— Они согласились?

— Были вынуждены, — ответил я. — А потом до меня дошло, что Брет — это все, что я имею против Эстэвы. Единственная зацепка. И если Эстэва узнает, что Брет рассказал о пистолете...

— Зачем Брету рассказывать ему об этом?

— Паренек был туповат. И привязан к Эстэве. Если я испугал его, он не мог не пойти к Эстэве и все рассказать, а я об этом не подумал.

— Ты отправился разыскивать его и нашел уже мертвым.

Мы остановились на углу Черч-стрит.

— Со мной была его мать.

Мы повернули и пошли по Черч-стрит, плечом к плечу, ладошка Сьюзен лежала в моей. Было уже достаточно поздно, и жизнь на холодной и ярко залитой светом фонарей улочке почти замерла.

— Она кричала до тех пор, пока не охрипла. Потом приехала полиция, «скорая помощь», и мы отправили ее в больницу. Там ей сделали укол, и она отключилась.

— Какой ужас ты перенес. — Сьюзен прижалась ко мне.

— Она, — сказал я.

— Да. Но я люблю не ее.

— Если бы я не влез в это дело, мальчик был бы жив и, может быть, его отец тоже. И Кэролайн не накачали бы в больнице успокоительными.

Мы остановились напротив магазина швейцарских часов на Черч-стрит.

— Ты все прекрасно понимаешь, — сказала Сьюзен.

— Что понимаю?

— Ты знаешь, невозможно все предусмотреть, предугадать, немыслимо требовать этого от себя. Ты делаешь все, что можешь, и настолько хорошо, насколько можешь, и умеешь мириться с последствиями.

Я пожал плечами и посмотрел на бутербродную на противоположной стороне улицы.

— Ты знаешь это. Ты знаешь, что иногда ты ошибаешься. Что иногда тебя подстерегает неудача. Что иногда случаются провалы. Так на любой работе. В твоей работе ставки очень высоки. В ней ты сталкиваешься с убийством людей.

— И иногда сам их убиваю.

— А иногда спасаешь. — Сьюзен повернулась я встала передо мной, взяв меня за руки.

— Немного похоже на то, чем занимаешься ты.

— Немного, — согласилась Сьюзен.

— Я накликал смерть на этого мальчика.

— Нет, — сказала Сьюзен. — Он сам ее на себя накликал.

— Мне следовало догадаться, что он пойдет и расскажет все Эстэве.

Сьюзен стояла вплотную ко мне, и наши тела касались друг друга от самых колен и до груди.

— Вероятно, — проговорила она. — Вероятно, тебе следовало догадаться. Ты совершил ошибку, А их впереди еще немало. Но ты ошибаешься гораздо реже, чем большинство из тех, кого я знаю. Причем ради добра.

— Цена этой ошибки — смерть.

— Твоя работа связана со смертью, а потому и ошибки тоже.

— Да, — усмехнулся я с горечью.

— Да, — мотнула головой Сьюзен. — И именно то, что в твоей работе есть фактор риска, есть фактор смерти, заставляет тебя ею заниматься. Если бы не это, она бы тебе наскучила.

— Мне совсем не нравится смотреть, как умирают люди.

— И потому тебе удается некоторых спасти.

Я промолчал.

— Это ты мне как-то сказал...

— Что?

— Смерть порождает красоту.

— Я не думал, что ты слышала, — сказал я. Высвободив руки, я обнял Сьюзен и прижал к себе крепко-крепко. Мы застыли в этой холодной ночи на пустынной улочке под ярким светом фонарей.

Сидя на диване в гостиной Сьюзен и закинув ноги на кофейный столик, мы пили горячий шоколад. В камине горел огонь.

— Ты разговаривал с Хоуком? — спросила Сьюзен.

— Еще нет.

— Когда поговоришь?

— Скоро.

Сьюзен повернула голову и посмотрела на меня.

— Такой упрямый?

— И сексуально возбуждающий.

— Иногда, — без улыбки сказала Сьюзен. — Ты решил во что бы то ни стало пройти через все один, чтобы доказать себе, что можешь это сделать?

— Нет. Я собираюсь попросить твоей помощи.

Сьюзен удивленно вскинула брови.

— Твоя помощь нужна Кэролайн Роджерс. И есть еще две женщины, замешанные в этом деле. Чтоб разобраться с ними, мне тоже нужна твоя помощь.

— Ты хочешь, чтобы я отменила прием и укатила с тобой в Уитон?

— Схватываешь налету.

— Здесь люди тоже нуждаются в помощи.

— Не сомневаюсь, — сказал я.

Мы помолчали, занявшись шоколадом.

— Кто эти другие женщины? — спросила Сьюзен.

— Хуанита Олмо — социальный работник. Она знала Эрика Вальдеса.

— Того журналиста, с убийства которого все и началось?

— Да. Она сказала мне, что у Эмми Эстэвы была с Вальдесом любовная интрижка.

— Хуанита Олмо и Эмми Эстэва — те две женщины?

— Да. Хуаниту от Колумбии отделяет уже, наверное, поколение, Эмми гораздо меньше.

— И что у тебя с ними за проблема?

— Одно с другим как-то не состыковывается. Хуанита говорит, что Эмми спала с Эриком, чего было достаточно для Фелипе Эстэвы, чтобы убить и кастрировать Вальдеса. В таком случае утверждение Роджерса оказалось бы верным. Но Хуанита уверяет, что Эстэва не стал бы этого делать и не делал, что Вальдеса убил Роджерс — по мерзости своей натуры. Еще она говорит, что Эстэва — колумбийский Горацио Алджер[9] и что он побил нас в нашем капиталистическом состязании, точнее, меня в моем — у нее прозвучало именно так.

Сьюзен улыбнулась.

— Еще она говорит, что Эмми, то бишь миссис Алджер, — его слабость. Блудница, потаскушка, шлюха и так далее.

— Может, она сама неравнодушна к Эстэве? — предположила Сьюзен.

— Более чем вероятно, сказал бы я.

— Мы, психотерапевты, предпочитаем сдержанность и осторожность и потому дальше терминов «логично» и «возможно» стараемся не заходить.

— Да, я заметил. Но если она сходит с ума по Эстэве, зачем рассказала мне об Эмми и Вальдесе? Ведь тем самым она навлекла подозрения на предмет своего обожания. Насколько это логично?

— Люди не всегда последовательны.

— Как здорово иметь дело с профессионалом! — согласился я. — Когда я спросил ее, не спала ли она с Вальдесом, она скрылась от меня в женском туалете. Видела бы ты ее лицо в тот момент!

— Ты решил, что она ревновала Вальдеса к Эмми?

— Да. А может и к Эстэве тоже.

— Как здорово иметь дело с профессионалами!

— И она ненавидит Роджерса, — добавил я.

— Почему? Он действительно был мерзким типом?

— Мне показалось, что да. Может, так оно и есть. Но Кэролайн производит впечатление серьезной и порядочной женщины, а она любила его.

Сьюзен пожала плечами:

— Может быть, у нее сверхромантическое представление о любви.

— Порядочные люди, так уж случается, влюбляются в непорядочных — ты это хотела сказать?

— Да.

Мы замолчали. Одна рука у меня была занята чашкой с шоколадом, другой я ласково погладил Сьюзен по шее.

— Ты права.

Сьюзен о чем-то задумалась.

— Может, она ненавидела его потому, что он этого заслуживал, но, может быть, была и другая причина. Было бы интересно это выяснить. — Сьюзен опять ненадолго погрузилась в себя. — Как ты думаешь, чем я смогла бы помочь Кэролайн Роджерс?

— Не знаю. Два таких удара судьбы едва ли отразятся на ней положительно. Я не хочу бросать ее горю на растерзание.

— Может, ей захочется справиться самой, без помощи других?

Я пожал плечами.

— Я бы хотел, чтобы ты была рядом, чтобы я смог советоваться с тобой и по поводу Кэролайн и по поводу Эмми с Хуанитой...

— И?..

— И чтобы мне не так страдать от своего синдрома сексуальной озабоченности или как ты там меня в прошлый раз обозвала?

— Обострение связано с вашим пребыванием в далеком Уитоне?

— Может быть.

Сьюзен допила свой шоколад.

— Ладно. — Она решительно кивнула. — Давай заключим сделку. Я попытаюсь утрясти проблему с приемом пациентов — на это потребуется один-два дня — и приеду к тебе.

— Ах!

— А ты выполнишь два моих условия. Первое: мы никогда не будем завтракать, обедать и ужинать в ресторане мотеля.

Это было выполнить несложно, и я с готовностью согласился.