Он позвонил снова только в следующий вторник. Разговор был как две капли воды похож на предыдущий. Да, он в полном порядке. А в офисе никаких новостей. И она в полном порядке. Нет-нет, не скучает.

– Четвертого июля – на День независимости – здесь было очень весело, Блейк, – сказала она. – Жаль, что ты не смог выбраться.

– Ты же знаешь, что мне нужно было быть в Филадельфии. Мы говорили об этом перед твоим отъездом.

– Да-да, – поспешно согласилась она. – Ну и как все прошло?

– Нормально.

– Я рада… А здесь был салют. Я гуляла с нашими соседями… – как бы между прочим сообщила она, вспомнив о том, что Майкл хотел, чтобы она рассказала мужу об их знакомстве.

На ее взгляд, это никак не могло удержать их отношения в дружеских рамках. С тех пор, как они открылись друг другу в своих чувствах, они и так проявляли примерную сдержанность. Но зато они проводили вместе много времени. А значит, когда-нибудь они должны были попасться на глаза общим знакомым, и, понятное дело, будет не очень красиво, если об этом скажут Блейку, а тот не скажет в ответ: «Да-да, я в курсе. Это добрый приятель…»

– Ты познакомилась с соседями? – спросил Блейк.

– Да, с некоторыми.

Это была правда. Она часто гуляла по берегу и встречала владельцев соседних домов.

– Например, с бывшим банкиром и его супругой, – сказала Даника. – Их фамилия Килси.

– Слышал, слышал, – сказал Блейк.

– А еще с одним анестезиологом и его семьей… А салют я ходила смотреть с одним писателем…

– С писателем?

– Он пишет на исторические темы. Ты должен был о нем слышать. Его фамилия Бьюкенен.

Блейк помолчал, а потом сказал:

– Ты с ним поосторожнее.

– О, он абсолютно надежный человек. И ничего общего не имеет с газетами, которые принадлежат его семейству.

– Ты всегда была очень беспечна, – неодобрительно заметил Блейк.

Она решила с ним не спорить. Все равно бесполезно.

– Я буду очень осторожна. Слышишь, Блейк? Наша договоренность насчет субботы остается в силе? – спросила она.

Они договорились, что вместе отправятся на премьеру фильма, которую устраивали в благотворительных целях.

– Ну конечно, – сказал он. – Когда тебя ждать?

– Я приеду в пятницу… – Днем она записалась на прием к врачу. Но об этом пока помалкивала. – А в воскресенье вернусь обратно. Договорились?

– Прекрасно. До встречи!

– Хорошо, пока.

В пятницу Даника узнала, что она и в самом деле беременна.

Когда в пятницу вечером Блейк пришел с работы, Даника сообщила мужу радостную новость. Он удивился, но был заметно обрадован. Сказал, что нужно немедленно сообщить родителям. Но как Даника и предполагала, дома, в Коннектикуте, родителей не оказалось. Уильям Маршалл отправился в Кентукки, чтобы встретиться с другом-конгрессменом.

С обычной невозмутимостью Блейк сделал еще несколько телефонных звонков, прежде чем наконец разыскал родителей Даники и сообщил им важную семейную новость.

Даника предоставила сделать это ему самому. Ее не покидала мысль, что во всей этой ситуации Блейка больше всего радовало то, что его собственная персона приобретет в глазах окружающих больший вес. Не то чтобы ее это огорчало. Она и сама чувствовала нечто подобное. Отец, по крайней мере, будет ею доволен. Благодаря ей он тоже укрепил свой образ солидного человека… Однако по-настоящему Данику радовало совсем другое. Скоро она сможет прижать к груди собственного ребенка! О, как она будет любить это крошечное, беспомощное существо, которое когда-нибудь ответит на ее любовь сторицей…

В воскресенье днем, возвращаясь в Мэн, Даника ощущала небывалый подъем духа. С ее лица не сходила улыбка. Впервые за последние месяцы к ней вернулся оптимизм. Она хотела поскорее поделиться с Майклом своими новостями и сгорала от нетерпения.

К сожалению, Майкла дома не было. Она звонила ему несколько раз: увы, никто не отвечал.

Ей не сиделось на месте. Она сняла летнее платье, переоделась в топик и шорты и вышла к морю. Прогуливаясь вдоль берега, она все ближе подходила к дому Майкла в надежде, что он, может быть, появится на веранде. Потом она взобралась на скалу, которую мысленно уже называла «наша скала», и стала ждать Майкла.

И действительно час спустя, когда солнце начало клониться к закату, она увидела его. Он первый заметил ее и уже бежал к ней по песчаной отмели. На секунду он остановился, чтобы отдышаться, и сказал:

– С возвращением, Даника! Ты похожа на кошку, которая поймала канарейку. Что-то случилось?

Ответив ему ослепительной улыбкой, она кивнула.

– У меня есть новости. В пятницу я была у врача.

Больше ей ничего не нужно было говорить.

– Значит, подтвердилось?

И снова она только молча кивнула.

– Это замечательно, Даника! – горячо воскликнул Майкл, хотя в его голосе не было ни капли энтузиазма.

Он поднялся по камням к ней и, обняв ее, присел рядом.

– Это замечательно! – повторил он еще раз.

У него было время, чтобы смириться с этой мыслью. С одной стороны, его убивала мысль, что ребенок, которого носит Даника, не его, а Блейка Линдсея, с другой – он искренне был за нее рад. Он понимал, как ей нужен был этот ребенок.

– Когда же? – спросил он.

– В феврале. Сейчас срок шесть недель.

– А что доктор сказал о твоем состоянии? Он что-нибудь тебе прописал?

– Только витамины. Я в полном порядке.

– А что Блейк?

– Ему уже не нужны витамины, – рассмеялась она. – Он свое дело сделал.

– Вот значит, как ты смотришь на вещи, – проговорил он. – Но я сейчас не об этом. Я хотел спросить, как он воспринял новость?

– С радостью. И тут же стал звонить моим родителям. Потом позвонил своим…

По правде говоря, своим родителям Блейк позвонил лишь в воскресенье утром. Даника никогда не понимала его отношения к ним. Родители и единственный родной брат жили в Детройте и были людьми среднего достатка. Блейк время от времени высылал им деньги. Но этим он и ограничивался. Даника сама писала и отправляла им поздравительные открытки к Новому году и ко дням рождения. Блейк никогда не звонил им. Даника не могла этого понять. За восемь лет, пока они были женаты, они виделись с его родителями всего четыре раза.

– Можно представить, как они обрадовались, – задумчиво сказал Майкл.

– Вот именно! Мать по-настоящему озаботилась и без конца повторяла мне, чего я должна делать, а чего не должна. Даже когда я была маленькой, она не проявляла такой заботы. Ведь в детстве я нечасто видела родителей. Я выросла без матери.

– Ты преувеличиваешь, это в тебе говорят детские обиды. Тем более что сейчас все твои чувства обострены.

– Нисколько. Я вообще не обсуждала с мамой жизненные проблемы – она постоянно была с отцом в разъездах. – Даника грустно покачала головой. – Помню, как я заболела ветрянкой. Мне тогда было семь лет, и отец впервые выставил свою кандидатуру на выборах. Не так уж часто я болела, и мне очень хотелось, чтобы мама была рядом. Но она, конечно, отправилась с отцом в предвыборное турне. Помню, как я зарылась с головой под одеяло и горько рыдала…

У Майкла сжалось сердце.

– Но ведь кто-то же был с тобой?

– Ну, конечно. У меня была няня. Очень прилежная. Она замечательно готовила и убирала. Но в детстве я вообще на еду смотреть не могла, и до чистоты мне тоже не было никакого дела. Я хотела, чтобы рядом была мама.

Майкл понимал ее. Он помнил, как в детстве, когда ему случалось заболеть, мать сидела у его постели, читала ему книги, была нежна и ласкова с ним.

– У меня в детстве все было иначе, – развел руками Майкл.

– Что ж, зато это была хорошая школа жизни. В конце концов, я к этому привыкла. Но у моего ребенка будет совсем другое детство! – воскликнула она. – Так вот, возвращаясь к тому, с чего мы начали, – продолжала она более спокойно. – Мать считает, что я была должна остаться в Бостоне. Ей кажется, что жить здесь – безрассудство с моей стороны.