Молодец, ишь ты. Быстро ориентируется... Я закрыл папку.

— Опять же, облагодетельствовали вы меня, — продолжил обрадованный Федот. — Товарищей моих исцелили! Какие уж после этого счёты?

— Клавдию Тимофеевну благодарите, — отрезал я. — Я не выбирал, кого исцелять.

— Отблагодарил, а как же-с, — закивал Федот. — Сразу после того, как ваше сиятельство ушедши. Хоть простые люди, а соображаем. Клиника — дело, поди, накладное. Клавдия Тимофеевна благодарность соизволили принять, не отказали.

Ну да. Клавдия говорила, что значительную часть дохода клинике приносят пожертвования. Было бы странно, если бы отказалась от «благодарности».

Я кивнул Федоту и развернулся, собираясь уходить.

— Неужто не останетесь чаю выпить? — подхватился он.

— Не пью чай.

— Жаль. — Федот поцокал языком. Заговорщически проговорил: — А я ведь к вашему приходу готовился, Константин Алексаныч. Поделиться хотел кое-какими соображениями.

Хм-м. Я остановился. Такие люди, как Комаров, на ровном месте соображениями не делятся. Вопросительно посмотрел на него.

— Да пустяк, на самом деле, — Федот сделал вид, что смутился. — Мне, видите ли, давеча сон приснился... До того всамделишный — вообразить не можете! Снилось, что на мой дом грабитель напал, — и впился взглядом в меня.

— Да что вы, — обронил я.

— Сам бы не поверил, — кивнул Федот. — А оно, поди ж ты! Привратника и охрану у ворот одним ударом положил. Карабин у охранника отобрал, в дом ворвался — и давай буянить. Троих моих товарищей пострелял, из четвёртого дух вышиб. Заставил меня сейф открыть, и всё до копейки забрал! Всё, что трудовым потом нажито, — Федот не сводил с меня глаз. — Я пытался магический амулет применить — был у меня припасён на всякий случай. Оно ведь, знаете — дело наше хлопотное, чего только не бывает. Вот и запасся... Куда там! Грабитель магию одним щелчком порушил. Дом не спалил — и на том спасибо.

— Удивительная личность, — сказал я.

Федот всплеснул руками:

— Дак, а я об чём, ваше сиятельство! Страсть, до чего удивительная. Воображаете — вылитый Фантомас из кинофильмы! Бывает же такое.

Я молчал, ожидая продолжения.

— А самое удивительное, — закончил Федот, — что на мешке, который грабитель в руках держал, монограмма была вышита. Вот такая же, как на вашем платке.

Ч-чёрт! Вот что я действительно упустил из виду, так это вышивку на наволочке...

А Федот — молодец. Не упустил. То-то вчера так переменился в лице, когда увидел у меня у руках украшенный той же монограммой платок.

Федот заметил, как изменился мой взгляд, и тут же исправился:

— То есть, я хочу сказать, не в точности такая же! Просто очень похожая. Это же сон, ваше сиятельство! Такое вот забавное совпадение.

— Повезло тебе, что сон, — медленно проговорил я. — Встреть ты этого человека наяву — о забавах забыл бы надолго.

— Сам, как проснулся — перекрестился, ваше сиятельство, — преданно глядя мне в глаза, заверил Федот. — Упаси Христос, думаю, этакий кошмар наяву увидать! Шутка ли — в одиночку шестерых положить. Да чтоб без всякой магии... Искренне благодарен вам за визит, Константин Алексаныч. — Федот поклонился. — Ежели в чём не угодил, не держите зла. Мы — люди простые...

— Не попадайся больше на моём пути, — посоветовал я. — Мы друг друга поняли?

— Всенепременно, ваше сиятельство.

Федот от меня так и не отставал, дотопал до самых входных дверей. Остановившись на пороге, вдруг сказал:

— А ежели я вам понадоблюсь, хоть по какому делу, то меня в трактире на Гороховой частенько застать можно. «Два сапога» — слыхали? Любому из обслуги скажете, что, дескать, Федот Ефимович нужен — вмиг отыщут.

Из дома Федота я вышел, усмехаясь. Комаров оказался куда более сообразительным, чем я предполагал. Едва почувствовав силу, тут же поспешил продемонстрировать свою лояльность.

Мир-то вокруг меня другой. А вот люди не меняются. Такие, как Федот, сумеют устроиться в любом мире и при любой власти...

Вернувшись домой, я увидел стоящую у въезда в гараж машину, возле которой хлопотал седоусый дядька. Протирал зеркала и хромированные ручки дверей — и без того сверкающие. Рядом с ним вертелась Надя.

— Костя! — встретила она меня приветственным возгласом. — Смотри, кто вернулся!

— Доброго дня, ваше сиятельство, — поклонился дядька. — Рад видеть. Скучал, — он добродушно улыбался.

Я протянул ему руку.

— Добрый день. Тоже очень рад.

— И даже папенькину машину выкупили! — похвасталась Надя. Ласково погладила автомобиль по блестящему капоту. — Это Ниночка постаралась! Трофим Игнатьевич, ты ведь мне позволишь порулить?

Трофим Игнатьевич попробовал сделать строгое лицо.

— Это уж вы с Ниной Романовной договаривайтесь, барышня.

— Ну, Трофи-им, — заныла Надя. — Ну, ты же знаешь, что она скажет.

— Знаю, барышня. Потому — договаривайтесь сами.

Я не стал дослушивать, чем закончится диалог. И так ясно, что Надя своего добьётся — по лицу дядьки было видно, что отказать «барышне», которую наверняка знает ещё с пелёнок, выше его сил. Улыбнувшись, прошёл мимо.

Шагая к дому, заметил и другие новшества. В заросшем саду возились какие-то люди. Женщина средних лет, в фартуке и с засученными рукавами, мыла окна. На ступенях лестницы, ведущей в дом, стояла Нина и разговаривала с деловитым мужчиной в шляпе. У ног мужчины стоял портфель, в руках он держал блокнот.

— ... и свежего гравию на дорожки. Записал. Что-то ещё желаете, Нина Романовна?

— Вроде бы всё... — Нина смотрела перед собой затуманенным взглядом — такой бывает у людей, старающихся припомнить то, что, кажется, забыли. — Ах, да! Обязательно пришлите плотника. Нужно будет подновить заднее крыльцо. И крышу во флигеле.

— Всенепременно. Плотника, — мужчина склонился над блокнотом.

Нина увидела меня.

— Костя! Как ты съездил?

— Всё в порядке, — показал я ей папку. — Документы тут.

Лицо Нины осветилось счастливой улыбкой. Она бросилась ко мне, порывисто обняла. Прошептала:

— Поверить не могу. Такое счастье!

— Почему не можешь? Я ведь обещал.

Подрядчик терпеливо ждал окончания семейной сцены, делая вид, что изучает записи в блокноте. А меня дожидался другой человек. На пороге дома появился Платон.

Демонстративно скрестил на груди руки и привалился плечом к косяку.

«Иду, — указывая глазами на Нину, кивнул я. — Как только выпустят, так сразу».

Платон понимающе усмехнулся.

Платон поселился в доме, заняв одну из гостевых спален. Если я правильно понял, он и раньше жил в имении Барятинских подолгу. Пустынный дом вообще вдруг быстро наполнился людьми.

Появились ещё одна горничная, лакей, прислуживающий деду, привратник, садовник, ещё какие-то люди. В имении закипела жизнь.

Нина и Надя были очевидно счастливы. А дед как будто даже помолодел. Ничто не выматывает людей так, как тщетные попытки свести концы с концами, уж это мне было хорошо известно. Единственное, что теперь беспокоило деда — моё обучение.

Меня оно беспокоило не меньше. Казалось, что никогда прежде я не прикладывал столько сил к тому, чтобы научиться чему бы то ни было.

Я поднимался на рассвете, одновременно с дедом. Благо, на дворе стояло лето — короткие ночи и долгие дни. Контрастный душ, разминка, полуторачасовая тренировка.

Тело Кости Барятинского, от природы обладающее неплохими физическими данными, необходимо было привести в должную форму. Я — Капитан Чейн — привык доверять своему телу. Мои удары были сильными и точными, выстрелы — меткими, а рефлексы — мгновенными. И попытки изнеженного юнца не соответствовать ожиданиям приводили меня в ярость.

Стоит признать, что мне удалось добиться многого. Уже через месяц даже самый строгий наставник счёл бы физическую подготовку Кости вполне сносной. Этому телу, безусловно, ещё было куда расти, но от прежнего оно разительно отличалось.