– На самом деле ее есть за что благодарить!

Ник вошел в комнату и обнял Розалию, словно хотел защитить ее. Его рубашка намокла от крови, которой он испачкался, когда ягнилась овца. С бледным лицом, сверкавшими от гнева глазами, окладистой бородой и растрепанными белокурыми волосами, он был похож на дикаря. Джэб начал говорить с легкой улыбкой на лице.

– Ник, мальчик, именно это я и говорил. Конечно, она заслуживает благодарности. Вы оба заслуживаете. Я никогда не смогу достаточно отблагодарить вас за то, что вы сделали для Маргарэт.

– Розалия заслужила твою благодарность, – сказал Ник презрительно, – но не твои нечистые, шальные деньги. Ты выиграл их тогда, когда Маргарэт лежала на смертном одре? Или, может, тогда, когда ее хоронили? Может, ты хочешь узнать кое-какие подробности? О том, как Маргарэт страдала? Как она умерла в одиночестве? О том, что она была слишком слаба, измучена и сломлена – от тревоги, тоски, одиночества и унижений, которые ты ей подарил, чтобы бороться с тифозной лихорадкой?

Он в ярости прошелся по комнате.

– Ты бы остался доволен похоронами, Джэб. Ты можешь насладиться, представив себе эту картину сейчас. Твое тщеславие будет удовлетворено, когда я скажу тебе, что пришли все. Все те люди, которые были у тебя на свадьбе. Все – кроме тебя!

Губы Ника изогнулись в презрительной улыбке.

– Идеальный муж в траурной, с иголочки, одежде из Европы!

Потом он отвернулся.

– Ты получил мое письмо. Я хочу купить твою долю, так что тебе не будет больше нужды когда-либо опять приезжать на ранчо Санта-Виттория. Только назови сумму, об остальном позаботятся адвокаты. Лицо Джэба стало красным от злости.

– И такова-то твоя благодарность за крепкую дружбу. И партнерство! Помнишь Николая Константинова? Парня, который только-только сошел с корабля, и которого я взял под свою опеку? Вспомни, что это был я, Джэб Мэллори, который выиграл это ранчо.

– Без меня, – добавил он презрительно, – ты был бы ничто! А теперь ты говоришь, что хочешь выкупить мою долю!

– Я помню все, – Ник прошелся по комнате и обернулся к нему с оттенком угрозы на лице. – Это были мои деньги, на которые ты сделал ставку в игре, принесшей нам ранчо. И это мой тяжелый труд сделал ранчо Санта-Виттория таким, каким оно стало теперь. Ответь мне – что ты сделал для того, чтобы увеличить его территорию? Чтобы оно процветало, Джэб? Где ты был все эти годы? Играл в азартные игры и прелюбодействовал с непотребными женщинами в Сан-Франциско!

Розалия бросилась между двух мужчин, ягненок все еще был у нее на руках.

– Ник, пожалуйста, мне не нравится, когда ты так разговариваешь!

Ник отвернулся от Джэба, пожав с отвращением плечами, но Джэб схватил его за руку.

– Я вложил много денег в это место, Николай Константинов, – сказал он, скрипя зубами, – и, клянусь Богом, если бы ты не сделал так много для Маргарэт, я бы убил тебя немедленно за то, что ты только что сказал!

Смех Ника был полон презрения.

– Это – типично для тебя, Джэб, – парировал он. – Ты всегда готов вступиться за свою честь, которой у тебя нет.

– Дьявол тебя забери! – заорал Джэб, занося кулак, но Розалия опять бросилась между ними.

– Пожалуйста! О! Пожалуйста! Не делайте этого! – молила она. – Не вносите насилие в наш дом!

Джэб отступил назад, перекошенный от злости. Он взглянул на Ника.

– Все, что я хочу сказать тебе, – это только то, что ты никогда не получишь мою долю ранчо. Клянусь Богом, юноша, я позабочусь, чтобы ни один цент из моих денег не попал в твои руки. Ты никогда не наложишь лапу на мое имущество!

Ник бесстрастно сложил руки.

– Увидим, – пожал он плечами. – Поживем – увидим.

Джэб выскочил из комнаты, Розалия бросилась за ним, все еще с ягненком на руках. Не может же он просто так вот уехать, думала она с ужасом? Ни словом не заикнувшись о своем ребенке? Даже не взглянув на нее?

– Джэб, – закричала она, когда тот сбегал по ступенькам. – Джэб! А как же Поппи?

Он внезапно остановился и уставился на нее.

– Поппи, – повторил он, как человек, который вспоминает что-то, давно забытое. – Ну конечно… Поппи. Где она?

– В детской, с Энджел.

Он взлетел по ступенькам, прошел по галерее, которая вела к детской. Быстро передав ягненка горничной, Розалия бросилась за Джэбом. Энджел крепко спала в ближайшей к двери кроватке, ее белокурые локоны разметались по подушке, как светлый нимб вокруг головы, золотистые длинные ресницы отдыхали на хорошеньких пухлых розовых щечках. Поппи не спала, ее рыжие волосы пылали на солнце и большие голубые глаза смотрели на Джэба с любопытством.

Джэб внимательно рассматривал малышку, постепенно узнавая – у нее были волосы матери и светлая кожа, но, слава Богу, у нее была типично ирландская внешность! Взяв из кроватки мягкое шерстяное одеяло, он завернул в него девочку.

– Джэб! – побежала за ним Розалия, когда он с ребенком направился к двери. Девочка была у него под мышкой, словно куча белья, которое нужно отнести в стирку.

– Куда ты несешь ее?! – кричала Розалия. – Джэб, Джэб… Пожалуйста, не надо!

– Я сказал Нику, что у него никогда не будет ничего моего. Включая мою дочь, – выкрикнул Джэб, пересекая холл.

– Ник! Останови его, останови! – кричала Розалия.

– Я не могу, – ответил Ник грустно. – Поппи – его ребенок, не мой.

– По крайней мере, хоть в этом ты прав, юноша, – крикнул Джэб, выходя на ступеньки. – И вот что я тебе скажу. Ты никогда больше не увидишь ни меня, ни ее!

Розалии показалось, что она услышала детский плач, когда он сунул Поппи в экипаж. Потом Джэб взобрался туда сам. Через минуту они уехали.

Майк отодвинул стул от стола и слегка потянулся. Каминные часы пробили половину шестого утра. Он только что закончил первые главы книги о Поппи, и был совершенно выжат. Но это была капля в море. Предстояло еще столько написать, разгадать столько загадок…

Когда он растянулся на кровати, он думал о том, что характер Поппи по-прежнему оставался тайной для него. Майку стало любопытно, что же мог представлять из себя ребенок, рожденный от такой страсти и такого безразличия. Лед и пламень?

1881–1886, Калифорния

Джэб и Поппи поселились в самом экстравагантном номере, какой только мог найтись в отеле «Сэр Фрэнсис Дрейк» в Сан-Франциско. Тем временем его собственный дом заново отделывался. В одной из комнат была устроена детская. Как только переехали в этот дом, Джэб позвал свою старинную приятельницу, певичку и танцовщицу из ревю «Фоллиз» Марайю Кент, женщину с золотым сердцем, и попросил подыскать ему няню для Поппи.

Марайя задумалась на секунду.

– Я как раз знаю одну девушку. Думаю, она тебе подойдет. Я попрошу ее зайти сюда завтра утром.

На следующий день Луиза Ла Салле явилась в дом Джэба в качестве претендентки на место няни Поппи. Луиза была танцовщицей, по ряду причин оказавшейся в затруднительном положении, и Марайя оказывала ей большую услугу, предлагая постоянную работу. Она рассказала Джэбу немного о себе. Луиза родилась в деревне. Кроме нее, в семье было еще одиннадцать детей, так что она знала толк в уходе за малышами. Окончательно вопрос в ее пользу был решен благодаря одному деликатному моменту. У девушки были восхитительные карие глаза и самая соблазнительная грудь, какую только Джэб видел за последние годы.

В первую же ночь, после того, как она уложила Поппи спать в хорошенькую кроватку в ее новой, роскошно убранной детской, Луиза надела свой любимый красный шелковый халат и отправилась в комнату Джэба предложить несчастному вдовцу ряд маленьких услуг. Нечего и говорить, что они не были отвергнуты.

Джэб настоял, чтобы Луиза как няня Поппи носила униформу. Вложив пачку денег в ее маленькую крепкую ручку, он отправил ее купить все необходимое для этого. Он зашелся от смеха, когда увидел результат. Затянутая в новый черный корсет и сверкая красными шелковыми панталонами, Луиза пикантно изогнулась, натягивая красную нижнюю юбку. Положив одну ногу на стол, она стала пристегивать изящный красный шелковый чулок. Джэб застонал от желания, когда ее пышная грудь вывалилась из корсета. Не успела она взяться за пакет, чтобы показать ему новую белую атласную блузку, как Джэб уже опрокинул ее на спину и, стащив с нее весь ее новый наряд, быстро овладел ею. Если Поппи и плакала этой ночью, никто не пришел успокоить ее.