— Черт возьми! — Я выскочил из машины и бросился в библиотеку.

За конторкой сидела бледная девушка в очках.

— Могу я видеть миссис Роджерс?

— Она в кабинете, — ответила девушка. — За картотекой, слева.

Я прошел в кабинет. Кэролайн Роджерс просматривала за библиотечным столом каталожные карточки. При виде меня у нее округлились глаза.

— Где Брет? — спросил я.

— На работе. Мы подумали, что так будет лучше, — не сидеть, не мучиться мрачными раздумьями.

— Позвонить ему можете?

— Конечно могу. Но зачем?

— Если Эстэве станет известно, что мы знаем про него и про пистолет...

— О Боже, — побледнела она. — Брет ни за что ему не расскажет.

— Давайте позвоним.

Она крутанулась на стуле, взяла телефон на столе позади себя и набрала номер.

— Брета Роджерса, пожалуйста, — попросила она, дождавшись, когда кто-то ответил.

На подставке за столом стояла кофеварка, в одном из кофейников почти вся вода уже выкипела, в кабинете стоял сильный запах жженого кофе.

— Его нет? — спросила Кэролайн. — Вы уверены? Спасибо... — Повесив трубку, она развернулась ко мне. — Сказали, что его нет, что он не приходил на работу.

Она снова подняла трубку и набрала другой номер. Я прошел к кофеварке и снял кофейник с плитки.

— Не отвечает, — сказала Кэролайн. — Я еду домой.

— Я отвезу вас.

Она хотела что-то сказать, но передумала. Ее пальто висело на вешалке в кабинете. Я подал его ей, и мы вышли из библиотеки.

С визгом колес по мерзлому грунту, я вывел «мустанг» на Норт-стрит. Все десять минут до дома Кэролайн молчала. Мне тоже не о чем было говорить.

Когда она вставляла ключи в замок и открывала дверь, я стоял рядом и проник в дом первым, как только дверь открылась и из нее пахнуло запахом пороха.

В гостиной был все тот же порядок и сплошной ситец, как и вчера, если не считать, что в центре на домотканном коврике лежал вниз лицом Брет Роджерс. На его хлопчатобумажной фланелевой рубашке чернела загустевшая кровь. Я опустился перед ним на колено и потрогал пульс. Пульса не было. Тело уже начало остывать. Я обернулся к Кэролайн. Она стояла в дверном проеме с опущенными руками и безо всякого выражения на мертвенно-бледном лице. Я чуть сдвинулся, пытаясь прикрыть от нее тело мальчика. Колени ее начали подгибаться, она медленно осела на пол и уже сидя закричала. Я подполз к ней на четвереньках и обнял ее. Тело Кэролайн, твердое и жесткое, напоминало плетеный соломенный стул. Гортанный монотонный звук вылетал как бы из самого нутра. Я бессмысленно водил рукой по ее спине. И молчал.

Глава 23

Я проехал восемьдесят миль, разделявшие Уитон и Кембридж, и, когда Сьюзен выходила из кабинета вместе со своим последним пациентом, уже сидел на зеленом кожаном стуле в холле, читал номер «Нью-Йоркера». Увидев меня, она просияла.

Ее последним пациентом оказалась крепко сбитая женщина в хлопчатобумажных штанах и с синим рюкзачком за плечами.

— До свидания, мисс Льюис, — попрощалась с ней Сьюзен. — Увидимся в четверг.

Мисс Льюис кивнула и вышла, не удостоив меня своим вниманием. Закрыв за ней дверь на задвижку, Сьюзен подошла ко мне и уселась на колени.

— Вы обратились по верному адресу, мистер Я постараюсь вам помочь.

Я улыбнулся. Мы поцеловались.

— Диагноз уже поставлен? — спросил я.

— Безумие траханья.

— Отбросим научные термины. Надежда есть?

— Постараемся поддерживать ваше состояние на нынешнем уровне — это лучшее из того, что возможно. Надежд на излечение — никаких.

Я прижался щекой к ее груди — от нее пахло дорогими духами — и ощутил биение ее сердца.

— У тебя все в порядке? — обеспокоенно спросила Сьюзен.

— Не знаю. Надо поесть и поговорить.

— Я обещала поужинать с Пэтти Грейф. Встречаемся в «Харвесте». Может, присоединишься к нам? А потом поговорим.

— Хорошо.

Братл-стрит уже погрузилась в ночную тьму: празднично сияли огромные окна театра «Амери-кен Рэп», матово светили запотевшие глазницы пекаренки, где всегда продавали только что испеченные круассаны. В витринах салона «Крейт энд Баррел» в здании Центра Дизайна мирно уживались разноцветные безделушки и элегантные складные стульчики. Мы свернули во внутренний дворик Центра, где дальний левый угол занимал ресторан.

Мы шли молча, держась за руки. Было холодно, Сьюзен подняла рыжий воротник своей серебристой лисьей шубки. Совершенно невероятным образом смесь аромата духов, вид меха и морозный воздух делал Сьюзен еще более очаровательной.

В «Харвесте» было шумно и тепло. Бар слева заполнили жаждущие новых встреч и знакомств. Из кабинетика у стены нам замахала рукой сногсшибательная блондинка в широкополой серой фетровой шляпе и пальто в черно-белую клетку, наброшенном на плечи.

— Это Пэтти, — сказала Сьюзен.

— Вижу.

Мы пробрались к ней, и Сьюзен представила нас.

— Милый друг? — спросила Пэтти.

— Очень обаятелен, не правда ли?

— Hunkus[8] Americanus, — согласилась Пэтти и, вскинув голову, посмотрела на меня из-под длинных ресниц. — Правда, немного жутковат.

— Это из-за стального блеска моих голубых глаз. Тут уж ничего не поделаешь, — пояснил я.

Ужин прошел легко и незаметно. Мои дамы дружили между собой давно и легко находили общие темы для разговора, оставляя меня большую часть времени на периферии своего внимания, что меня вполне устраивало.

— Столько лет мечтала о встрече с вами, — проговорила Пэтти, беря счет, когда с ужином было покончено. — В честь такого события позвольте заплатить мне.

Мы вышли из «Харвеста».

— Забирай его, — уже на улице сказала Сьюзен, прижав Пэтти к себе и лукаво глядя на меня. — Счастлива, что наконец-то с ним познакомилась.

— Ему тоже было очень приятно, — очаровательно улыбнулся я.

— А он гораздо более смирный, чем я предполагала.

— Да, он такой, — скосила на меня смеющиеся глаза Сьюзен.

Пэтти села в свою машину, а мы с Сьюзен, снова взявшись за руки, медленно направились через Гарвард-сквер. В морозном воздухе наше дыхание повисало облачками тумана. В укромной нише арки на площади какой-то парень что-то пел в микрофон и подыгрывал себе на гитаре. Футляр от гитары лежал раскрытым у него в ногах рядом с динамиком, кто-то уже бросил в него несколько монет.

— Ты гораздо более смирный, чем я предполагала, — сказала Сьюзен.

— Знаю, поэтому и приехал домой.

— А дом для нас — это мы, да?

— В Уитоне плохо, — сказал я.

Сьюзен молчала.

— Там женщина, у которой сначала убили мужа, а через несколько дней и сына.

— И всему причиной наркотики?

— Возможно. А еще, кажется, и я.

— Как это?

— А вот так. Суя свой нос в каждую дырку, вынюхивая, расспрашивая, наблюдая, преследуя...

— И?

— Мужем женщины был шеф полиции.

— Роджерс, — сказала Сьюзен. Может, она и теряла ключи каждый месяц, но то, что касалось людей, оставалось в ее памяти навсегда.

— Да. Его сын работал на Эстэву, и я сел ему на хвост.

На перекрестке Братл-стрит и Массачусетс-авеню все еще работал газетный киоск. Мы свернули на Массачусетс-авеню.

— В Мэне он загрузился кокаином, а ты угнал его машину, — продолжила за меня Сьюзен.

— Да.

— А потом отправился к нему для откровенного разговора.

— Да. Он наставил на меня пистолет. Его мать забрала у него оружие, и это оказался кольт сорок первого калибра, того самого калибра, из которого был застрелен его отец.

— Ого!

— Я спросил парнишку, где он его взял, но тот ни в какую не хотел говорить. Мы нажали на него, и тогда он признался, что пистолет ему дал Эстэва.

— Зачем Эстэве это было нужно?

— Не знаю, — покачал я головой. — Пистолет и четыре патрона из него я отдал в полицию штата, попросив провести баллистическую экспертизу, но не сказал, где его взял.

вернуться

8

Hunky — настоящий, здоровый (разг.).