Переливы света превратили джунгли в магический театр.

Тела скачущих на месте лошадей – скульптуры вокруг мраморных фонтанов. Зеленая толща сельвы – бастионы из яшмы. Насекомые в тропическом воздухе – полированные блестки на муаровых лентах. Миг набрал полные легкие вечности и не может сделать привычный выдох.

– Почему ты такой добренький, гад? На, стреляй, на! – орет в исступлении Батон.

– Потому что я тоже не хочу быть пешкой! – кричит в ответ Умник.– Как я оказался вместе с вами тогда? Как? Молчишь… Сейчас я знаю, что это было подстроено!

Их лица залиты перекатом волн, вспышками незримого пламени.

– Мы оба пешки, пешки, Батон, неужто ты еще этого не понял!

– Так оставь в покое историю, Умник. Займемся друг другом. У индейцев должен быть шанс на победу.

– Оставь свой тон. Я делаю то, что хочу. А вы все просто шуты, шуты, которые веселят меня в минуту скуки.

– Подонок!

Пуля беззвучно входит в канал ствола.

Гаснет мерцающее пламя.

Батон вытер с лица пот. Мимо него пронеслись всадники – первым на белой лошади Кортес в шлеме и в камзоле с золотыми галунами, за ним Алонсо Пуэртокарреро, третьим скакал священник Гильермо. Он один насмешливо смотрел в чащу, туда, где скрывался соперник. Комья жирной земли хлестнули Романа в грудь.

Где-то совсем рядом уже отчетливо слышны звуки сражения при Табаско: редкие выстрелы малых фальконетов, пальба аркебуз, печальные крики индейцев и нечто объемное, свистяще-шелестящее, некое звуковое облако, застрявшее в лианах,– эхо от сотен летящих в цель стрел.

Придя в себя, Роман выдвигает из рации антенну; ясно, что она настроена на волну бортовой радиостанции.

– Мария, Мария, ты слышишь меня?

В этот момент сухая ветка зацепила сутану отца Гильермо и, распоров ее на две полоски, содрала одеяние, до пояса обнажив сверкающий металлопластиковый свитер. Такое впечатление, словно из кокона вылетела на свет бабочка в серебристых латах.

– Дьявол! Это сатана! – с ужасом и ненавистью заорал капитан Алонсо и первым нанес удар мечом по телу священника.

Но меч не оставил никаких следов, а тело бородача вдруг поразила электрическая сила. Вскрикнув, он выронил меч из рук. Всадники сбились в кучу. Только один Кортес сохранил хладнокровие.

– А ты попробуй еще раз, собака! – крикнул Умник капитану и, срывая остатки сутаны, швырнул ее под ноги коня.

– С нами мадонна!

К псевдо-Гильермо устремились новые мечи и кинжалы.

Тогда Ульрих фон Арцт отделился от седла и взлетел в воздух. С ликующим хохотом он прицелился в голову капитана из странной коробочки с еле заметным дулом и разрезал его пополам лазерным жалом. Распиленные латы с глухим звоном покатились по земле, а сам капитан Алонсо упал разом по обе стороны коня.

Леденящий ужас охватил отряд конкистадоров при виде князя тьмы.

– Сатана!– громко крикнул Кортес.– Возьми его душу, но дай мне победу!

– Договорились, Эрнан,– безразлично ответил дьявол и вспышкой адского пламени указал в сторону битвы.– Вперед, мерзавцы, вперед, вас ждет победа!

И он вознесся еще выше, причем из леса к нему устремились в небо еще три бестии.

– Габриэль, поймай лошадь этого нечестивца,– приказал Кортес.

Пламя, зажженное сатаной, лизнуло верхушки деревьев, но тут же погасло.

– … А теперь,– сказал Батон после того, как Мария вышла из воды,– держи.

Он отстегнул золотой квадрат с руки и протянул жене.

– Что это значит? – Она смотрела на него со страхом и недоумением.

– Ты же у меня сильная?

– Но при чем здесь Машина?

– Кортес продвинулся вдоль побережья на север и расположился лагерем вот здесь.– Роман начертил ногой на песке линию полуострова Юкатан и обозначил пинком будущий городок Вера-Крус.– Я попытаюсь,– продолжил он,– угнать у них лошадей. Ацтеки должны знать, что это не дракон, а обычная скотина.

– И это надолго.– Она поняла, что решение окончательно.

– Несколько дней точно.

– А самолет?

– Лошадь в нем не перевезти, кроме того, мне нужно это сделать без лишнего шума.

Он решительно застегнул вокруг ее запястья золотой браслет. И вот что удивительно – он обтянул тонкую женскую руку так же плотно, как руку хозяина.

– Я настроил ее на точку входа. В случае малейшей опасности ты испаришься в XX век, прямо на наш аэродром в Крыму.

– Ты был прав, Роман, я мешаю. Ты проиграл Умнику только из-за меня… Прости.– Она поцеловала его в лоб.– Боже, почему это случилось именно с нами? Ну почему?

– Это и должно было случиться именно с нами. Это возмездие.

– Молчи. Молчи. Ничего не говори… Это неправда!

– Все будет хорошо. Я вооружен. Умник оставил Кортеса… А еще он подарил мне рацию. Может быть, действительно мы заодно?

Батон помолчал, обнял на прощание Марию:

– Держи бортовую связь включенной круглые сутки. Пока.

Он спокойно пошел вдоль берега.

– Ром!

– Что?

– А ты хоть раз ездил на лошади?

– Конечно. Возвращайся к самолету.

Легкие сумерки тем временем сгустились. Только над океаном было светло, словно он излучал рассвет.

Отыскав удобное место, Роман переправился сначала через один рукав реки, затем через второй, третий… Он плыл через устья, он шел вдоль берега всю короткую ночь и вышел к лагерю конкистадоров в предутренней дымке восхода.

Это было эффектное зрелище – лагерь, окруженный по всем правилам жестокой войны частоколом. Огни дозорных костров. Одинокие крики часовых в утренней тишине. Виселица, сколоченная наспех у ворот, на ней уже болтается первая жертва… Картину довершала цепь кораблей, посаженных по приказу Кортеса на мель,– дороги к отступлению нет!

Роман чувствовал себя зрителем внутри опасной живой картины, бродячей буквой на страницах школьного учебника по истории средних веков… В центре лагеря, высоко над частоколом, высился исполинский крест из двух грубо обтесанных стволов. В свежее дерево вбита железная плошка с восковой свечой, которая горит малым пронзительным огоньком.

Вера-Крус – значит истинный крест.

Часовые принялись тушить костры, над океаном всходило солнце. Занимавшийся день делал бессмысленной всякую попытку незаметно подкрасться к лагерю, и только на следующую ночь, которая, как назло, выдалась лунной, Батону все ж таки удалось прокрасться к стене из свежих кольев. На виселице у ворот уже качалось трое повешенных. Прошло, наверное, больше часа, прежде чем ему удалось при смене караула перемахнуть через тын и отыскать конюшню. Кони почуяли его приближение и тревожно заржали.

Он замер.

В двух шагах прошел часовой с арбалетом на плече. Как это было нелепо – стоять затаившись в тени, с пистолетом в руках, в спортивных полукедах образца XX века, посреди испанских конкистадоров в марте 1519 года.

Черная кобыла косила пугливым глазом и мелко-мелко подрагивала кожей.

– Тихо… тихо…– Но ее могла успокоить только испанская речь, а не это славянское шипенье.

Кони стояли оседланными, готовые в любую минуту мчаться по тревоге в лунные ночные просторы.

А вот и то, что он искал,– белоснежный конь Кортеса. Он стоял в отдельном загоне. Батон бесшумно перебежал открытое пространство.

Но на этом абсолютное везение кончилось.

Белый жеребец испуганно шарахнулся от протянутой руки и шумно всхрапнул. Тревожный храп заставил часового оглянуться, и, увидев человека, он сдернул с плеча арбалет. Но Батону удалось со второй попытки вскочить в седло и, со страшной силой натянув поводья, подчинить норовистую лошадь. Почувствовав силу, лошадь разом успокоилась. Только тогда арбалетчик пустил наугад стрелу. Роман ответил слепым выстрелом из револьвера, он не хотел убивать.

Ночной выстрел разбудил сотни спящих вповалку солдат. В лагере вспыхнула паника. В толчее накренился плохо вкопанный крест, и это еще больше усилило хаос и неразбериху.

Самым главным препятствием оставались запертые ворота. Батон уже думал бросить коня, но тот стремительно понес его к выходу. Горячий жеребец словно и не нуждался во всаднике. Он скакал с такой царственной мощью и натиском, что можно было принять его седока за самого Кортеса. Именно так и решила охрана, которая сначала ощетинилась мечами и копьями, а затем растерялась, не зная, что предпринять. Только начальник караула догадался выхватить из костра головню, чтобы разглядеть всадника.