— Константин его защитит.
— А может, Константин отступает? Щелкнул Этельстана по носу и считает, что этого достаточно?
— Не похоже на то. Константин не дурак. Он знает, что врага не щелкают по носу, а выпускают ему кишки и мочатся на его труп.
Мы встали лагерем около Сциптона, маленького городка с двумя полуразвалившимися церквями. Неподалеку были фермы данов, и местные сказали, что большинство из них ушло на запад. Но с кем они собрались сражаться? Я подозревал, что они присоединялись к войску Константина, и многие, слыша, сколько моих людей говорит по-норвежски или по-датски, думали, что мы намерены поступить так же.
На следующий день мы продолжили путь на юго-запад, продолжая встречать беженцев, разбегавшихся с дороги. Мы поговорили с некоторыми из них и получили в ответ все ту же историю: они видели дым и слышали о громадной армии скоттов, с каждым рассказом становившейся все больше. Одна женщина с двумя цеплявшимися за ее юбку детьми заявила, что видела всадников-чужаков.
— Сотни, господин! Их сотни!
На севере и западе все так же висели серые облака, и я убедил себя, что более темные полосы — это клубы дыма.
Я торопился, преследуемый пророчеством епископа Вульфстана, что битва уже состоялась. Все больше и больше беженцев теперь двигалось в одном направлении с нами, не пытаясь уже пересечь холмы, а на юг, к каменным стенам Меймкестера. Я выслал вперед разведчиков, расчистить после беженцев дорогу, покрытую навозом их скота.
На следующий день мы достигли Меймкестера. При нашем приближении стражники захлопнули ворота, испугавшись, что мы — люди Константина, и лишь после утомительного спора удалось убедить их, что я — Утред Беббанбургский и им не враг. Командир гарнизона, некто Эдвин, наконец сообщил мне первую достоверную новость с тех пор, как в Беббанбург прискакал Кенвал.
— Была битва, господин, — мрачно сказал он.
— Где? Что там произошло?
— На севере, господин. Олдермен Годрик убит. Олдермен Альфгар сбежал.
— Где на севере?
Он махнул рукой.
— Где-то там, господин.
В Меймкестере уже появились беглецы из разбитого войска саксов, и Эдвин подозвал троих. Они рассказали, как Альфгар и Годрик, которых Этельстан назначил олдерменами Камбрии, собрали свои силы и выступили на север, чтобы сразиться со скоттами.
— Это было на реке, господин. Мы думали, она их остановит.
— Но этого не случилось?
— Ирландцы обошли нас слева. Эти дикари так завывали!
— Ирландцы!
— Норвежцы, господин. У них были соколы на щитах.
— Анлаф, — резко сказал Эгиль.
Это было первое подтверждение тому, что Анлаф пересек море, и мы имеем дело не просто с армией скоттов, а с союзом Константина и ирландских норвежцев. И если Анлаф уговорил островных лордов, нам предстоит встретиться с ульфхеднарами с островов Судрейяр и Оркнейяр. Короли севера пришли уничтожить нас.
— Норвежцев были сотни! — сказал один из беглецов. — Безумные, как черти!
Эти трое до сих пор не могли отойти от поражения. Один из них видел, как убили Годрика, а его тело под норвежскими топорами превратилось в кровавое месиво. Альфгар сбежал с поля боя верхом еще до того, как битва закончилась, а его выживших воинов окружили скотты и норвежцы.
— Мы тоже сбежали, господин, — признался один из троих. — Я до сих пор слышу крики. Этим бедолагам не было спасения.
— Где была битва?
Они знали лишь то, что Годрик вел их на север два дня, нашел речку, которую посчитал препятствием для захватчиков, и там погиб.
— У него осталась вдова, — мрачно сказал Эдвин. — Бедняжка.
Эдвин ничего не слышал об Этельстане. Он уговаривал меня остаться в Меймкестере и добавить моих людей к его гарнизону, поскольку получил приказ удерживать Меймкестер всеми силами. Несомненно, такой же приказ был послан каждому бургу на северной границе Мерсии, но это ничего мне не давало. Мне требовалось узнать, где сейчас Этельстан и куда направляются Константин и Анлаф. Планируют ли они ударить на восток, в сердце Мерсии, или продолжат идти на юг?
— На юг, — сказал Эгиль.
— Почему?
— Если Анлаф здесь...
— А он здесь, — мрачно вставил Финан.
— ...они будут держаться близко к морю. Флот Анлафа будет снабжать их провизией.
— Там и так полно еды, — сказал я. — Урожай был хороший.
— Анлафу нужно иметь путь к отступлению, если дела пойдут худо, — добавил Эгиль. — Он не захочет слишком отдаляться от кораблей.
Это было разумно, хотя, если Эгиль прав, что станет делать Анлаф, когда достигнет Честера? Побережье там резко уходило на запад, в Уэльс, и если он пойдет дальше на юг, то потеряет связь со своим флотом.
— Честер, — сказал я.
— Честер? — озадаченно посмотрел на меня Эгиль.
— Вот куда они направляются. Захватят Честер, и у них будет опорная крепость и путь в сердце Мерсии. Они идут в Честер.
Порой кажется, что мысль приходит непонятно откуда. Чутье, рожденное целой жизнью в кольчуге и стенах щитов? Или размышления о том, как поступил бы я на месте Анлафа и Константина? Мы не знали, где они, не знали, что планирует Этельстан, я лишь понимал, что держать людей за стенами Меймкестера бесполезно.
— Отправь на юг гонца, — приказал я Эдвину, — скажи, чтобы нашел Этельстана и передал ему, что мы идем к Честеру.
— А если они явятся сюда? — тревожно спросил Эдвин.
— Не явятся. Они идут в Честер.
Потому что Константин и Анлаф хотели унизить Этельстана. Они хотели разрушить его планы по созданию Инглаланда и помочиться на его труп.
И я не сомневался, что сделать это они попытаются в Честере.
Глава двенадцатая
Земли к северу от Мерза пришли в упадок. Фермы были заброшены, амбары опустошены, скот угнан на юг, хотя пять раз нам встретились стада, гонимые на север. Ни одного большого, в самом маленьком было семь, в самом крупном — пятнадцать коров.
— Это норвежцы, — сухо сообщил Финан, расспросив пастухов первого стада.
— Боятся фуражиров из Честера? — предположил я.
— Наверняка, — ответил он. — Или собираются продать молоко и мясо Анлафу. Забрать их скот на юг?
— Пускай идут.
Мне не хотелось замедлять темп из-за животных, и меня не волновало, что Анлафу достанется немного говядины, поскольку направляющееся на юг войско наверняка уже собрало достаточно скота и будет неплохо питаться. Я обернулся в седле и увидел курящийся дым, который отмечал горящие усадьбы саксов. Без сомнения, к северу от нас находилось вторгшееся войско, но, похоже, оно остановилось по меньшей мере на расстоянии дня пути от Мерза.
Я много времени провел в Честере и хорошо знал этот край, полоску непокорной холмистой земли. Наполовину её заселяли саксы, не ладившие с соседями — данами и норвежцами, которые в ту пору, когда я командовал честерским гарнизоном, любили пробираться в Мерсию и красть скот. Мы не оставались в долгу и много раз с ними дрались, и я как раз вспоминал жестокие схватки, как вдруг увидел, что впереди возникла проблема.
Последнее, самое крупное стадо шло на север. Погонщики отказались убрать скот с дороги, высокая и крупная женщина раскричалась на наш авангард — Эгиля с парой десятков воинов. Я пришпорил Снаугебланда, чтобы посмотреть, как женщина ругается и плюётся в норвежцев. Данка, видимо, потребовала сказать, куда мы идём, и, услышав, что в Честер, стала обзывать нас предателями.
— Вы должны драться за старых богов! Вы же норвежцы! Думаете, Тор позволит вам выжить? Будьте вы прокляты!
Люди Эгиля заволновались, и, чтобы их успокоить, подъехавший ко мне Эгиль ответил женщине, что она ничего не понимает.
— Наши враги тоже христиане, женщина. Или ты думаешь, Константин носит молот?
— Константин сражается вместе с нашими людьми!
— А мы сражаемся за нашего лорда, — возразил Эгиль.
— Христианина? — усмехнулась крепкая краснолицая женщина лет сорока-пятидесяти от роду.
Остальные полдюжины пастухов были либо стариками, либо мальчишками, а значит, ее муж и другие здоровые мужчины отправились на север, к войску Анлафа.