— Не отвлекайся на него, Дориан, — сказал Альфер, стукнув конём. — У нас своя партия, а он играет свою.

— Ну же, Альфер, не будь таким занудой. Лидер разрешал мне с Р айли фигурами постучать иногда.

— Что ж, не нам оспаривать решения Лидера. Надеюсь, все его планы дали достойные плоды. Шах, Дориан.

Эвелин выпустила ещё колечко дыма изо рта. Пятна солнечного света сдвинулись — ненамного, но и это хорошо. На миг игроки в шахматы преобразились: Дориан сидел на стуле с ногами, пустыми глазами глядя на доску, а оборванная рука Альфера безжизненно повисла, капая кровью на пыль — а затем всё снова стало, как раньше.

— Ты всё ещё веришь, что сможешь обыграть меня? Как наивно…

— Вы уверены, что успе ете к назначенному сроку, Линис? — Голос Франца проникал через все психологические барьеры. — Три тысячи четвёртый год уже довольно близко. Вы не хотите, чтобы я вмешивался в ваше исследование, но если дела пойдут слишком плохо, мне придётся это сделать. И для вас же лучше, если сами позволите мне присоединиться прежде, чем это станет необходимым . Я не настаиваю на принятии подобного решения, но я настаиваю, чтобы вы не забывали о сроках.

— Нет, мы закончи м это дело сами. Если торопишься, подарю бессмертную свинку, а бессмертный человек пока ещё не прошёл все тесты на старение. Я бы рада помощи, но легче работать нормально, чем объяснять тебе, что надо делать. Без обид.

— Линис, поймите же… Агмаил не потерпит неудачи. Уже три тысячи лет мы следуем его плану, и я не хочу, чтобы такой человек, как вы, стал первым, кто его нарушит. Мне будет необычайно жаль стирать вас, Линис.

— Это угроза?

— Это совет, — грустно улыбнулся Франц.

В пустом кабинете Академии было сумрачно и спокойно — лишь дыхание одинокого человека посредине нарушало полную тишину. Мягкий свет проникал из коридора через небольшие узкие окошки в разделяющей их стене, и синие полосы стелились по полу и стенам, слабо освещая помещение. Дверь была закрыта, но чуткий слух Лориана различал шаги редких людей, проходящих мимо. Никто даже не останавливался у двери кабинета, в котором, казалось, нет ни души.

Осознание.

Прошло пять дней с начала обучения, и Лориан постепенно начинал понимать, что Персиваль Алери имеет в виду под этим словом. Привычку воспринимать собственные мысли как данность Лориан считал аксиомой — более того, он даже не замечал возможности подумать, откуда они берутся.

Персиваль же ему рассказал.

Мысли не возникают в голове из ниоткуда — они струятся потоком, непрерывной цепочкой, и каждая следующая порождена предыдущей. Чтобы пришла в голову мысль, нужна другая, с которой она ассоциируется, и это главный и непреложный закон работы сознания. С увлечением Лориан наблюдал, понимая всё больше, как рождаются и пропадают в его воображении мысли, воспоминания, образы — впечатления. Вот, в чём истинная суть осознания — понимать, что у каждого дуновения невесомого эфира сознания есть своя причина, и есть свои следствия. Мысль о побеге со Дна рождает мысль о доме, за ней — воспоминания об отце, его слова назидания, обрывистые образы детства… Всё это казалось новым, но естественным; привычным — но открытым впервые. Восхищение от наблюдения растёт десятикратно, если понимаешь, что стоит за явлениями, которые ты видишь — а Лориан понимал.

В ночном кабинете было тихо. Изредка протекала по трубам вода где-то в глубине стен, иногда слышно было отдалённый шум вакуумных поездов: когда во всей Академии находилось всего три человека, можно было услышать всё на грани человеческих возможностей. Каждый редкий звук порождал мысль о нём, вмешиваясь в сознание Лориана — следующие мысли порождались в том числе ею. Осознание того, что сознание чувствительно к любому вмешательству — ещё один шаг вперёд.

Странное ощущение, рождённое будто в самой глубине мозга, зародилось и растворилось — будто тончайшая, едва осязаемая игла проникла прямо в голову, не причинив боли, а лишь оставив после себя лёгкое головокружение. Мысли немного сбились, и Лориан с досадой отметил, что на миг перестал чувствовать, откуда они рождаются. И тут…

— И снова приветствую, — голос Франца был едва отличим от тишины вокруг, но Лориан от неожиданности вздрогнул и открыл глаза.

Маревый силуэт Франца стоял в тени в пяти метрах перед ним, опёршись обеими руками на тонкую трость. Лориан попытался сфокусировать зрение, но едва смог разглядеть черты лица и хитрую улыбку.

— Как вы вошли? — проговорил он ошеломлённо. — Я не слышал, как вы открыли дверь, или ваши шаги, или…

Франц сделал шаг вперёд, и луч голубоватого света осветил его фигуру.

— Непонимание — повод задуматься, — сказал он. — Как бы вы проанализировали эту ситуацию, будучи рационалистом?

Лориан поднялся на ноги — неудобно было сидеть перед таким человеком, как этот внезапный гость. Они были примерно одинакового роста — но Франц держал голову вполоборота, немного приподняв подбородок, и казалось, что он смотрит на Лориана сверху, будто будучи на целую голову выше. Синие глаза выражали ожидание ответа.

— Даже не могу представить, — Лориан замялся. — Обучение только началось, я только начинаю понимать, что происходит в моей голове…

Франц прикрыл глаза и мягко усмехнулся:

— Капитан Алери дал вам волю идти вперёд его уроков. И я знаю, что прошедших дней вам хватит, чтобы осознать — вы просто боитесь рассуждать. Боитесь ошибиться. — Лориан отвёл взгляд и рефлекторно поднял руку к воротнику, взяв в пальцы язычок молнии. — Я же предлагаю лишь попробовать. Нет в рационализме ничего, чего не открыть размышлениями. Давайте же, я вам помогу: что вызывает у вас вопросы в этой ситуации?

— Наверное… Думаю, то, что вы вошли без звуков или оставались невидимыми, пока я был здесь, — ответил Лориан, глядя в стену.

— Хорошо, — Франц взялся за трость чуть пониже набалдашника и покачал ею в пальцах. — Формулировка вопроса — уже половина успеха. Как вы считаете, что вероятнее — то, что я незаметно вошёл, или то, что я стоял здесь невидимым всё то время, что вы размышляли в темноте?

— Думаю, незаметно войти проще. Во всяком случае, я не открывал глаза уже очень давно.

— Отлично, — Франц поставил трость на пол с негромким стуком. — Давайте начнём с этого варианта. А сейчас я задам вопрос из тех, которые вам придётся научиться задавать себе: почему вы считали, что заметите всякого, кто зайдёт в кабинет? И да, вы поняли, как я получил подобный вопрос?

Лориан запустил пальцы руки в волосы.

— Боюсь, что не очень, — он коротко и тихо посмеялся. — Это всё слишком внезапно, я не был готов…

— Жизнь редко предупреждает, Лориан, — сказал Франц. — Давайте выйдем на улицу. Ночной Кубус — отдельный сорт прекрасного.

Коридор мягко освещался голубоватыми лампами, и в длинном высоком окне отражались две фигуры, шагающие в сторону выхода. Одна — парень в форме кадета Академии, а другая качала тростью в такт своим шагам. И в тёплой тишине коридора тонули тихие звуки их беседы.

— Раз мой голос застал вас врасплох, значит, вы считали — сознательно или нет — что голос не должен появиться без предупреждения, — говорил Франц, постукивая тростью по плитке коридора. — Иначе говоря, прежде, чем издать звук голоса, человек должен войти, причём обязательно стукнув дверью, ногой или ещё чем-нибудь. И вот здесь-то и кроется источник моего вопроса: почему вы считали, что услышите, как я вхожу в кабинет?

Лориан про себя поблагодарил Франца за то, что тот предложил выйти — шагая по коридору, он чувствовал себя спокойнее, чем стоя на месте один на один с собеседником.

— Я слышал даже поезда, проезжающие мимо Академии, — ответил Лориан. — Я бы точно услышал, как… Как называется этот звук, когда нажимаешь на ручку двери, и замок открывается?