— Масштабы сражений часто преувеличиваются, мой король. Двадцать человек повздорят, а в песне это нарисуют героическим кровопролитием.

— Это верно, — радостно согласился Хивел, — но я так люблю своих поэтов! Они превращают мои жалкие стычки в битву при Бадонском холме! — Он хитро улыбнулся и обратился к Келлаху: — Вот уж была настоящая битва, принц! Тысячные армии! И мы, бритты, в тот день разгромили сайсов! Они валились под нашими копьями, как пшеница под серпом. Уверен, лорд Утред может рассказать тебе о ней.

— Это было триста лет назад, — сказал я. — Или четыреста? Даже я не так стар, чтобы помнить.

Хивел усмехнулся.

— А теперь король сайсов приходит обоссать нас. Ты прав, лорд Утред. Он потребовал от короля Константина того же, чего и от меня год назад. Тебе известно, что это были за условия?

— Слышал, они были жесткие.

— Жесткие! — Хивел внезапно стал желчным. — Твой король Этельстан потребовал двадцать четыре фунта золотом, триста серебром и десять тысяч голов скота в год. В год! Каждый год, до скончания веков! А еще ястребов и собак! Каждую весну мы должны посылать в Глевекестр сотню птиц и две сотни охотничьих собак, чтобы он мог отобрать лучших.

— И ты платишь? — спросил я, хотя и знал ответ.

— А какой у меня выбор? В его распоряжении армии Уэссекса, Мерсии и Восточной Англии. У него есть корабли, а в моей стране мелкие королевства донимают меня, как комары. Я могу драться с Этельстаном! Но ради чего? Если не станем платить, он приведет свою орду, мои корольки присоединятся к нему, и Дифед будет разорен.

— Значит, станешь платить до скончания веков? — спросил я.

Хивел мрачно улыбнулся.

— Конец всему настанет еще не скоро, лорд Утред, а колесо фортуны вертится.

Я посмотрел на Келлаха.

— Он требует того же от твоего отца, принц?

— Еще больше, — коротко ответил Келлах.

— И теперь он хочет добавить к своему стаду армию Нортумбрии, — продолжил Хивел. — Он ссыт за свои границы, лорд Утред. На тебя.

— Значит, он просто делает то же самое, что и ты, — прямо ответил я. — Как ты поступаешь с теми мелкими королями, которые донимают тебя, как комары. То же самое делает твой отец, — повернулся я к Келлаху, — или он хотел бы сделать это с Оуайном из Страт-Клоты или с королевством Гебридов. Или, — я поколебался, но все же решил высказаться, — что ты с удовольствием сделал бы с моими землями.

Келлах молча смотрел на меня. Он должен был знать о визите Домналла в Беббанбург, но ничем этого не выдал.

Хивел, должно быть, почувствовал внезапную напряженность между нами, но проигнорировал ее.

— Король Этельстан заявляет, что несет мир, — сказал он. — Весьма по-христиански, да?

— Мир? — переспросил я, будто никогда такого не слышал.

— И он несет мир, заставляя нас приезжать в это богом забытое место и признавать его нашим... как там его? Верховным королем?

— Monarchus Totius Brittaniae, — вставил язвительный голос из тени, и я разглядел сидевшего на лавке священника. — Монарх всей... — начал переводить он.

— Я знаю, что это значит, — перебил я.

— И монарх всей Британии растопчет нас, — тихо сказал Хивел.

— Помочится на нас, — сердито добавил Келлах.

— И чтобы хранить этот христианнейший мир, — продолжил Хивел, — у нашего верховного короля будут сильные гарнизоны вдоль границ.

— Христианские гарнизоны, — вставил Келлах.

И снова я ничего не сказал. Хивел вздохнул.

— Ты понимаешь, о чем мы, лорд Утред, но кроме этого мы не знаем ничего. Все присягают Этельстану как послушные мальчишки! Я поклялся хранить мир, и Константин тоже. Даже Гутфрит преклонил колено.

— Гутфрит?

— Он пресмыкался как жаба, — с отвращением сказал Хивел, — и позволил Этельстану держать в его землях армию. И все его клятвы засвидетельствованы церковниками, написаны на пергаменте и запечатаны воском, а копии розданы нам. Но одна клятва была принесена тайно, и мои шпионы ничего толком не сказали, кроме того, что Элдред встал на колени перед королем.

— И не в первый раз, — ехидно добавил Келлах.

Я это проигнорировал.

— Элдред принес клятву? — спросил я Хивела.

— Он дал клятву, но какую? Мы не знаем! И с тех пор мы его не видим и не слышим, нам только сообщили, что он теперь олдермен! Мы должны называть его господином! Но олдермен чего?

В наступившей тишине только дождь легонько барабанил по крыше шатра, но быстро прошел.

— Мы не знаем, где он олдермен? — спросил я.

— В Камбрии? — предположил Хивел. — Или в Нортумбрии?

— Беббанбурга? — прорычал Келлах.

Я повернулся и сплюнул.

— Недоволен моим гостеприимством? — спросил позабавленный Хивел.

Я плюнул, исполняя обещание Бенедетте, а еще потому, что не хотел верить словам Келлаха.

— Я только что встречался с Элдредом, — сказал я Хивелу.

— А! Я бы тоже плюнул. Надеюсь, ты называл его «господин».

— Кажется, я назвал его крысомордым дерьмом. Что-то в этом роде.

Хивел рассмеялся и встал, а значит, мы все встали. Он указал мне на полог шатра.

— Уже поздно, но я провожу тебя, лорд Утред.

Снаружи ожидал десяток моих людей, и они сопровождали нас, как и двадцать воинов Хивела.

— Сомневаюсь, что тот лучник попробует еще раз, — сказал Хивел, — но лучше удостовериться, так ведь?

— Он не попробует, мой король.

— Это был не мой человек, заверяю тебя. У меня нет разногласий с Беббанбургом.

Мы медленно шли к кострам моего лагеря. Несколько шагов мы оба молчали, затем Хивел остановился и тронул меня за локоть.

— Колесо фортуны вертится медленно, лорд Утред, но оно вертится. Сейчас не мое время, но оно придет. Но сомневаюсь, что Константин станет ждать нового поворота колеса.

— Тем не менее, он дал клятву Этельстану?

— Когда у твоих границ три тысячи воинов, какой у тебя выбор?

— Три тысячи? Мне говорили только про две.

— Две в Эофервике и как минимум еще тысяча здесь. А король Константин умеет считать щиты не хуже любого другого. Его вынудили не вмешиваться в дела Нортумбрии и платить дань. Он согласился.

— Значит, он дал клятву, — сказал я.

— Так же, как вы с Этельстаном клялись друг другу, но каждому в Британии известно, что произошло с той клятвой. Он обещал не вторгаться в твои земли, и вот он здесь. Мы с тобой живем по старинке, лорд Утред, верим, что клятвы связывают нас обязательствами, но некоторые считают, что клятва, данная под принуждением, не имеет силы.

Я обдумал сказанное.

— Может, они и правы. Какой у тебя выбор с приставленным к горлу мечом?

— Не клясться, конечно! Заключить договор, например? Но клясться на копье Карла Великого? На том самом, что пронзило Господа нашего?

Он поежился.

— Но ты-то поклялся? — спросил я, зная, что это ему не понравится.

Но вопрос его позабавил. Он усмехнулся и снова тронул меня за локоть, давая знак, что нужно идти дальше.

— Я поклялся хранить мир, ничего более. На дань я согласился, но не присягал. Я сказал, что не могу связывать руки своим наследникам, и мальчишка меня понял. Он не обрадовался, лорд Утред, но он не дурак. Ему не нужны проблемы с Уэльсом, пока глаза его обращены на северные земли.

— А Константин? Он будет исполнять клятву?

— Нет, если хочет сохранить трон. Его лорды не обрадуются, что их король принял такое унижение, а скотты — народ гордый. — Он прошел несколько шагов молча. — Константин славный воин, добрый христианин и, полагаю, хороший король, но он не может позволить себе унижения. Так что клятвой он покупает себе немного времени. А станет ли он исполнять ее? С Этельстаном? С мальчишкой, нарушающим свои обещания? Если хочешь узнать мое мнение, лорд Утред, я не верю, что Константин станет ждать слишком долго, а его королевство сильнее моего, намного сильнее!

— Хочешь сказать, он пойдет на юг?

— Хочу сказать, он не позволит себя запугивать. Хотел бы я быть таким же, но пока мне нужен мир с сайсами, если хочу собрать страну воедино. А Константин? Он замирился со Страт-Клотой и сделает то же самое с Гибеаханом с Гебридов и бестиями с Оркнейяров, и тогда у него не будет врагов на севере, а будет армия, способная противостоять Этельстану. На месте Этельстана я бы обеспокоился.