепенно сужался и петлял. В некоторых местах он разветвлялся, от него отходили другие проходы, тоже освещенные голубыми шарами. Собаки исчезли, похоже, отправились по своим делам.

Туннель внезапно свернул и закончился лестницей. Элейн поднималась за пиратом вверх по ступеням, которые становились все более гладкими и ровными, пока наконец не уперлись в бронзовую дверь.

– Смотрите внимательно, – сказал Рейвен, подняв лампу.

На одной панели был изображен пастух с овечьим стадом, на другой – битва собак с медведем. Дверной проем выглядел сплошной стеной: ни ручки, ни петель, только в углублении посередине вырезаны три слова: Gardi li mо. Как на ее кольце.

Рейвен коснулся первой буквы, затем пастушьего посоха. Рука двинулась по узору от букв к сцене битвы и обратно. В абсолютной тишине подземелья Элейн услышала слабый щелчок. Рейвен провел ладонью по битве, животные разошлись, и стал виден засов.

– Вы можете это сделать? – Он закрыл панель взмахом кулака.

Элейн шагнула к двери, прикоснулась к букве G, и та легко поддалась. Она старалась повторить его движения, но, когда провела рукой по собакам, ничего не произошло.

– Не так. – Рейвен положил ладонь на ее руку и нажал. – Мягко.

Элейн чувствовала легкое движение под рукой, чувствовала его ладонь, теплую по сравнению с холодом пещеры и ее влажной рубашкой. На миг ей показалось, что он сейчас обнимет ее, на миг представила его постель и сплетенные тела. Рейвен отодвинул задвижку, дверь открылась.

– Вы должны это запомнить.

Элейн вошла. За, дверью оказалась маленькая комната, вырубленная в скале, где стояли тростниковая походная кровать, несколько прочных стульев, а вдоль стен выстроились ящики и дорожные сундуки всевозможных размеров. Здесь было теплее, чем в тоннеле, каменные пол и стены покрывали турецкие ковры. Дверь тихо закрылась.

– Вот моя святая святых.

Рейвен произнес это с насмешкой, хотя вокруг в беспорядке были разбросаны вещи необыкновенной ценности: золотые кубки, оружие, украшенное драгоценными камнями, переполненные жемчугом корзины, миниатюрное устройство из серебряных колесиков, напоминающее часы королевской башни в Виндзоре. На полу возле кровати лежала стопка книг, увенчанная обгоревшей свечой.

Элейн молчала. Комната казалась слишком маленькой, переполненной вещами, тут негде было уединиться, чтобы снять мокрую одежду.

Рейвен протиснулся, задев ее, к одному из ящиков, достал кучу льняных полотенец и бросил на кровать.

Он промок не меньше Элейн. Стоя к ней спиной, он расстегнул пояс, аккуратно разложил его на сундуке, осмотрел кинжалы, вложил их в ножны рукоятками к себе. Потом стянул мокрую рубашку, откинул назад и отжал волосы.

Элейн схватила полотенце и быстро обмотала им голову. Другое полотенце она прижала к рубашке, пытаясь хоть немного впитать в него воду.

– Лучше раздеться, – сказал Рейвен.

– У меня нет ничего сухого.

– Что вам требуется в постели? – спросил он, наклоняясь к ящикам.

– Ничего. – У нее перехватило дыхание.

– Совсем не тот ответ, какой я хотел бы услышать. Это ответ испуганной девицы.

Элейн набросила полотенце на плечи.

– Незачем бранить меня как девицу, если вы сами положили конец моему девичеству.

– Правда?

– Так вы заявили всем на свете!

– Иногда подобные хитрости необходимы. Требовалось убедить графиню Беатрис.

– Вы хотите сказать, что не делали этого? – прошипела Элейн.

– Для вас было бы разочарованием, если нет?

– Вы – порождение дьявола! – Она швырнула полотенце на пол.

– Могу им быть, когда сочту нужным. Радуйтесь, что еще не видели меня таким. Что касается вашего девичества, то я решил дождаться, пока вы проснетесь и будете готовы. Но это недоразумение можно безотлагательно исправить, если хотите. В любом случае это произойдет до того, как вы покинете комнату.

Элейн отступила, упершись спиной в штабель ящиков. Он покачал головой:

– Не хотите? Интересно, как бы вы повели себя с Франко Пьетро. Он деликатностью не отличается.

– А вы?

– Я постараюсь вам понравиться. – Рейвен слегка пожал плечами. – Хотя не имею большого опыта.

Элейн уже не чувствовала холода, но все равно дрожала.

– Думаю, вам не требуется особых усилий, чтобы расположить к себе дам.

– Почему? Вы думаете, я покупаю их расположение?

– Я имела в виду... мужчина с такой внешностью...

– А, мое лицо.

– Конечно.

– Да, некоторых располагает, – признался Рейвен. – Больше чем некоторых, возможно. Но я – убийца, а не любовник. Не знаю, пожелаете ли вы когда-нибудь сочинить мне любовные стихи. Кроме того, все эти страстные леди вскоре теряют расположение и бегут.

Элейн хмуро взглянула на ящики перед собой. Ей бежать некуда. Он считал ее подарком, неким военным трофеем, попавшим ему в руки. Если Раймон неделями ухаживал за нею, прежде чем поцеловать, то пират считал большой любезностью со своей стороны, что не изнасиловал ее, пока она была в наркотическом сне. Раймон называл ее бриллиантом, необыкновенной женщиной, а этот убийца просто сказал, что постарается ей понравиться.

Должно быть, Кара не зря обвиняла ее в распутстве. Находиться с этим пиратом в маленькой комнате – все равно что быть запертой в одной клетке с ленивым черным леопардом. И в то же время ей сейчас так хотелось прикоснуться к нему. Это казалось таким же соблазнительным и опасным, словно погладить дикого зверя, обнаруженного спящим в лесу. Даже зная, кто он такой, Элейн чувствовала, что его красота притягивает ее, как саламандру огонь.

– Вы меня боитесь? – неожиданно спросил он.

– А это имеет значение?

Рейвен презрительно хмыкнул.

– Тогда вот что я вам скажу. Да, я боюсь. Но еще больше я зла на вас. Я зла на вас за то, что вы обманом навязали мне свою волю, когда я думала, что вы можете стать мне другом. За то, что вы оказались не моим защитником, не ангелом-хранителем, а просто коварным человеком, лживым, с кровью на руках. И все же вы пришли, чтобы спасти меня, когда я в этом нуждалась. Мне отвратительно, что вы пробудили в моем сердце то же чувство, что и Раймон, хотя вы не стоите земли под его ногами. Я должна вас ненавидеть, а я не могу. Это невыносимо!

– Может, вы запишете эти строки в дневник как свою любовную поэму обо мне.

– Мой дневник! – воскликнула она, вспомнив, что оставила его на скале.